Андрей Житков - Кафедра
В темноте послышался визг и хохот.
— Саша, ты с ума сошел!
Клевало сегодня плохо. Александр Антонович довольно быстро продрог от пронизывающего ветра — не помогла даже фляжка с “внутрисогревающим”, — издергался от пустых поклевок и, в конце концов, чертыхаясь, смотал удочки и отправился домой, на теплую печку, к любимой “девушке”. Именно так он ее всегда ласково называл.
Зайдя на веранду, Александр Антонович услышал женские голоса. Все понятно — Тамарка приперлась!
Женщины сидели в комнате за круглым столом. На столе стояла полупустая бутылка водки с полуотклеившейся этикеткой, на блюдцах были разложены сыр, колбаса, шпроты. Александр Антонович укоризненно покачал головой — нечего тут хозяйку привечать!
— Ой, кто это такой пришел, на Деда Мороза похожий? — расплылась Тамарка в улыбке, завидев Александра Антоновича. — Околел, небось? Остограмься, и оттаешь! — она плеснула в стопку водки, подала Александру Антоновичу.
— Ну ладно, за здоровье присутствующих здесь дам! — проректор по-гусарски щелкнул оттаивающими валенками и опрокинул в себя стопку. Водка приятным теплом потекла по жилам. — Олечка, можно тебя на минутку?
Он завел Ольгу Геннадьевну на кухню и покрутил у виска пальцем.
— Ну и зачем ты тут перед ней все разложила? Ты, что ли, домой ее понесешь? Сунула тридцатку в зубы, и вали! Она ведь пока в дым не напьется, не успокоится.
— Саш, откуда я знала? — пожала плечами Ольга Геннадьевна. — Она ко мне с теплотой, с добром. Нельзя же так с людьми!
— Знаю я, где вся эта ее теплота! Ну ладно, — Александр Антонович смягчился. — Если тебе так хочется… Давай на стол накрывай, пообедаем как следует… Помоги валенки снять. Ноги околели, ничего не чувствуют, — Александр Антонович сел на стул, и Игонина не без труда стащила с него валенки с галошами.
Они сидели за столом втроем, ели борщ. На столе теперь стояла бутылка хорошей водки. Тамарка, уже совсем “тепленькая” ела неаккуратно, капая борщом себе на платье.
— Я тебе вот что скажу, хорошая у тебя жена, но детишков надо. Вон у меня сын, видал! — она взмахнула рукой, пытаясь показать, как высоко залетел ее сынок.
— Видал-видал! — пробормотал Александр Антонович и посмотрел на Ольгу Геннадьевну, мол, говорил я тебе!
— Он ко мне прошлый… это… воскресенье приезжал. Поохотился чуток, порыбачил. Не так, как ты — удочкой весь день тренькать. Поставил ловушек, как они там… называются… Ну, не это… неважно… Волчья расплодилось — спасу нет. В деревню заходят, за порог не выйдешь!
— Стоп! — закричал Александр Антонович.
— Ты чего, перепил? — уставилась на него Тамарка.
— Слушай, шла бы ты домой! — прикрикнул на нее Александр Антонович. — Напилась уже совсем!
— Я суп не доела! — возмутилась Тамарка.
— Давай-давай, забирай свой суп, водку забирай и топай отсюда! — проректор чуть ли не силой поднял женщину со стула, сунул ей в руки тарелку с супом, бутылку водки, помог одеться, проводил до двери.
На крыльце Тамарка оступилась и упала, пролив борщ в сугроб, но водку держала крепко и ни капли не пролила. — А, иттить твою мать! — выругалась Тамарка, поднимаясь. Она запустила пустую тарелку в воздух и, пошатываясь, пошла по улице в противоположную от дома сторону.
— Собирайся, быстро поехали! — закричал на Игонину Александр Антонович. Он стал бегать по комнате, складывая вещи. — Как же я раньше не догадался? Ловушки! Они делают ловушки!
— Саша, что случилось, ты мне можешь толком объяснить? Как бешеный какой-то!
— Я тебе ничего объяснить не могу, и не собираюсь! Мне просто срочно надо в город!
— Мы же на два дня приехали! Да и дороги нет! Ты сам говорил: так редко вместе бываем! — Ольга Геннадьевна была готова расплакаться.
— Точно — тракторист! — Александр Антонович выбежал из дома, как был, в рубашке и рыболовных шароварах. Через пять минут рядом с домом уже урчал трактор…
Александр Антонович щедро расплатился с трактористом, сел в машину, тронулся с места. Ольга Геннадьевна сидела, отвернувшись от него, кусала губы. Александр Антонович положил руку на ее коленку, ласково погладил. Игонина скинула его руку.
— Оленька, ты же знаешь, для мужика самое главное — дело. Ты же сама — мужик!
— Я не мужик! Я простая русская баба, которой, кроме детей и кухни ничего больше в жизни не надо.
