Анна Данилова - Черное платье на десерт
– А ты уверена, что ее убили, что она не сама?..
– Ты бы видел ее! Красивая молодая девка, правда, измученная ревностью, но не самоубийца, нет… Ее точно перепутали с другой. Если ты никому не проболтаешься, то я расскажу тебе кое-что… Обещай.
– Обещаю…
Александр – высокий, худой, весь какой-то нескладный, с черными волосами, карими глазами и белой кожей. А еще у него красивый рот и шелковые, мушкетерские усы…
Даша села к нему на колени, обвила руками его шею и прижалась ртом к его губам, поцеловала, а потом зашептала, глотая слова, словно боясь, что их могут в любую минуту прервать и тогда она ничего не успеет рассказать возлюбленному:
– Я слышала, что девушка, с которой схлестнулся Савелий и от которой он потерял голову, подставила его, или, как это принято сейчас говорить, кинула чуть ли не на миллион баксов. Я тут за «деревянные» шью до утра, чтобы не протянуть ноги, ты репетируешь до седьмого пота, а потом допоздна играешь за гроши, а люди ворочают такими деньжищами…
– А откуда ты знаешь все это? Знакома с Савелием?
– Шутишь! Просто у меня клиентки болтливые, а дружки их работают на Савелия…
– По-моему, на него работает чуть ли не весь город.
– Он бандит, и этим все сказано. Я, если честно, терпеть не могу все эти дела и разговоры об авторитетах, группировках, мафии, тем более что я в этом ничего не смыслю, но когда на моих глазах происходит что-то из ряда вон, такое, как это убийство, то я ощущаю ЭТО, как холодный, пронизывающий ветер, понимаешь?.. Я не могу оставаться в стороне, когда почти на моих глазах убивают ни в чем не повинную девушку. И убивает кто? Человек, которого она любила и ради которого сшила это дурацкое платье!
– Но откуда тебе известно, что ее убил Савелий?
– Да не он, а его люди… Откуда знаю? Знаю, и все тут. Ты видишь, я шью хорошо, ко мне записываются, но хоть я и прибедняюсь изо всех сил, прячусь от налогов, беру я с некоторых своих клиенток не так уж мало… И знаешь почему? Да потому что у них денег куры не клюют и достаются они им практически даром. Вот если бы эта Изольда Павловна, к примеру, заказала у меня платье, я бы с нее взяла по минимуму. Правда! Но есть у меня одна клиентка, так она деньги вообще не считает. Она-то и рассказала мне про Савелия, про его новую подружку, которая подставила его так, что он потерял кучу баксов. Вот я и сделала вывод, что он таким зверским образом решил отомстить ей. Поручил дело своим бандитам, они и рады стараться. А это оказалась Вера Холодкова, которая, как я слышала, решила завязать с проституцией и начать новую жизнь…
– Даша, – Александр поцеловал ее, – могу дать тебе совет, хотя подозреваю, что ты в них не нуждаешься… Видишь ли, в чем дело… Ты – человек эмоциональный, все принимаешь близко к сердцу, любишь справедливость и все в таком духе… Послушайся меня – больше не говори никому ни слова об этом деле, о платье, о Савелии… Ведь произошло убийство, понимаешь? И я за тебя боюсь. Ты так много рассказала этой женщине, а вдруг это не следователь, а подставное лицо?
Даша опустила голову и вздохнула:
– Ты прав, конечно… Но я такая, какая есть, и мне трудно контролировать свои поступки. А что касается эмоций, так куда же их девать? Если бы я не знала Веру, то, быть может, и не приняла ее смерть так близко к сердцу. Но… ты, наверное, еще не понял, что я чувствую и свою вину за то, что с ней произошло: ведь именно я сшила ей это платье!
* * *В парикмахерской Изольде пришлось провести почти три часа – краска не брала жесткие седые волосы, да и укладке они поддавались лишь при помощи специальных щипцов, гелей и пенок.
Сидя в невероятно удобном, с мягкими и уютными подлокотниками, кресле напротив огромного зеркала, она смотрела на свое отражение и не могла поверить, что эта довольно молодая женщина – она, еще недавно выглядевшая как «бронтозавр». Любимое выражение Валентины.
Вот сейчас она действительно была похожа на свою сестру. Изольда не верила, когда окружающие говорили об их похожести с Нелли – они были совершенно разные. И по внешности, и по темпераменту, и по характеру, и даже по тому, как говорили, двигались и причесывали волосы. Хотя обе были, по словам родителей, бешеные, неуправляемые, дикие, сорвиголовы, непоседы… Конечно, для постороннего глаза они казались эдакими чудаковатыми и чрезвычайно подвижными девчонками-близняшками, и мало кто из окружения Хлудневых догадывался, насколько разными были сестры и какими темпами увеличивалась между ними пропасть различий.
