Алексей Биргер - Игра с джокером (Богомол - 3)
- И посоветовался?
- Вроде, да. Во всяком, случае, сказал мне, через несколько дней, что все в порядке. Но ещё через несколько дней меня перехватил на улице Гузкин - он периодически меня перехватывал и пытался заговорить, запугать... - она сделала порядочный глоток шампанского и поглядела на стакан с красным вином, словно прикидывая, не запить ли из него, для пущего эффекта.
- И что он сказал тогда?
- Тогда?.. Он сказал мне: "Если хочешь знать, твой дружок влип. Он сделал какую-то запись, которая опасна для очень крутых людей!" Я не удержалась и спросила: "Откуда ты знаешь?" - "Откуда надо! - ответил он. Так что подумай, не оторваться ли тебе от него поскорее!"
- А потом Ленька погиб.
- Да. Я не сомневалась, чьих рук это дело. Но ещё до того, как Гузкина арестовали и меня вызвали на первый допрос как свидетельницу по делу, ко мне явились двое. "Что ты хочешь за то, чтобы дать нужные показания?" спросили они. Я не поняла, в каком смысле "нужные", и они объяснили: показания, которые не будут "топить" Гузкина и позволят ему отделаться самым мягким приговором. Я сказала, что мне ничего не надо. Тогда один из них и говорит, ласковым таким прикидываясь: "Слушай, девочка, мы ведь добром просим, а могли бы и не просить! Меньше людей - меньше длинных языков!" Я и выпалила, с испугу: "Уж не вы ли те самые, кого Ленька на магнитофон записал?" Они переглянулись и говорят: "Возможно, и мы. Но все равно эта запись уже уничтожена. Однако хорошо, что ты о ней упомянула. Теперь мы знаем, что ты о ней знаешь... А о самом факте, что эта запись существовала, никто не должен знать ещё лет двадцать! Так что вот у нас лишний повод договариваться о взаимных услугах!" Я заплакала и говорю: "Я беременная". "Тем больше ты должна заботиться о своем здоровье, девочка, говорят они. - Давай так. Из этой халупы ты уедешь в хорошую квартиру в новом районе, вместе с теткой..." Я с теткой жила, понимаешь, родители погибли в автокатастрофе, когда мне было пятнадцать... "Заодно, - говорят, - и лишнего позора избежишь, зачем тебе надо, чтобы все соседи на тебя пальцами показывали, на слишком молодую мамашу? Правда, от ребенка тебе придется отказаться..." - "Почему?!" Я чуть не завопила. "Потому что, объясняют, - он теперь для бабушки, для матери этого Жилина, будет светом в окошке, и она возьмется его навещать, помогать тебе... А чем больше контактов между вами - тем больше вероятности, что ты проговоришься ей про магнитофон. А она наверняка этого дела так не оставит, шум поднимет, чтобы провели доследование... И придется убирать и тебя, и её, а ребенка оставлять сиротой. Тебе это надо?" Я стала клясться, что никогда никому не проговорюсь, но они мне твердо заявили: я должна отказаться от ребенка. Не обязательно отдавать его в детский дом, пусть его заберет Ленькина мать, растит и воспитывает. Так у них будет гарантия, что никаких контактов между нами не имеется. И слово в слово заставили меня заучить, какие я должна давать показания...
- И ты в итоге переселилась в эту квартиру?
- Да.
- С чего вдруг ты решила сунуться к Леньке и к тете Тане?
- Это было не вдруг. Я долго думала. Они ведь высказались в том смысле, что эта запись может быть опасна ещё лет двадцать. Вот я и подумала... Если Ленька оставил где-то копию... Он вполне мог... И если Ленька-младший её найдет... Ведь он тоже окажется в опасности! Поэтому я решила, что мне надо или забрать Леньку и увезти подальше, обменявшись в другой город, чтобы он оказался подальше от этого проклятого магнитофона и этой проклятой квартиры, где запись может быть спрятана в любом месте, или каким-то образом предупредить их о магнитофоне, чтобы они не совершили случайно лишних движений...
- Предупредить - за деньги?
- Я ж сказала, мне было тогда очень туго. Но я не имела в виду... Словом, вполне естественно, что они восприняли меня как шантажистку и стали от меня бегать.
- А потом появилась эта женщина.
- Да. Сперва я решила, что те двое послали её убить меня, за нарушение условий.
- Но потом поняла, что она не имеет с ними ничего общего и действует самостоятельно?
- Да, поняла. Но все равно ей ничего не рассказала. Я не дура, чтобы голову в петлю совать!
- Ты когда-нибудь раньше видела эту женщину?
- По-моему, нет. Хотя временами мне начинало мерещиться, что когда-то мы, возможно, встречались. Впрочем, чего не примерещится, когда выпьешь!
- Ты можешь её описать? - спросил Андрей.
Лиана удивленно поглядела на него.
- Ты ж сам знаешь, кто она!
- Хочу убедиться, что мы говорим об одном и том же человеке.
- Очень красивая блондинка, - сказала Лиана.
Андрей кивнул.
- Да, все правильно.
