Наталья Борохова - Адвокат черной королевы
Объяснение Елизаветы звучало неубедительно. Марта недобро усмехнулась.
– А ты знаешь о том, что любящие люди нарушают эти границы? Чаще всего это оказывается даже приятно.
– Конечно. Когда мы с Андреем… – начала было Дубровская, но тут же осеклась.
Марта имела в виду нечто совсем иное.
– А ты думала, детка, о том, что мужчины не единственные существа на свете, способные доставить женщине удовольствие?
– Что-то слышала об этом, – прошептала Лиза. В ее карих глазах явно читался ужас.
– Но ты же никогда не пробовала?
– Нет!
– И правильно! – неожиданно одобрила Марта. – К выбору подруги нужно относиться серьезно. Можно всю жизнь ждать свою любовь, зато когда она придет…
– Боюсь, я немного старомодна и не могу…
– Ерунда! Это только кажется. Ты ведь сразу поняла, что ты мне небезразлична. Ты такая молодая, свежая. Я же повидала жизнь, набралась опыта. Мы с тобой будем чудесной парой!
Лязгнули дверные запоры.
– Дубровская, на выход!
Визгливый голос надзирательницы звучал для Елизаветы волшебной музыкой. Она спрыгнула с нар, но железная рука Марты придержала ее.
– Ступай! Но помни о нашем разговоре. Позже мы к нему вернемся…
Дубровская получила первое свидание. Мама и няня закидали ее вопросами, едва она успела занять свое место за прозрачной перегородкой.
– Лиза, ты получила теплые вещи? – кричала няня.
– Почему ты так выглядишь? – сокрушалась мать. – На голове – стог сена, на ногах – штаны с пузырями на коленях. Ты махнула на себя рукой?
– Вещи получила. – Ответ адресовался няне. – С внешним видом все в порядке. Если ты не забыла, я в тюрьме!
– Чем тебя тут кормят? – волновалась Софья Илларионовна. – Горячую пищу выдают?
– Тюрьма тюрьмой, а выглядеть надо хорошо! – читала нотации Вероника Алексеевна.
– С едой все в порядке. Здесь готовят для заключенных даже щи. – Лиза успокаивала няню. – Наряжаться тут не для кого. Утюга в камере нет. – Вторая часть ответа была обращена, конечно, к матери.
Первые десять минут встречи прошли сумбурно. Посетители кричали в телефонные трубки, стараясь в общем шуме не пропустить ни словечка, сказанного по другую сторону прозрачной стены. Понемногу страсти улеглись, и разговор перешел в более спокойное русло.
Как и ожидала Елизавета, ее арест стал для семьи не только страшной неожиданностью, но и тяжким испытанием. Дурная слава дочери в мгновение ока облетела всех тех, кто составлял некогда широкий круг знакомых семьи Дубровских. Реакция людей была разной. Кто-то делано сокрушался, кто-то искренне сочувствовал, а нашлись и такие, кто посчитал сенсационное происшествие с молодой девушкой вполне логичным и закономерным.
«Ее воспитывали как наследницу престола. Нет ничего удивительного в том, что, став взрослой, девочка решила, что может направо и налево убивать ни в чем не повинных людей». Это говорила тетя Соня, упитанная матрона преклонных лет, у которой на каждом пальце красовалось по массивному перстню. Женщину когда-то обидело то пренебрежение, с которым юная Елизавета отнеслась к ее драгоценному отпрыску. Но зато теперь, когда своенравная девица была наказана по заслугам, тетя Соня получила уникальную возможность трубить на каждом углу о том, что она вовремя разглядела в дочери Дубровских задатки серийной убийцы.
– Сволочь! – с выражением произнесла Лиза.
– Не говори так, доченька, – запричитала няня. – Ты меня пугаешь! Ведь ты всегда была у нас скромной и воспитанной девочкой.
– Да, конечно, – вовремя опомнилась Лиза. Не было никакой нужды посвящать близких людей в особенности тюремной жизни. Они потеряют покой, да и сама Елизавета не будет чувствовать себя от этого лучше.
– А как Андрей? От него были какие-то известия? – Этот вопрос вызвал в сердце глухую боль. Надо же, она, оказывается, не потеряла еще способность чувствовать и переживать!
Няня махнула рукой и с опаской взглянула на Веронику Алексеевну. Та, желая, видимо, взять быка за рога, решила с дочерью не миндальничать.
– Конечно, он звонил. Причем много раз.
– Лучше сказать, он оборвал телефонные провода, – вставила фразу няня.
– Софья Илларионовна, позвольте мне все объяснить, – мать сурово взглянула на пожилую женщину, – Лиза, я приняла решение. Оно мне кажется единственно верным в этой ситуации.
Сделав трагическую паузу, мать продолжила:
– Андрей ничего не должен знать. Не перебивай, прошу тебя!
