Игорь Блинов - Ворона летает по геодезической
— Вы откуда будете? — начал Ермолаев.
— Из тайги мы, унхуры, — с забавным акцентом пояснил старший.
— Пешком пришли?
— Однако, пешком.
— Зачем пришли?
— Беда у нас. Беда пришла на нашу землю. Скоро все мы кончимся. Лунки опять пришли. Лунки наших еви начали замуж брать. Отдариться хотели, а толку нет. Может, им другое что нужно. Вот сюда пришли, на базаре смотрели, а нас солдат сюда привел. Отпусти, начальник, шибко беда у нас.
Старик вытер глаза рукой. Ермолаев, уже не удивляясь своему везению, решил действовать наскоком.
— Не горюй, дедушка, — бодро сказал он. — Я смогу вам помочь, прогнать лунков и всех шайтанов. Сам всевышний этого хочет.
Похоже, наивные лесные жители этого ждали.
— Не врешь, начальник? — возбужденно заговорили они. — А то шибко беда у нас, маячки придут, где жить будем?
— Ну что ж, пошли? — предложил Ермолаев. — Прямо сейчас.
Пришельцы стали переглядываться. Наконец старик заговорил:
— Скоро нельзя, начальник. Ждать надо. Шаман спросит у духов, тогда айда к нам.
— Мои духи говорят мне, что промедление смерти подобно. А шамана на месте спросим, — Ермолаев даже не старался подделываться под туземную речь, чувствуя, что эти странные люди его поймут. — Если его духи скажут — нельзя, пойду назад. Для кого я стараюсь, в конце-концов…
Пока унхуры раздумывали, Ермолаев послал за Викой и велел ей срочно собираться. Впрочем, она, как активный молодой спортсмен, была в полной боевой готовности, и через четверть часа появилась в кабинете, волоча за собой два рюкзака. Как ни странно, но именно ее появление и решило дело — унхуры согласились. Позже Ермолаев догадался о причине их реакции: напуганные темные люди поначалу не были уверены и в Ермолаеве — мол, не один ли это из тех хитрых злых духов, которые, как рассказывали еще старики, приходят с кладбищ и городов. Но, увидев девушку, они успокоились — по крайней мере жены среди соплеменниц ему не надо, никого под землю не утащит. А Ермолаев-то думал, что они примут Вику за его младшую сестру…
Они долго пробирались по болоту и извилистым лесным тропинкам, прежде чем оказались в поселке. Определив Вику на постой, Ермолаев прежде всего пошел в избу местного вождя, которого звали Сонг, и преподнес ему сигареты и чай. Вождь был молод, и довольно хорошо говорил по-русски.
— А что, чужого человека здесь не видели? — спросил Ермолаев уже перед самым уходом. — Может быть, золото искал или еще что…
— Был человек такой из города, тоже желтые камни искал. Только он не человек, а Хозяин, Курбат-ики.
— А где он теперь? — спросил Ермолаев.
— Старики говорят, он и здесь есть, и в городе есть.
— Понятно. А где он желтые камни искал?
Сонг внимательно посмотрел на него:
— Покажу, где искал. Духи велят, покажу. А теперь на поляну надо. Кам придет.
На поляне готовились к камланию. Ермолаев отнесся к затее скептически, но виду не подал и согласился участвовать в языческом обряде. Когда взошла луна, шаман обрядился в длиннополую шубу, увешанную множеством металлических фигурок и кожаных косичек, на голову надели остроконечную шапку. Вскоре все взрослые собралось у костра, каждый выпил по ковшику травяной настойки, и действо началось.
Шаман приблизил бубен к огню, разогрел натянутую на бубен кожу и стал размеренно постукивать по нему колотушкой. Ритм убыстрялся, зазвучала ритуальная песня, и мир удивительным образом преобразился — темное небо стало светлым, костер и люди вокруг застыли, а грубые деревянные фигурки чаек на шестах приобрели реалистические очертания и даже, как показалось, зашевелились. Тело стало легким и понеслось вдаль с несусветной скоростью. «Ермолай, держись за бубен!» — прозвучало где-то рядом. Он оглянулся и увидел шамана, который приблизил к нему край деревянного обода.
Но хвататься за бубен не пришлось, потому что в следующее мгновение Ермолаев уже стоял один на твердой земле, среди высоких деревьев. Подошел человек, лица его разглядеть было невозможно — словно он старательно прятался в густую тень.
— Это ты, что ли, Курбат-ики? — спросил его Ермолаев.
— Да, так меня называют, — медовым голосом ответил незнакомец.
«Ну погоди, приятель, — подумал Ермолаев. — Снится ли мне, или вправду существуют иные миры, а только сейчас я все про тебя узнаю…»
— Так ты — дух того, кого я ищу? — спросил он у Курбат-ики.
— Ты же сам не знаешь, кого ищешь…
— Я ищу тех, кто творит зло.
— А что есть зло?
