Телохранитель для души - Рина Осинкина
Порасспрашивать кочерыжку, что ли, прямо сейчас? Эта, даже если в гостях у снохи, все про всех в курсе. Проныра, видать. И задира, судя по травме. А судя по характерной отечности и багровому цвету морды лица, не дура сунуть носяру в стаканчик. Сыщику таковая ее слабость лишь на руку, тем более что ему всего-то и нужно, что выяснить номер интересующей квартиры, а остальное – вопрос сноровки.
Старуха поводила головой по сторонам, определяясь, куда ей хочется больше – направо или налево, и, опираясь на линялый зонтик-трость, заковыляла вдоль подъездов направо. Похоже, нацелилась покинуть двор и отправиться на променад поближе к культуре и цивилизации.
Клим заторопился выйти из машины, чтобы ее нагнать, но в этот момент пронзительный крик порвал тишину. От неожиданности Петрухин вздрогнул и принялся озираться.
Орал дворник, выпучив глаза и тыча пальцем в тележку. Вопль был длинный и душераздирающий.
«И чего он так взвыл? На расчлененку наткнулся?» – обеспокоился Петрухин.
Подобное происшествие могло осложнить ему работу.
Дворник между тем, сделав глубокий вдох, вопль повторил. Клим понял, что через минуту-другую во двор хлынет толпа растревоженных жильцов в халатах и тапочках, и это тоже некстати. Однако ничего похожего не произошло. Никто в майке и трениках не выбежал и даже не выглянул в форточку, чтобы спросить: «Какого фига?»
Дворник завопил вновь, на этот раз используя слова.
– Лосось! – с надрывом орал он. – Ну зачем ты опять взял мой скребок, Лосось?! Я не могу без него, ты знаешь. Зачем, зачем ты так со мной поступил?!
Он пнул в сердцах тележку, и она опрокинулась на бок. Таз вывалился, загрохотал, переворачиваясь. Отбросы просыпались, чем вызвали у неуравновешенного примата новый приступ ярости. Наподдав тележку еще раз, он подтрусил к стене пятиэтажки, припал к вентиляционной дыре в фундаменте и злобно заревел:
– Слышь ты, падла щербатая! Не вернешь инвентарь, глаз на пятку надену, понял, плесень?!
Из полутьмы ответили нетрезво и хрипато. Похоже, что-то пообещали. Дворник отпрянул с ошарашенным видом, словно с ним в контакт вступило само подземелье. Потом возмущенно завертел головой в поисках поддержки. Ни в ком ее не найдя, сплюнул и поплелся подбирать свой мусор.
Петрухин понял, что клининг-оператор был невежливо послан и возврат инвентаря ему не светит.
Климу стало неинтересно. Обычный бузотер, не успевший с утра похмелиться. Из-за него Петрухин упустил осведомительницу, теперь ее не догнать. Точнее, догнать рухлядь труда не составит, но в этом случае есть риск прозевать исход объекта из подъезда, что явится постыдным косяком, в сравнении с которым несостоявшееся интервью с бабкой-хулиганкой – смешной пустяк.
Клим все-таки вылез из машины, чисто размять ноги. Далеко отходить не стал, потоптался возле левого борта и снова забрался внутрь. Вытащил бутерброды, подзакусил. Допил кофе. Делал все не спеша. А куда торопиться? На все про все он давал голубкам час с лишним. И не ошибся. За одним исключением: из подъезда бэйба вышла одна.
Ему не понравилось, как она двигалась. Так деловито и споро отходят бойцы спецназа, выполнив диверсионное задание. Четко, уверенно, отработанно.
И за какой, интересно, надобностью она нацепила на себя эту заюзанную куртку? И откуда взяла? Никакой куртки при ней точно не было. В заплечный мешок, размером с детское ведерко, который и посейчас бил цыпу ниже лопаток, такая объемистая вещь поместиться бы в принципе не могла. С чужого плеча куртка? В такое пекло?
Девица обогнула джип, доставивший ее сюда полутора часами раньше, пересекла по диагонали двор и скрылась в узком проходе между корпусами.
В непонятном оцепенении Клим машинально сделал несколько снимков ее удаляющейся фигуры и продолжил ждать, вцепившись обеими руками в руль.
Кого ждать или чего? Он не смог бы ответить. Но точно не хозяина «ровера».
Тревога вскоре развеялась, и Петрухин успокоенно подумал, что этот самый хозяин банально заснул после физических упражнений и через часок выйдет к своей тачке, посвежевший и довольный жизнью. Клим помашет ему на прощанье платочком, а потом поднимется на этаж, ловко, но ненавязчиво раздобудет нужную информацию у соседей по лестничной клетке и заодно ознакомится с конструкцией дверного замка.
Благодушествовал он недолго. Ровно до тех пор, пока к дому не подкатил белый «ниссан» с синей полосой и гербом Москвы по бортам и не раскорячился уверенно поперек пешеходной дорожки.
Петрухин запаниковал, хотя подсознание ничуть не удивилось. Сыщик поспешно завел двигатель и выехал со двора, крутя головой в запоздалой попытке высмотреть уличные видеокамеры.
Раньше нужно было высматривать, придурок. Но повезло: двор был захолустный и следящими устройствами не оборудованный.
Оставив машину в соседнем проулке, он торопливо зашагал обратно, поправляя на ходу видавшую виды фуражку с переломанным козырьком, нависшим кривым чердачком над переносицей. Типа, изменил внешность. Хоть так, чем никак.
У подъезда уже начали собираться жильцы. И где хоть они отсиживались только? Не было же никого, когда дворник орал, а теперь с пяток разнокалиберных мужиков, не считая десятка старух и теток, переминались и шушукались напротив подъезда.
Главное, ну что такого: подумаешь, наряд прибыл? Может, банальный бытовой скандал с мордобоем, вот и приехали блюстители. Однако «треники-халаты-тапочки» что-то почуяли и выползли, снедаемые любопытством.
Клим не знал, что именно учуяли «треники», но его интуиция велела ждать, и он ждал, устроившись за углом трансформаторной будки, такой же замызганной, как и все прочее, что его тут окружало.
Наконец, из подъезда вышли двое в штатском, толпа зашуршала громче. Один из оперов держал в руке прозрачный пластиковый пакет, внутри которого ясно просматривались винная бутылка и красно-белая плоская коробка. Похоже, с конфетным ассорти. Второго, шедшего налегке, Клим вроде бы даже признал, и это было странно. Что такого волнующего здесь произошло, если потребовалось участие офицеров с Петровки?
Сотрудники МУРа уезжать не торопились, переговаривались друг с другом и по телефону. Толпа тоже не расходилась, граждане жаждали продолжения и обменивались мыслями.
Подъехал фургон, называемый в народе «труповозка». Люди в униформе, перебросившись с опергруппой несколькими фразами, проследовали в подъезд. С напряженным ожиданием наблюдал Клим Петрухин за лестничными окнами, теша себя надеждой, что «униформа» не поднимется выше третьего этажа. Или поднимется выше четвертого. Надежда не оправдалась. А еще через двадцать минут наружу вытащили носилки, нагруженные черным пластиковым мешком с очевидным содержимым.
Стараясь не привлекать лишнего внимания, Петрухин подобрался поближе. Остановился за