Она отмела возражения Елизаветы гневным жестом. Та была вынуждена подчиниться.
– История эта весьма некрасивая, и что особенно неприятно, она бросает на тебя тень каких-то нелепых подозрений! – Мама театрально округлила глаза. – Семья Мерцаловых очень известная, занимающая в обществе видное место. Сам слух о том, что их сын опорочил себя в громком криминальном скандале, губительно скажется на деловой репутации их фармацевтической компании. Кто будет покупать лекарства у человека, подруга которого убила двух человек?
– Мама! – вскричала Лиза. – И это говоришь ты?!
– Доченька, пойми правильно. Я ни минуты не сомневаюсь в твоей невиновности, но ты же знаешь этих прохвостов-журналистов. А конкуренты? Они поднимут голову и набросятся, как стервятники. Думаешь, семейство Мерцаловых простит тебе то, что ты стала причиной их падения? А Андрей? Что скажет он?!
Лиза вынуждена была признать, что проблески здравого смысла в рассуждениях матери все же имелись. Трудно предсказать, какова будет реакция самого Андрея, но его родители по этому поводу уже высказались. Причем весьма внятно. Они поставили крест на непутевой подружке сына.
– Но, мама, теперь уже поздно, – вздохнула Лиза. – Можно держать всю эту историю в секрете, можно трубить о ней на всех перекрестках – ничего не исправишь. Я в тюрьме.
– Ничего не поздно! – горячо возразила Вероника Алексеевна. – Я сказала Андрею, что ты в творческой командировке. С тобой связь односторонняя. Ты периодически звонишь домой, интересуешься новостями и передаешь ему горячие приветы и заверения в вечной любви.
– Но что потом? – упавшим голосом поинтересовалась Лиза.
– А потом он вернется. К тому времени ситуация с тобой прояснится. Тебя отпустят домой, и ты предстанешь перед ним немного похудевшая и осунувшаяся, что вполне соответствует моей легенде. Вы поженитесь. Хеппи-энд!
Дубровская вяло кивнула головой. Она не стала разубеждать мать и говорить о том, что ни о какой свадьбе уже не может быть и речи. Веронике Алексеевне совсем не нужно было знать, что родители Мерцалова скорее умрут, чем дадут согласие на такой брак. К тому же перспектив оказаться на свободе у бедной Лизы было не больше, чем у няни, пожелай она вдруг стать космонавтом. Все было плохо, плохо, плохо…
Эта встреча отняла у девушки массу нервной энергии. Когда отчаявшаяся нянюшка стала на прощание целовать стекло, за которым сидела Лиза, она едва не разрыдалась. Больше всего ей сейчас хотелось, растолкав в стороны грубых охранников, кинуться в объятия к родственникам. «Заберите меня. Я хочу домой!» – кричала бы она, как ребенок. Какими родными показались бы ей сухонькие ручки Софьи Илларионовны. Как приятно было бы обнять маму.
Но вместо этого она послала им воздушный поцелуй.
– Все будет хорошо! Передавайте привет брату.
Они сквозь слезы согласились.
Когда Лиза шагала по тюремному коридору, она не плакала.
«Я поплачу ночью, – решила она. – Когда никто меня не увидит. Я буду плакать столько, сколько захочу! И пусть завтра на мое лицо будет страшно смотреть, но сегодня никто не увидит моих слез!»
Возвращение в камеру стало для Дубровской продолжением дурного сна, прерванного неожиданным визитом родственников. Хмурая Марта читала женский журнал и грызла печенье, делая вид, что появление подруги ее никоим образом не волнует. Такое поведение сокамерницы вселило в Лизу робкую надежду. Возможно, женщина обидится и оставит ее в покое. Но, как показало время, от Марты столь просто отделаться было невозможно.
Незадолго до того, как прозвучал сигнал ко сну, подруга опять затронула больную тему.
– Я хорошо к тебе отношусь, моя девочка. Слишком хорошо. – В этой невинной фразе тем не менее слышалась угроза. – Поэтому я не делаю скороспелых выводов насчет твоего отношения ко мне. Будем считать, что ты еще настолько молода и глупа, что не понимаешь серьезности моих намерений.
– Я не хотела тебя обидеть, Марта, – пролепетала Лиза. – Просто я не такая, как ты думаешь.
– Я не люблю, когда меня отвергают, – повторила она фразу, уже слышанную Дубровской. – А если такое случается, я перевожу обидчика из разряда друзей в разряд врагов. А с врагами я не церемонюсь!
– Я тебе не враг.
– Надеюсь, что так, – кивнула она головой. – Поэтому я даю тебе на размышления три дня. Я не хочу ставить тебе ультиматум, но выбор за тобой: или ты принимаешь меня такую, какая я есть, или… Впрочем, об этом ты наверняка уже слышала.