— Ну, это понятно, — ответил Ермолаев. — Те, кто ищут легких путей в ущерб другим, кто мешают людям жить счастливо, те и творят зло.
— Так просто? А если мы защищаем традиции, где каждый знает свое место, и счастлив уже потому, что никто не отнимет предназначенную ему судьбу, где мысль очищена от лукавства, где прожитые годы человека — его достояние?
— Все правильно, и благородно, но только тех, кто хочет развития или просто отличается от других, вы объявляете врагом… — ответил Ермолаев.
— Конечно, ведь такие люди вредят нам.
— Они не вредят, они живут по-другому. Мир многообразен и поворачивается к человеку разными гранями.
— Нет, — возразил Курбат-ики. — Не надо себя обманывать…
— В чем обман? В обществе каждый может жить по-своему, и не мешать другим, и жить в мире.
— Ты ведь сам понимаешь, что такого общества нет.
Ермолаев промолчал.
— Люди всегда воевали друг с другом, — продолжал Курбат-ики. — И побеждали те, чье время пришло.
— А как узнать, чье время пришло? — спросил Ермолаев.
— За кем осталось поле битвы…
— Это ты, значит?
— Да. И ты.
— Что за ерунда!..
— Ермолаев, ведь ты такой же, как я.
— Нет, неправда, — Ермолаев зажмурил глаза и резко раскрыл, чтобы проснуться.
Еще раз, и еще…
Он очнулся оттого, что в лицо ему брызгали водой. Кругом были сосредоточенные лица унхуров. Камлание кончилось.
Дом Курбатова, черный и мрачный среди тайги, Ермолаев нашел легко. Он взбежал по ступенькам крыльца, распахнул дверь и быстро миновал сени.
Курбатов сидел за столом, одетый в неизменный старинный сюртук.
— Ну что, душевный ты наш, как дела? — приветствовал его Ермолаев.
— Мои-то дела — табак, а у тебя-то, вроде, не лучше?
— Это почему же? — не понял Ермолаев.
Курбатов зловеще усмехнулся:
— Ну как же — пока ты тут рыскал, девку твою я…
Ермолаева бросило в жар. Он на мгновение растерялся, и Курбатов, воспользовавшись моментом, схватил со стола чайник и бросил, метя в голову. Попал. В глазах у Ермолаева потемнело, и он закачался. «Только не терять сознание, — приказал он себе. — Иначе конец». Но ноги подкосились, и он сел на пол. Курбатов бросился на него, взмахнув полами сюртука, но Ермолаеву удалось рвануться в сторону. В голове быстро прояснилось, и он, собрав все силы, повалился на Курбатова, целя ему локтем в нос…
В корзине под лавкой нашлась веревка. Ермолаев связал маньяка и присел отдохнуть, потирая лоб. Из ссадины сочилась кровь. «Это хорошо — шишки не будет», — подумал он.
Курбатов зашевелился.
— Не люблю крови, — произнес он.
Это прозвучало нелепо.
— Еще вопрос, — вспомнил Ермолаев. — Барыга сказал, что про Вику ты не знал, что она здесь.
— Купился ты. Тогда не знал, а теперь знаю.
Ермолаев ощутил смесь досады и облегчения: «Да, ловко он меня расколол. Но зато с Викой все в порядке — а это главное».
— Хитер ты, конечно, — заметил он. — Но теперь это не пригодится. Тут наша взяла.
— Зачем ты пришел?
— Ты должен ответить по закону, вот зачем.
— По какому закону, по вашему? У меня свой закон, и я признаю только его. Я сам себе хозяин.
Ермолаев с сожалением посмотрел на Курбатова:
— Ну и скажи на милость, как ты докатился до жизни такой?
— А ты?
— Воспитанные люди не отвечают вопросом на вопрос. Я живу во благо общества, а ты во вред. Это не довод?
— Нет, не довод. Ты служишь искусственному миру, и приумножаешь его, а я соблюдаю законы природы.
— Ага, понял — «человек человеку — волк», это и есть закон вашей природы.
— Нашей, нашей с тобой общей. Вот ты меня убьешь, и тем самым только подтвердишь закон.
— Не убью, а отправлю в тюрьму.
— Это одно и то же.
— Ладно, не утомляй. Пора идти.
— Отпусти меня, и я обещаю, что больше никогда… — монотонно заговорил Курбатов. — Что изменится, если я уйду отсюда?… У меня есть золото, очень много…
— Тьфу, какая банальность, — покачал головой Ермолаев. — Да не люблю я тебя и тебе подобных, вот и все. Давай, поехали, как говаривал Юрий Алексеевич.
— Долгорукий, что ли?
— Гагарин. Не тяни резину, пошли.
— Можно и прогуляться.
Они вышли и направились к деревне унхуров. Руки Курбатова были крепко привязаны к туловищу, и идти ему было неудобно. Он устал и стал часто спотыкаться.