— Не ври. Я тебя очень люблю и очень хотел бы остаться еще на день, но… это очень важно. Это военный заказ, то которого зависит, извини за громкие слова, обороноспособность страны. Мы ведь изначально — вуз военный, в старые времена к нам вообще не просто было попасть, такую анкету писали, ой-ей-ей! Это сейчас разболтались донельзя.
— Все равно сегодня воскресенье! Я уезжала в Воронеж до понедельника. Что я дома скажу?
— Ну, придумай что-нибудь. У подруги переночуй. Раньше ты делала вид, что у нее ночевала, а сегодня — наоборот, натурально. Ух ты, про рыбку-то совсем забыли! — Александр Антонович развернул машину и помчал ее в сторону Тучковского рынка.
— Какая же ты скотина! — произнесла Игонина отчетливо. — Какие же вы все скотины!
— Ну-ну, не обобщай! — Александр Антонович выбрался из машины. Его не было минуты три. Он вернулся с большим полиэтиленовым мешком, полным мороженой рыбы. — Тебе, Оля, надо? Возьми пару рыбок!
— Нет, я не на рыбалку ездила, а на конференцию. Пойду научной литературы прикуплю, — Ольга Геннадьевна открыла дверцу и выбралась из машины.
— Оля, не дури! — крикнул Александр Антонович.
— А я и не дурю — поеду на электричке! — Игонина зашагала в сторону вокзала.
Александр Антонович догнал ее, схватил за плечи, развернул к себе.
— Зачем идиотничать! Я отвезу тебя, куда захочешь!
— Убери руки! — прикрикнула на него Игонина.
— Ну ладно. Знаешь, Калерий хочет тебя сделать проректором по международным связям. Я поддержу — все поддержат. Согласна?
— Согласна, — зло сказала Ольга Геннадьевна. — Не купишь! Я все равно поеду на электричке! — она развернулась и пошла быстрым шагом.
— Вот за это глупое упрямство я тебя и люблю! — крикнул Александр Антонович ей вслед. Он сел в машину, развернул ее и погнал в сторону Москвы.
Александр Антонович сидел на просторной ректорской кухне. Калерий Самсонович ужинал. На ужин у него была форель с оливками и литром хорошего бочкового пива. Было предложено и проректору, но он отказался. Калерий подцепил вилкой оливку, отправил ее в рот. Прожевал, зажмурился от удовольствия.
— То, что ты говоришь, ерунда на постном масле! Для того, чтобы создать ловушку такого типа, нужны высокие технологии, которые могут быть смоделированы только в условиях промышленного производства. Кустарным способом можно только ложки строгать.
— Ты прямо как из учебника шпаришь! — усмехнулся Александр Антонович. — А если, все-таки, смогут? Что мы тогда будем делать? Себе секир башка будем делать!
Калерий Самсонович отпил пиво из бокала, причмокнул сладострастно.
— У-у-ух! Вкус специфицийский! Дурак — не пьешь!
— Во-первых, уже пил, а, во вторых, — за рулем.
— Ну вот представь себе, приду я к нашим замечательным друзьям из ГБ и скажу им: “Ребята, по некоторым сведениям из неофициальных источников у нас произошла серьезная утечка”. Они мне секир башка не сделают? Хе, в два счета, моргнуть не успеешь. А если никакой утечки не было, и это всего лишь контроль со стороны органов? Э, скажут, подставился! Никто тебя о таких вещах вслух говорить не просил. Получается патовая ситуация, дорогой вы мой заместитель.
— М-да, это пожалуй, верно, — кивнул Александр Антонович. — И что же нам тогда делать?
— Что-что? Прижать хвост и не бухтеть. Авось наши замечательные друзья не подкачают.
— Слушай, а у тебя еще пиво есть? — неожиданно спросил проректор.
— Для милого дружка всегда лишняя кружечка найдется, — подмигнул Калерий.
— Может, действительно, устроить пивной путч? Попросить твою Таньку мою рыбку пожарить, да и… Я ведь до завтра на рыбалке.
— Да ради бога! Хоть всю жизнь живи! — хохотнул ректор, хлопнув своего заместителя по плечу.
Митя пылесосил ковер в гостиной, Настя протирала влажной тряпкой мамины цветы. В других комнатах царил пока полный хаос. Сегодня была суббота — день генеральной уборки. Вот уже три месяца, как Митя не появлялся дома, не виделся с дочкой, не играл с ней, не мыл, не укладывал спать, не пел колыбельные песни. Если на Вику он позволял себе злиться, вспоминая ее неуступчивость, высокомерие и нежелание понять собственного мужа, то Дашка тут была не при чем. Он безумно по ней скучал и даже видел сны, в которых возил повзрослевшую дочь у себя на плечах. С Настей он на темы о своей семьи не разговаривал — табу! Договорились сразу: живут вместе, занимаются любовью, ведут хозяйство, ездят отдыхать, не обременяя себя никакими бесполезными разговорами о разводах, свадьбах, детях и прочих семейных атрибутах. Если оба почувствуют, что это им надо, как воздух птицам, вода рыбам и земля червякам, тогда и разговор будет, а до этого — ни-ни!
