Джон Берли - Детектив Уайклифф и охота на диких гусей
Уайклифф посчитал это прекрасно отрепетированным спектаклем и со своей стороны отвечал так благожелательно, как только мог. В то же время он, помимо воли, оценивал офис заместителя начальника управления — ведь кабинет, если он в среду скажет «да», станет принадлежать ему, Уайклиффу. Ну что ж, все тут было примерно то же самое, как и в кабинете у самого Уайклиффа, только окна выходили на автостоянку вместо автострады, как у Уайклиффа. А за автостоянкой тянулись поля с коровами и редкими деревцами. Ну что ж, один из последних кусочков земли, не затронутой новомодными реформами. Нет, скорее не этот пейзаж действовал на Уайклиффа, а мягкий присвист плотно пригнанной двери, которая плотно захлопывалась за каждым входящим сюда.
Беллингс глядел на него так, словно ожидал ответа на невысказанный вопрос.
— Вот так, Чарльз, еще одна глава в моей жизни закончилась. Я заново все начинаю в октябре.
— Ага. Скажите, вы как-то говорили мне насчет карьеры Паркина и его репутации. А не могли бы вы рассказать мне об этом поподробнее? — сказал Уайклифф.
Лицо Беллингса окаменело. Он явно хотел отказаться, но не хотел, чтобы его обвинили в утаивании информации от коллеги по работе. Наконец он беспомощно развел руками:
— А что ты конкретно хочешь знать?
— Какой у него характер? Что он вообще за человек?
Беллингс процедил:
— Я уже говорил тебе, что все мое знакомство с Паркином состояло в совместной службе в Корее. Это всего несколько месяцев, в ранней молодости… — он сделал паузу, чтобы дать собеседнику прочувствовать весь пафос сказанного, а себе — дать время на размышление. — Я говорил, что это человек, любящий рисковать. Он не ждет, пока окажется в сложной ситуации, он словно сам такие ситуации создает. Так, во всяком случае, казалось мне и другим его сослуживцам. Никогда он не охотился и не хвалился, и все его подвиги как бы оставались незамеченными. Он о них старался не говорить, иногда даже грубо отбивался, а мне даже казалось иногда, что он стесняется дикой сущности своей натуры… — Беллингс стал играть своей дорогой шариковой ручкой (такую же получил в подарок к Рождеству и Уайклифф, но он предпочитал пользоваться обычной, дешевой.). — Казалось, его влечет вот эта вот страсть к риску, как у многих людей. Такие люди, как я потом стал думать, боятся, что их станут подвергать каким-то там испытаниям, проверкам, и чтобы самоутвердиться, они…
— Вы имеете в виду испытания, которым приходится проходить в обществе? Тогда скажите, как она вел себя в обществе своих коллег?
Снова язвительная усмешка:
— Условия, в которых мы находились, вряд ли располагали к общественной жизни. Но если подумать, что именно вы могли иметь в виду, то могу сказать, что Паркин, несмотря на прекрасные физические данные, все-таки не был в лучшей форме. В то время он не пил и не курил, но он и не занимался спортом. Конечно, кто мог знать в то время, что станется с каждым из нас.
Конечно, Беллингс был не в восторге от того, что Уайклифф раскрыл таким образом пристрастие Паркина к азартным играм и одновременно — его близость с Беллингсом.
Уайклифф стал снова рыться в папке дела. Ведь зачастую случалось так, что в пухлом разросшемся деле выявляются обстоятельства, которые заставляют по-новому взглянуть на старые показания.
Позвонил Смит и сообщил в своей обычной манере — смесь удовлетворения и сожаления:
— Я обнаружил набор отпечатков, которые совпадают с теми, которые вы мне принесли на бутылке… Звоню вам из антикварного магазина, и собираюсь еще раз все проверить. Дело в том, что отпечатки обнаружены на нижней стороне сиденья в туалете на первом этаже — указательный, средний и безымянный.
Уайклифф издал тяжелый вздох. Это был полный провал, потому что в таком месте отпечатки пальцев Паркина могли быть оставлены в любой момент. И все-таки это был добрый знак — как оливковая ветвь, которую доставил голубь в клюве на Ноев Ковчег, возвестив о близости земли.
Уайклифф снова занялся своей папкой, и в частности, его внимание привлекли фотографии, помеченные серийными номерами: это были снимки, сделанные Смитом в комнате Джозефа после того, как оттуда убрали тело. Здесь все детали были строго на своих местах, и сами фото выглядели готовыми отчетами, не требующими дополнительного объяснения.
