Джанкарло де Катальдо - Третий выстрел
Я пошевелил компьютерную мышку, заставка погасла, и появился рисунок из десятикратно повторенного лица Луки.
– Э, да ты был не в ладу с собой, братишка, – сказал я вслух и испугался звука собственного голоса.
В квартире стояла тишина, стены надежно отделяли ее от соседей. Однако Бастони утверждал, что соседи жаловались на шумные ссоры между Лукой и Катериной. Интересно, как же они должны были орать?
В компьютере было много материала. Не только тексты, но и фотографии, и видео. Я не стал их смотреть, а скользнул мышкой по более новым папкам. Лука разместил их по периодам, и папки последних двух лет были удручающе скудны.
Ни одной сценической фотографии, мало полных текстов, в основном разрозненные фрагменты. Я быстро открывал и закрывал папки и остановился только на одной, датированной прошлым месяцем. В ней содержался законченный текст. Я прочел его целиком и, если бы не ситуация, хохотал бы от души. Текст будто написал Лука лучших времен. Официанта больше не было, был совсем другой персонаж, очень напоминавший Беппе-Грилло. Его острые репризы были направлены на правительство, проблемы экологии и мирового голода. Воспользоваться ими он не успел.
Начало темнеть, голова моя распухла от прочитанного. Я тихонько вышел из квартиры. Старичок сосед снова оказался на площадке: либо он оттуда не уходил, либо выглянул сразу, как только услышал, как поворачивается ключ в двери.
– Я так ничего и не взял, – сказал я, для верности показывая пустые руки. – Не нашел. Надо будет попросить Катерину объяснить получше.
Старичок кивнул. Было видно, что ему очень хочется поговорить, и я предоставил ему эту возможность, тем более что уже вошел в роль частного детектива без лицензии. «Бедный синьор, несчастная синьора…» Старичок излучал симпатию и к живым, и к мертвым, объясняясь изысканными оборотами прошлого века. Из его слов вытекало, что он считает Луку негодяем, а Катерину виновной.
– Вы знаете, синьор Лука никогда не возвращался домой вовремя, – заявил он под конец. – Он говорил, что занят каким-то спектаклем, но лично я убежден, что… в общем, гонялся за юбчонками.
Я молча кивнул. Бастони говорил мне об изменах Луки. Он погуливал, и это могло стать одним из мотивов убийства. Катерина терпела, пока могла, а потом взяла и убила. Прежняя Катерина ограничилась бы тем, что сменила замки в дверях, а теперешняя… кто знает.
Я попрощался со старичком. Теперь я знал, куда пойду дальше, но мне не хватало мужества. Чтобы его обрести, я отправился в одно из своих излюбленных мест, в кошерную мороженицу на улице Равицца, в самое сердце еврейского квартала. Кошерное мороженое не такое, как у нас: оно на молоке, но без яичного белка, вафля похожа на мацу, а шоколад – на тертый шербет. Мне оно ужасно нравится и нравится его есть в компании людей в камилавках, болтающих на миланском диалекте. Я сразу ощущаю себя частицей огромного мира. Мороженое мало меня успокоило, но я все же сел в машину и вернулся в район «Фьера», на улицу, где в прежние времена бывал очень часто.
Подъезд не изменился, и на табличке над звонком по-прежнему красовался кенгуру в черных очках, окруженный надписью «Агентство Шампань».
Я позвонил и поднялся на второй этаж. Две сотни квадратных метров творческого беспорядка, на стенах афиши и фотографии, молоденькие секретарши, перезвон телефонов. Все осталось таким, как в последний раз. Все, кроме лиц. Теперь я никого здесь не знал.
Хорошенькая смуглая секретарша лет двадцати, с колечком в носу, спросила, что мне угодно, и на мою просьбу встретиться с владельцем агентства высокомерно заявила:
– Без записи это трудно. Если вы оставите мне свои координаты, я постараюсь…
– Сэмми! – заорали у меня за спиной, и я оказался в крепких объятиях.
– Привет, Роза, – сказал я.
Розе под сорок, она пухленькая, как шарик, и едва достает мне до груди, притом что я вовсе не великан.
– Ну-ка, парень, покажись!
– Ты здорово выглядишь.
Она тряхнула головой:
– Не ври, годы летят, а в моем возрасте каждый год считай за два. Ты хочешь вернуться?
– Нет, мне просто надо поговорить с шефом.
Ее лицо помрачнело.
– Ты слышал о Луке?
– Да.
– Я знаю, вы с тех пор не виделись, но…
– Поверь, мне вправду все это очень горько.
Я указал на девушку с колечком в носу:
– Поможешь миновать заслон?
