Леонид Словин - Такая работа
У выхода к ним подошел Веретенников — он собирался в горотдел.
— Там, наверное, дружинники ждут… Надо проинструктировать.
— Сегодня я не могу, — ответил Ратанов, — у меня много дел. Тем более, что по графику вы должны это сделать.
Веретенников отошел.
— Почему ты его не послал к черту? — спросил Егоров.
По дороге он обдумывал какую-то мысль.
— Знаешь, — наконец сказал он, — я во многом виню себя…
— Почему это? — удивился Ратанов.
— Ведь дело все в Веретенникове… Я с ним работал долгое время… Спроси меня: сколько раз я громил его на собраниях, в стенгазете, сделал посмешищем в управлении? А я мог это сделать, я видел, что он из себя представляет! А ни разу! Почему? Я надеялся на то, что он исправится? Нет! Я знал, что ему у нас не место! Просто не хотел связываться! С т ы д и л с я говорить об этом! Стыдился! Я — а не он! Вот ведь как бывает. На что же я надеялся? Что кто-то избавит нас от Веретенникова. Кто же, как не мы сами, должны избавляться от карьеристов? Ведь иначе, рано или поздно, они все равно сделают то, что нам сейчас делает Веретенников…
5
Утром пошел мелкий осенний дождь.
Сразу почернели заборы и стены домов, по тротуарам побежали грязные, желтые ручьи, и, глядя на серое, будто затянутое тяжелым чехлом небо, нельзя было решить, утро сейчас или вечер. На остановках под деревьями жались люди, ожидавшие автобусов. Пешеходов не было видно.
Постепенно дождь усилился, и к половине девятого, когда Барков пошел на работу, разыгралась настоящая водяная феерия. В углублении на перекрестке Садовых впадали сразу три реки с пересекающихся улиц, в водосточных колодцах вода бурлила, как в котле, косой крупный дождь хлестал наотмашь по деревьям, домам, плащам, лицам прохожих.
Барков шел быстро, стараясь держаться ближе к стенам домов, и, перескакивая пузырящиеся лужи, вспоминал, что означают пузыри: конец дождя или, напротив, его усиление. Внезапно он услышал около себя скрип тормозов. Дежурный махал ему рукой из кабины, показывая на кузов. Там уже сидело несколько человек.
С появлением Баркова все замолчали.
«О нашем деле говорили, — с горечью подумал Барков. — Наше дело!»
Они молча проехали несколько улиц.
— Товарищ Барков, — не выдержал молоденький участковый уполномоченный с участка Дмитриева, — товарищ Барков, как же это случилось? Говорят, вы навели Волчару на кражу, а сами…
Барков повернулся не к нему, а к самому старшему — Михаилу Терентьевичу.
— Вы тоже так думаете, Михаил Терентьевич?
Пожилой высокий чуваш улыбнулся.
— Я-то этому ни на грош не верю. Ратанова я ведь знаю с тех пор, как он в лейтенантах с Мартыновым ходил… Ратанов, Егоров — они на такое не способны.
— В чем же дело? — настойчиво спросил молодой.
— По-разному люди славы добиваются. Взять хотя бы Веретенникова… И его я знаю…
— Об этом не нам судить, — возразил кто-то.
— А кому же? Так, знаете, до чего домолчаться можно? Все на дядю привыкли надеяться…
Сверху по кузову дробно стучал дождь, а здесь было жарко и душно, пахло распаренной, мокрой резиной.
— Смотрели вчера по телевизору чешский фильм? — спросил кто-то. — Здорово сделано: так до конца и не знаешь, кто преступник!
— У нас это каждый день, — засмеялся Барков.
— Ты не расстраивайся, — сказал Михаил Терентьевич, — разберутся…
— Конечно, разберутся…
— Начальник скоро выходит…
В горотделе его ждал «сюрприз»: в небольшой комнатке, рядом с оружейной, разместилась комиссия по проверке оружия. Проверка была внезапной, и кое-кто уже попался. Больше других пострадал один из следователей: он нес пистолет под плащом, завернутый в газету. Ребята улыбались, никто ему не сочувствовал — было смешно.
— Понимаешь, вечером нес домой во внутреннем кармане, а сегодня одел новый костюм, пожалел карман оттягивать, — жаловался он каждому.
Пожилой придирчивый инспектор из отдела службы и ружейный мастер осматривали пистолеты, а майор Веретенников стоял у входа и смотрел за тем, чтобы никто не прошмыгнул, не показав оружия, в здание.
— Барков! — крикнул он, едва Герман показался в коридоре. — Сюда! Из уголовного розыска — в первую очередь!
— Всем нужно быстрее, — сказал кто-то.
— Давай, давай! — снова крикнул Веретенников.