Кровать Джозефа — вот она, узкая холостяцкая софа. Даже на фото она выглядит убого. Над кроватью Джозеф хранил свои книги альбомы марок; на многих можно было разобрать названия. На другом снимке был письменный стол — раскрытый альбом, раскрытый на странице, обозначенной аккуратным курсивом: «Гватемала, 1987 г.». Вот и все его хобби — пинцет, лупа, перфоратор, и несколько марок в полиэтиленовой оболочке. Кроме того, здесь была китайская пепельница и его трубка, лежащая рядом альбомом. И еще подставка для карандашей со старомодными карандашами и фломастерами для начертания заголовков на страницах.
Уайклифф обратил внимание на другую часть кабинета Джозефа — а именно, на ту часть стены, где выставлена была коллекция трубок. Интересно, может ли выбор тех или иных трубок характеризовать человека? Возможно, помимо его сухой, коммерческой стороны жизни имелась и эта, артистически-утонченная? Паркин тоже предпочитает трубки с длинным мундштуком, но у его трубок и раструб пошире, туда вмещается больше табака для продления удовольствия. То же самое, что и самого Уайклиффа. А как насчет Зайчика Лэйна? Нет, Лэйну нравятся трубки с коротким мундштуком и низеньким раструбом, какие курят удачливые торговцы. Странно…
Звенькнул внутренний телефон, и Уайклифф нажал кнопку.
— Вас хочет видеть сержант Керси, сэр.
— Впустите его.
Вошел Керси, глянул на фотографии на столе и бросил с усмешкой:
— Типичный английский интерьер двадцатого века, работа школы Смита. Я угадал?
— Ты что-нибудь новенькое нашел?
— Кое-что. Констебль Эдвардс, который проводил опрос соседей, только что сообщил мне это. Не знаю, помните ли вы, но на Догс-Лег-Лейн, с правой стороны, прямо перед поворотом, есть такой дом с низеньким окошком, почти на уровне мостовой. Там с незапамятных времен живет чета неких Поутов, и вечером в субботу от проливного дождя вода стала проникать прямо им на кухню! Дело в том, что сточный люк засорился, и старику Поуту пришлось выйти наружу и прочистить его, а именно в этот момент мимо проходил Паркин.
— Когда это было?
— Чуть раньше восьми часов. — сказал Керси и продолжал: — Но самое странное то, что майор не пошел вниз по Бир-стрит, а свернул на боковую аллейку, что идет между домами.
— К Мерилин Форд! — воскликнул Уайклифф.
Керси кивнул:
— Ну да. Моя матушка говаривала, что Бог вкладывает в каждый мешочек Санта-Клауса хоть один сюрприз, и надо сказать, в чем-то она была права.
— Пойди и потолкуй с нею, в смысле, с девицей Форд, — сказал Уайклифф.
Когда Керси позвонил в дверь, он слышал работающий в квартире пылесос. Когда Мерилин Форд открыла ему дверь, на ней был халат, а на голове замотан шарф.
— День добрый, Мерилин. Прибираешься?
Девица посмотрела на него с подозрением:
— А я уже думала, чего это вы не захаживаете. Вам что, повышение дали, или как?
— Или как. Можно мне войти?
— Все равно ведь войдете. Вам от меня что нужно, подписать бумажку с показаниями?
Керси вошел в пропитанную ароматами комнату, убрал атласную куклу с кресла и уселся. Пылесос стоял посреди комнату. Было ощущение, что попал в ночной клуб посреди дня.
— Чувствуйте себя как дома, — ехидно бросила девица.
— Спасибо. — Керси придал конечностям куклы идиотское положение, и девушка невольно рассмеялась. — А мне казалось, что я знаю всех твоих постоянных клиентов, Мерилин…
Смех ее оборвался.
— Да уж, вы, полицейские, вечно думаете, будто вам все обо всех известно.
— Майор Гэвин Ллойд Паркин, например?
— Не пойму, о чем это вы?
— Не о чем, а о ком. Его папаша был генералом и «сэром», да и сам майор в свое время был крупной шишкой. Ты попала в высший свет, крошка.
— Чего вам надо от меня?
— В субботу на прошлой неделе, чуть раньше девяти, ты слышала звук выстрела. А позже увидела человека, который подошел к дверям антикварной лавки. Ты так сказала моему шефу.
— Да, верно.
— Но почему же ты не добавила, что Паркин был у тебя и ушел незадолго до звука выстрела? Кстати, за сколько именно минут?
— Поскольку его у меня не было, то как я могу вам сказать, когда он ушел? — Она размотала шарф и помотала головой, раскидывая темную гриву волос.
Керси наставил на нее указательный палец:
— Шалунишка! Мы знаем, что он был у тебя, и тебе не стоит вредить себе самой, пытаясь нас обмануть! Когда он вышел?
Девушка повернулась к пылесосу, словно собираясь включить его.