Изольда всегда знала, чего хочет в жизни, и отличалась от Нелли неприхотливостью и даже в какой-то мере аскетичностью. Юридический институт, работа за гроши простым следователем в районной прокуратуре, затем в областной… «Долгий путь в никуда» – так, по словам Нелли, продвигалась в плане карьеры Изольда. Отсутствие личной жизни явилось для Изольды как бы логическим тупиком, в который загнала ее расписанная поминутно и наполненная фрагментами чужих судеб ее собственная судьба.
Нелли, откровенно жалевшая сестру за такое «скотское» отношение к себе и безумно обожавшая Изольду за ее патологическую жертвенность, любила жизнь во всех ее радужных красках, и если этих красок по каким-то причинам становилось мало и небо над ее непутевой головой начинало заволакиваться тучами, то она сама, вопреки природе и каким-то кажущимся неотвратимыми событиям, начинала раскрашивать серые и тревожные будни в яркие, солнечные, насыщенные тона. Как Нелли это делала? Чаще всего с помощью мужчины. Едва за одним мужчиной закрывалась дверь, как тут же в эту же дверь уже стучался другой. Схема новой любви была отработана до мельчайших деталей. У Нелли всегда были под рукой мужчины. Разные во всем. Единственное, что их объединяло, так это их любовь к Нелли.
Когда Изольда спрашивала у своей сестры, зачем ей так много мужчин и почему бы ей не остановиться на одном, не выйти замуж и наконец не успокоиться, Нелли отвечала всегда одинаково: долгой любви не бывает, а привычка – хуже проституции. И ее невозможно было переубедить.
Валентина родилась от «какого-то орнитолога», появилась на свет случайно, но уже очень скоро стала как бы маленькой тенью своей легкомысленной и веселой матери – где бы ни появлялась Нелли, маленькая Валентинка была всегда при ней, на руках ли, в коляске, на велосипеде или просто держась за руку. В какие бы переплеты – любовные, денежные, связанные с болезнями или перемещениями в пространстве – ни попадала Нелли, она никогда не забывала о дочери и всегда заботилась о том, чтобы у нее было все самое лучшее и всего в достатке.
С помощью своих любовников Нелли купила себе большую трехкомнатную квартиру в центре С., двухкомнатную – для Валентины и на случай непредвиденных обстоятельств еще одну, которую выгодно сдавала, имея от этого постоянный доход; на деньги «мужей» кормила, воспитывала и учила Валентину и даже иногда помогала Изольде.
Во время долгих отлучек матери (случалось, что она исчезала из города на месяц-два, а то и на полгода) Валентина жила у Изольды, но при ней, как правило, находилась и «мама Надя» – няня, женщина неопределенного возраста, которая за много лет службы у Нелли стала ей почти матерью и никогда ни в чем не упрекнула ее.
Надя исчезла неожиданно. Пропала и, наверное, умерла, потому что в один ненастный день просто не вышла «на работу». Не было ее и дома, нигде… И хотя прошло уже почти десять лет с тех пор, как ее не стало, но Валентина, тяжелее всех переживавшая утрату, и Нелли, и Изольда все еще верили в ее возвращение и, встретив на улице похожую на нее женщину, вздрагивали, останавливались и подолгу смотрели ей вслед…
Фотографии «мамы Нади» имелись и у Нелли, и у Изольды, никогда не убирались и не были обрамлены черной рамкой – для них и для Валентины она по-прежнему оставалась живой.
Когда Изольда смотрела на фотографию Нади, ей всегда становилось не по себе. Ведь только Наде она доверила свою тайну, свою любовь и боль, которую до сих пор носила в сердце. Даже родная сестра не знала о том, что у Изольды был роман с одним из ее, Неллиных, любовников. Скоротечный, бурный, закончившийся беременностью и преждевременными родами, во время которых Изольда чуть не умерла от потери крови. И акушеркой в ту страшную ночь была именно «мама Надя». Ребенок задохнулся, запутавшись в пуповине, и Надя сама похоронила его, зарыла в посадках, за городом. Изольда после родов была настолько плоха, что даже не смогла поехать вместе с ней. К тому же рожала она на даче Надиной приятельницы, чтобы Нелли, которая была уверена в том, что Изольда вообще в Москве, в командировке, не дай бог, ничего не узнала. Мама Надя ухаживала за роженицей, помогала сцеживать молоко, а потом туго забинтовывала готовые лопнуть груди… Мама Надя вернула ее к прежней жизни, вернула с тем, чтобы самой уйти?.. И она ушла, никому ничего не рассказав. Хотя тот мужчина давно уже ушел из жизни Нелли, равно как из жизни Изольды, эта тайна не должна была раскрыться никогда: ведь тогда бы разрушился семейный миф о непорочности Изольды.