Перед Барковым показывал пистолет Тамулис. Блеснуть ему было нечем. Даже снаружи заметны крохотные пылинки табака.
— Это сейчас только, — бодрился Алька, подмигнув Баркову, — пока вынимал…
— Просто беда с вами, — шумно вздохнул инспектор службы, — где вы больно уж прыткие, а где руки лишний раз боитесь приложить…
— Мы пистолеты не в сейфах держим, — покраснел Тамулис, — иногда и не в кобурах… Иногда и пользоваться приходится…
— Оно и видно, — коротко согласился инспектор, — читали в газете и вчера слыхали… На всю Федерацию прогремим… А теперь, — голос его сразу изменился, — почистить и через пятнадцать минут показать!
— Слушаюсь, — повеселев, крикнул Тамулис и повернулся кругом: в приказ, издающийся по результатам таких проверок, он уже не попадет.
В пистолете Баркова комиссия обнаружила неисправность выбрасывателя, и ружейный мастер спрятал пистолет к себе в чемоданчик. Барков облегченно вздохнул — за такие неисправности оперативник не отвечает.
Пользуясь задержкой, сотрудники прямо в коридоре чистили пистолеты.
— Перед смертью не надышишься, — сказал им Веретенников. — У кого нагар в патроннике был, все равно не сотрет!
У Гуреева и других более опытных работников оружие было в порядке, и они спокойно покуривали.
— Сколько фамилий установлено на аптечном складе? — спросил Гуреева Егоров.
— Фамилий двенадцать…
— И ни о ком из них мы раньше не слышали?
— Нет. И рядом с Варнавиным никто не проживает.
— Так.
— Егоров! — позвал Веретенников. — Майор Егоров! Сергей, твой черед.
Егоров не спеша вынул пистолет из кобуры и положил на стол. Убедившись, что пистолет не заряжен, и вынув предварительно магазин с патронами, инспектор несколько раз нажал на спусковой крючок.
— Посмотрим, как хранят оружие ветераны…
Потом разобрал его. Все части и затвор чуть блестели, покрытые тонким слоем масла. Инспектор пододвинул пистолет оружейному мастеру. Веретенников тоже нагнулся за столом. Ружейный мастер долго и внимательно осматривал пистолет, присоединял и отсоединял части, потом, подумав, сказал, что при повороте предохранителя до начала подъема шептала курок пистолета не блокируется.
Это было сложно даже для Егорова.
— Устранить! — объявил Веретенников, пододвигая пистолет к чемоданчику. — Следующий!
— Что, что? — удивился Егоров. — Ну-ка, дайте взглянуть!
Веретенников протянул руку над столом.
— Он быстро устранит, завтра-послезавтра возьмешь. Или даже сегодня после обеда.
Другого неисправного оружия комиссия не обнаружила и, осмотрев еще десятка два пистолетов, перебазировалась в кабинет Шальнова, приказав секретарю вызвать в кабинет начальников отделений.
С начальниками ГАИ, ОБХСС комиссия покончила за три-четыре минуты, зато Голубеву пришлось прослушать десятиминутную обстоятельную беседу о пробелах университетского образования в части использования мягких протирок. Возвращая пистолет начальнику следственного отделения, инспектор убежденно сказал:
— Чистка и смазка оружия — не второстепенное дело. Если хотите — это для всех нас главное… Вы, кстати, скажите Роговой, она ведь у вас в отделении, — выговаривал инспектор, — нехорошо нарушать положенную форму одежды, я имею в виду чулки… Все-таки капрон не положен!
— Я, конечно, ей скажу, — серьезно пообещал Голубев, пряча пистолет. — Я как-то не замечал раньше, свыкся с нарушением, а теперь я буду смотреть…
Он подмигнул Ратанову и пошел к выходу.
Ратанов спешил поскорее покончить с проверкой, чтобы вернуться к делам.
Он вынул свой новенький ПМ-1235, бережно провел по нему белым лоскутом и положил на стол. Черная полированная грань сверкнула матовым вороненым отливом. Ружейный мастер вытащил ударно-спусковой механизм.
— Меня сегодня до обеда не будет, — говорил пока Шальнов, — останешься один. Если что, товарищ Веретенников здесь будет, поможет…
Веретенников кивнул головой. Ружейный мастер все еще возился с курком. Ратанов взял из пепельницы кусочек бумаги, оттер лишнюю смазку.
— А теперь?
…Когда Егоров вошел к Ратанову, он застал его сидящим за пустым столом. Ратанов смотрел в окно. Егоров привык его видеть за бумагами или с людьми, подвижным, разговорчивым или молчаливым, бесстрастным, радостным или озабоченным, но всегда чем-то занятым.