– Конечно, о чем речь…
Мы беспрепятственно вошли в кабинет. Марчелло встретил меня, стоя за письменным столом, на котором сидел все тот же кенгуру, только из пластика. Он мало изменился и казался прежним Марчелло, тем самым, что сказал мне когда-то: «Ты должен подыскать себе другого агента».
Миг замешательства, потом объятия. Усевшись друг напротив друга, мы уже совсем походили на Сэмми и Марчелло лучших времен. Он предложил мне бокал шампанского и, когда я объяснил, что совсем бросил пить, расплылся в широкой улыбке. У него были длинные светлые волосы, и выглядел он гораздо моложе своих пятидесяти. Одевался он элегантно и официально, может, для того, чтобы подчеркнуть свой статус среди клиентов, как правило одетых неряшливо.
– Ты знаешь про Луку?
– Да, я затем сюда и пришел.
И я объяснил ему задание, данное адвокатом. Настоящий детектив, наверное, соврал бы что-нибудь, но мне это казалось пустой тратой времени. И потом, мне была нужна поддержка.
Услышав, что я получил роль частного детектива, он с недоверием хмыкнул, но отключил непрерывно звонивший мобильник, и наш разговор продолжился.
– Не знаю, что тебе сказать такого, чего ты не знал бы.
– Ты все еще был его агентом?
– В какой-то степени да. За год я не заключил ни одного контракта. Думаю, бессмысленно объяснять тебе почему.
– Все было так плохо?
– Хуже, чем ты думаешь. – Марчелло вертел в руках ручку. Перед ним лежала стопка рукописей и контрактов. – Знаешь, трудно ковать славу ненадежному человеку… – Он смущенно замолчал. – Лука не мог находиться на сцене дольше десяти минут. RAI разорвал с ним контракт, после того как он трижды не явился на репетицию. – И он начал рассказывать о спектаклях, все более и более редких, о приступах ярости, пугавших администрацию. – Для последних работ он даже не прибегал к помощи агентства. Перебивался на разовых.
– Ты знаешь где и как?
– Подожди-ка…
Марчелло подозвал рыженькую девушку в круглых очках, которая занималась прямым эфиром, и представил меня. Она составила короткий список мест, где Лука выступал в последнее время. Я не мог поверить.
У комиков существуют три уровня. Первый уровень (А) – это высший класс: национальное телевидение, театры, кино, солидные контракты. Потом идет уровень В: редкие появления на видео и в престижных кабаре. Уровень С составляют кабачки от силы на пятьдесят человек, раскиданные по глубокой провинции. Перед смертью Лука съехал на уровень D. Ему оставалась только улица. Меня поразило, насколько похожими оказались наши с Лукой судьбы, с той только разницей, что я не сумел подняться так высоко, зато пал гораздо быстрее.
– Но ведь работал же он с кем-то в последнее время? – спросил я у Марчелло и рыженькой.
Марчелло покачал головой:
– Учти, что я его даже не видел. Если бы у него не было авторских прав на старые видеозаписи, мы бы и не перезванивались.
Рыженькая подняла палец:
– Мне говорили, что у него были какие-то дела с Гринго.
– С Гринго? Он еще жив?
– Более или менее, – ответила девушка. – Я узнала об этом случайно, что-то около месяца назад. Но если ты хочешь поговорить с Гринго, я не знаю, где его искать.
– Ладно, и на том спасибо.
Девушка вернулась к своим бумагам.
– Как-нибудь на днях поужинаем вместе? – спросил Марчелло, прощаясь.
– Приглашаешь, заранее зная, что не смогу отказаться?
– Как знать, за столом во время еды приходят интересные идеи.
– Почему бы и нет?
Он обещал позвонить, как мне показалось, почти искренне.
9
Было семь часов вечера. Я заскочил в «Крокодил», где меня уже считали пропавшим без вести. Мауро обнаружил векселя, оставленные мной для оплаты, и теперь приводил их в порядок. Я подумал, что хозяин нужен в баре только для внешних сношений. Я велел принести себе бутерброд с колбасой, выслушал доклад кассирши и жалобы новой официантки (смены очень трудные, и она отказывается мыть туалеты), попрощался со всей компанией и ушел.
Дождь кончился. Движение в Милане вполне приемлемо, когда знаешь, как проехать. Я внимательно изучил список мест, где Лука выступал в последнее время, и решил начать с самого близкого. Я поговорил с владельцем, выпил кока-колы и уехал. Желудок урчал мне, что я много пил и мало ел, и было жаль потерянного времени. Мне ничего не удалось получить, кроме пустой болтовни и описаний провальных спектаклей. Лука действительно брался за любую работу, не гнушаясь ничем, даже играл Верного Друга в спектакле о животных в театре «Ува ди Лоди». Администратор дал мне программку, которая гласила: «Виляние хвоста с пением, танцами и размышлениями В ЗАЩИТУ ЖИВОТНЫХ. При участии хора Голубых Ангелов».