- Это все, что ты хотел узнать?
- Наверно, - Андрей поднялся. - Я ведь сам толком не знал, что хотел узнать.
- А я не знаю, зачем перед тобой разболталась, - сказала Лиана. Наверно, потому что ты и впрямь на Леньку похож.
- Не волнуйся, - заверил Андрей. - Я никому слова лишнего не промолвлю.
- Надеюсь... - она проводила его до входной двери. - Слушай, у тебя немного деньжат не найдется?
Андрей отлично понимал, что деньги ей нужны, чтобы сбегать за очередной бутылкой - и все-таки дал. Лиана держалась вполне ничего - но она была сломана, сломана ещё тогда, двенадцать лет назад, когда два зловещих незнакомца с книжечками объяснили ей, что ей лучше всего отказаться от ребенка, если она хочет сохранить жизнь и себе, и ему. Андрею довелось раза два или три пересекаться с молодыми мамашами и с делами о подброшенных или проданных бездетной супружеской паре младенцах. Он знал, что очень часто девчонки, рожающие в шестнадцать-семнадцать лет (пятнадцатилетних можно было вообще не брать в расчет), достаточно легко отказываются от своих "нагулянных" детей. Психологически, что ли, ещё не в состоянии окончательно ощутить себя матерью. А иногда мыслят ещё проще и циничней: хоть выражение "мать-одноночка" и уходит из осуждающего лексикона общества, все больше привыкающего к иной свободе нравов, но, все равно, при ребенке жизнь уже не будет такой веселой, как прежде, да и хорошего мужа бездетной молодухе подцепить легче... Но Лиана явно была не из таких. Необходимость отречься от сына стала для неё ударом, от которого она так и не оправилась... Андрею вспомнилось, как Богомол в свое время описала ему Лиану: "Она показалась мне какой-то потасканной. Не мужиками потасканной, а самой жизнью, если ты понимаешь, что я хочу сказать." Теперь, увидев Лиану, Андрей понял, что Богомол имела в виду. Был у неё Ленька, которого она действительно любила, ради которого нашла в себе мужество порвать с Гузкиным (а мужество для этого действительно требовалось немалое - и черпала она это мужество из неистощимой силы и стойкости своего возлюбленного) - словом был у неё свой принц на белом коне, золотой доспех которого всю будущую жизнь озарял волшебным лучезарным светом, обещанием любви и покоя... А потом принца убили, убили подло, ударом в спину. И сказка кончилась. Нет, не совсем кончилась, потому что у нее, Принцессы Рваный Халатик, оставался сын от великолепного принца... Но пришли двое, причастные к убийству, и отобрали сына. Если б был Ленька, она бы, может, и сопротивлялась. Но как можно требовать от совсем юной девчонки, только что пережившую трагедию, чтобы она сумела противостоять такому грубому нажиму. Вместе с возлюбленным умерло и её мужество. А потом свет совсем померк. Осталась лишь вечная, незаживающая, кровоточащая рана, которую не могли залечить никакие великолепные квартиры, никакие мужчины и деньги - и только алкоголь мерещился подходящим лекарством, потому что притуплял чувства и дарил забытье.
Ложное лекарство - но другое уже поздно было ей предлагать.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
На обратном пути через город Андрей припоминал слова Федора: "Не связывался бы ты с этим делом... Смердит... Я нюхом чую..." Прошло всего несколько часов, как он копнул землю вокруг обстоятельств давней Ленькиной гибели - и какие же гробовые змеи зашевелились и зашипели!
Богомол - и её семья - изначально играли в деле какую-то важную роль. Но какую? Что за запись сделал Ленька?
То, что его роман с Некрасовой продолжался до самых последних дней это факт. Но ведь это не значит, что у него не могло быть двух романов разом...
Кто была мать Богомола - то есть, Люды Венгеровой - стремившаяся дать дочке такое хорошее образование, имевшая для этого и время, и средства, и силы? Вдова какого-то большого человека? Сама - большой человек? Типа, скажем, зампреда облисполкома - женщины были не редкостью на этом посту. Не из тех, кто на виду - иначе бы тренер знал, кто она такая, и сообщил бы об этом Андрею. Но из тех, в руках которых в свое время были сосредоточены реальные сила и власть...
В конце концов, "большой волосатой лапой" в семье Богомола могла быть и не её мать, а какой-нибудь родственник, типа дядюшки или мужа сестры матери...
Допустим - просто допустим, думал Андрей. Ленька и Люда Венгерова развлекаются с магнитофоном. Магнитофон остался включенным на запись, когда они кончили дурачиться и стали обсуждать, что им делать с беременностью Люды - и Ленька только потом обнаружил, что этот разговор зафиксирован. Богомол признается матери. Та нажимает какие-то свои кнопки - и к Леньке являются крутые мужики, из "органов" или из уголовного мира, это в данном случае неважно. Мол, забудь о девчонке и не вздумай проговориться, что у вас с ней что-то было, если хочешь жить... На что Ленька им сообщает, что у него имеется такая-то магнитофонная запись, и пусть они отлезут... Что дальше?
