Самид Агаев - Ночь Волка

Урусов отправился в ванную, открыл горячую воду, погрел руки. После этого он вернулся к девушке и вновь дотронулся до ее груди. Звук, который издала Оля, нельзя было расценить, как недовольство, скорее, как вопрос; пальцы Урусова под рубашкой перебрались на спину; начав с поглаживания, принялись легонько массировать лопатки. Девушка блаженно застонала, тогда Урусов быстро разделся и лег рядом. Оказавшись за ее спиной, задрал рубашку, с наслаждением прижался холодной плотью к ее горячим ягодицам, левой ладонью захватил шелковистые на ощупь груди, а языком дотронулся до покрытого пушком затылка. В течение короткого времени он распалял себя, таким образом, затем левой рукой ухватил левую же ногу под коленом, приподнял, облегчая движение к началу и колотящимся от волнения сердцем, вошел в жаркое лоно. Оля не издала ни малейшего звука, но изогнулась, подобралась, увеличив угол между телами. Урусов легонько приподнял ее, просунув в правую подмышку свободную руку, и теперь двигался, как наездник, держа ее груди, как вожжи двумя руками. Девушка начала стонать, жалобно и безнадежно; по мере того, как усиливались звуки ее голоса, Урусов двигался все быстрее, исступленно, чувствуя, как выступают на лбу капельки пота, как атласные груди девушки покрываются влагой, и когда она закричала, он извергся, не выдержав именно этого крика; содрогаясь в конвульсиях, пытаясь достать в ее теле невозможных глубин, он отпустил ее груди, взял ее за бедра, с силой прижал к себе и остановился.

В офисе они оказались после одиннадцати, если можно назвать офисом большую грязную комнату с обшарпанными стенами, с изрезанными столами, на одном из которых стояла пишущая машинка «Ятрань» с большой кареткой. Увидев все это, Оля почувствовала некоторое разочарование. В комнате находились три женщины, одна из которых, очень высокая, выглядела лет на двадцать пять, вторая, самая миловидная из всех — на тридцать, а третья, очень некрасивая с большим изогнутым на манер лыжного трамплина носом — на все сорок; и один пожилой, но очень энергичный мужчина, который нервно мерил комнату шагами. Увидев Урусова, он воскликнул:

— Ну, где ты, друг, ходишь, деньги же людям надо отдать.

Говорил он с таким сильным акцентом, что не было никакого сомнения в том, что он грузин.

— Все нормально, Мераб, деньги у меня с собой. Извини, что задержался, вот девушку на работу принимал.

Слова эти почему-то прозвучали настолько двусмысленно, что в комнате возникло ощущение неловкости, словно была произнесена явная непристойность. На всех трех женских лицах появилась абсолютно одинаковая улыбка. Мераб хмыкнул. Лишь Оля осталась невозмутимой. Желая скрыть смущение, Урусов бросил на стол перед миловидной женщиной полиэтиленовый пакет, который он держал в руках, и сказал:

— Марина, рассчитайся с Мерабом.

— Сам скинул с себя пальто и скомандовал Ольге:

— Раздевайся и чаю мне сделай.

И обращаясь к присутствующим, добавил:

— Это мой секретарь-референт, её зовут Ольга.

Затем он представил присутствующих Ольге.

— Мераб, мой партнер по бизнесу, привозит из Грузии приправы, мы здесь фасуем, и продаем.

— Привет милая, — сказал Мераб.

— Люда — высокая девушка кивнула, — менеджер по продаже кондитерских изделий; Маша, — некрасивая женщина улыбнулась своими растущими через один зубами, — директор моего дочернего предприятия, и, Марина — диспетчер по связям всех моих фирм.

Миловидная женщина улыбнулась, она доставала из пакета пачки денег и под внимательным взглядом пожилого грузина, укладывала в бумажную коробку.

— Пойдем, — сказала Маша, — я покажу тебе, где все лежит.

Она отвела Олю на кухню, где помогла ей налить воды в чайник и зажгла газовую комфорку на плите. Несмотря на заботу, девушка чувствовала себя неуютно, так как женщина рассматривала ее не скрывая своего интереса. "Какие глазищи-то у тебя"? — то ли с завистью, то ли с восхищением сказала Маша. В этом неприкрытом внимании женщины к девушке сквозило что-то неприличное. Ольга облегченно вздохнула, когда Маша, сказав, ну давай, хозяйничай, оставила ее одну. Когда девушка вернулась в комнату, грузина уже не было. Марина и Люда сортировали какие-то бумаги, а Маша демонстрировала Урусову фасованный в целлофановые пакеты стиральный порошок. Ольга поставила перед шефом чашку с чаем, наклонилась и прошептала ему в ухо: "Ты с ними со всеми спал?" Вопрос этот вызвал взрыв смеха у Урусова. Но ответил он на него только вечером, в квартире у Ольги, сидя в ванной.

— Слушай, — сказал он, — ты кончай ревновать, для этого жена есть, которая, между прочим, меня не ревнует, я даже отдыхать ездил с женой и любовницей.

— Нет, мой милый, со мной этот номер не пройдет, — предупредила Ольга, намыливая ему в этот момент голову, — а все-таки, спал с ними или…

— Только с двумя, — признался Урусов.

— С кем?

— С Людой и Мариной, но у меня есть смягчающие обстоятельства.

— Какие?

— Я спал с ними в разное время.

— А с Машей нет?

— Нет.

— А что же так?

— Я же не пью.

— А при чем здесь это?

— А ты видела, на кого она похожа, разве можно трезвому человеку лечь с ней в постель.

— А они замужем? — продолжала Ольга.

— Только одна.

— Кто?

— Маша.

— Ничего себе.

— Да, и в этом нет ничего удивительного, такие бабы всегда замужем, симпатичные привередничают, а эти хватают все, что Бог пошлет, а Бог посылает каждому.

— А меня тебе Бог послал?

— Вряд ли, скорее черт.

— Ах, так, ну пусть тебе черт и моет голову.

Ольга вытерла руки и вышла из ванной.

— Эй, куда пошла, — возмутился Урусов, — типун тебе на язык, имей совесть, включи хотя бы воду.

Поскольку Ольга не отвечала, Урусов нащупал смеситель, открыл воду и стал смывать с себя пену. И хотя ревность девушки была ему приятна, льстила самолюбию, из ванной он вылез, напустив на себя строгость. Ты, конечно, ревнуй, если хочется, но дело-то делай, зачем же бросать человека с намыленной головой.

— Ты, подруга, бросай эти штучки, — недовольно сказал он.

— Простите, товарищ директор, больше не буду.

— Ладно, прощаю, — сказал добрый Урусов.

— Мне хотелось бы уточнить размер моей зарплаты.

— Три тысячи, — сказал щедрый Урусов.

— Это за работу. А за то, что я буду спать с тобой?

Урусов нахмурился.

— Вообще-то я думал, что нравлюсь тебе, — мрачно сказал он.

— Нравишься, но ты же взял меня на работу, — заявила Ольга.

— Ну, хорошо, сколько ты хочешь?

— Десять тысяч.

— Да я на себя столько не трачу.

— На себя можешь вообще ничего не тратить. Я не против.

— Ладно, пять тысяч, — сказал Урусов.

— Может быть, ты думаешь, что я расчетливая?

Выражение лица Урусова говорило, что он думает именно так.

— Но ты же предложил мне работу, поэтому я и задаю такие вопросы. В отношениях должна быть ясность, — добавила Ольга, — согласись.

Урусов, подумав, согласился. Ночевать он остался у Ольги, хотя необходимости в этом не было. До дому было рукой подать. Утром, выйдя из ванной, он обнаружил на кухне женщину средних лет, которая что-то стряпала, стоя у плиты.

— Доброе утро, — приветливо поздоровалась с ним женщина, — дай, думаю, зайду, познакомлюсь и заодно завтрак им приготовлю. Вы, Петр да? А я Олина мама, Клавдия Петровна.

Урусов криво улыбнулся, кивнул в ответ и вернулся в ванную, за штанами, потом в комнату, разбудил Ольгу.

— Там мать твоя пришла, ты, что ли позвала?

— У нее ключи свои, — сонным голосом ответила девушка.

С кухни донесся голос, — Оленька, вставай, завтрак готов.

— Этого еще не хватало, — пробормотал Урусов.

— А ты ей сказала, что я женат? — тихо спросил Урусов.

— Ей знать об этом ни к чему.

Поднялась и пошла в ванную.

Ситуация Урусову не понравилась, однако, блины несколько примирили его с действительностью. После завтрака поехали в офис. Клавдия Петровна с улыбкой проводила их до дверей, говоря: "Поезжайте, а я приберусь здесь". В машине Ольга, дотронувшись до руки Урусова, сказала: "Расслабься, мама не будет ни во что вмешиваться". Но Урусов уже думал о предстоящей деловой встрече; он обладал счастливой способностью быстро забывать обо всем, кроме того, что представляло для него интерес. Переговоры прошли успешно: партнеры из Омска остро нуждались в наличных деньгах, в обеспечение кредита, предлагали вагон апельсинов, продав который можно было получить стопроцентную прибыль и остальное по безналичному перечислению. Пригласили на рыбалку на Иртыш. Урусов приглашение принял и с удовольствием эту мысль принялся обдумывать, так как в душе был заядлым рыбаком. Всю следующую неделю Ольга сопровождала его, как тень, повсюду. Нельзя сказать, что она была идеальной секретаршей, впрочем, ее нельзя было назвать даже хорошей; чай в офисе она худо-бедно подавала, но чашки мыть все время забывала, и другие сотрудницы со злобными лицами мыли посуду после ее ухода, так же она забывала напоминать Урусову о запланированных встречах, то есть красотки рядом, с органайзером в руках, преданно глядящей на босса, как виделось Урусову, из нее не получилось, напротив. Но Ольга от новых обязанностей была в восторге, как она позже призналась, о такой жизни она мечтала всегда. Жизнь эту они с Урусовым видели по-разному. Он как-то поймал ее взгляд, посланный бизнесмену, с которым он вел переговоры, но не придал ему значения, хотя этот взгляд ему не понравился. Сводя к анекдоту можно сказать, что у нее было единственное идеальное для молоденькой секретарши качество — она быстро раздевалась. Но, кроме того, в ней была новизна, столь немаловажная для мужчины и сексапильность. Урусов совершал с ней такие подвиги, какие и помыслить не мог за собой. Он часто ночевал у девушки, правда, утром чувствовал себя неловко, так как, вылезая из ванной, непременно заставал за плитой Клавдию Петровну. "Доброе утречко, — говорила она, — как спалось, хорошо?" И, хотя Урусов особой застенчивостью не отличался, при этих словах легкий румянец покрывал его лицо. "Жаль, что обстановка у нас не ахти какая, — говорила Клавдия Петровна, — не для таких людей, как вы". "Да вы не беспокойтесь, — отвечал Урусов, — нормальная обстановка". "Ну что вы, — продолжала Клавдия Петровна, — мебель то совсем развалилась, надо бы новую купить да где денег взять"?