Владимир Кашин - Следы на воде
Еще мальчишкой Дмитрий Иванович делил всех людей на теплых и холодных. От матери всегда исходило тепло. А возле соседки, тетки Люды, хотя та и улыбалась ему ласково, по коже ползли мурашки… Он боялся и удирал от нее…
Сторожиха не сводила с Коваля злых глаз.
— Идите себе…
— Да я о лодочке, Ангелина Ивановна. Вы же обещали… — как можно покорнее и жалостливее сказал Коваль.
— Нет у меня лодки! Ступайте! — нетерпеливо ответила Нюрка.
Дмитрий Иванович натянул фуражечку, потоптался еще несколько секунд на пороге, с интересом глянул на погнутое алюминиевое весельце в углу и вышел из комнаты.
Состояние, которое охватило Коваля, когда он прогуливался по берегу, и толкнуло к рыбинспекторскому посту, не оставляло его. Чувство близкого озарения росло, искало выхода. О чем бы ни думал он, все равно, будто по кругу, возвращался к мыслям о шкурках, которые невесть куда делись. Сомнение вызывало только то, что, возможно, ворсинки появились на бортах лодки не в ночь убийства, а раньше.
26
Узнав от Лизы, что она собирается в Херсон, чтобы повезти Юрасю передачу, Андрей запротестовал:
— Кто ты ему — сестра, жена, любовница?.. Что о тебе подумают: то со старшим милуется, то младшему передачи возит! Тебе от нас теперь нужно подальше быть…
— Ну, если подальше, прежде всего от тебя.
Разговор этот состоялся на пляже, недалеко от поста рыбинспекции. Лиза пришла искупаться и, случайно встретив Андрея, перебросилась с ним несколькими фразами.
Сентябрьское солнце, такое горячее на юге, будто еще в разгаре лето, жгло через сорочку, пекло Андрею голову, хотя и прикрытую поверх буйных кудрей старенькой фуражкой. Было страшно душно; казалось, что и от Лизы и ее слов веет нестерпимым жаром.
— Да пойми же ты, у него есть кому передачу везти. Настя собиралась. Да и сам я завтра еду в Херсон к адвокату. Юрасю нанял самого лучшего — Белкина, может, слышала? Вот и отвезу продукты… Если хочешь, передай со мной… От тебя, кстати, и передачи не примут, берут только от родных…
— Вот и поедем вместе, — настаивала Лиза.
— Да пойми же ты! — в сердцах говорил Андрей. — Нельзя нам вместе показываться.
Он переживал из-за того, что позор брата бросал и на него тень, — в Лиманском к этому относились строго. А если еще поедет в Херсон с Лизой, то общественный приговор будет тяжким. Да и Насти надо опасаться.
— Тебе брата не жалко!
— Жалко, конечно. Но я уверен, что он не виноват. В милиции разберутся и выпустят.
«Кто она ему и кто он ей? — не мог успокоиться Андрей. — Чужие люди, еще две недели тому назад не знавшие о существовании друг друга. Какие там у них отношения?! А если я чего-то не знаю? Может, у них уже далеко зашло?!»
Мучила ревность: ну что Лиза нашла в этом молокососе, чего липнет к нему и как смеет это делать, зная, что Юрась его брат!
Но, несмотря на все логические соображения и опасения, Андрей знал, что поедет с Лизой, если та будет настаивать, поедет потому, что не пустит ее одну, да и начал побаиваться ее решительности.
На следующее утро Андрей вышел к первому автобусу. Лиза уже была на остановке. Никакой скамьи поблизости не было, и она стояла, опираясь на палку. Андрей почувствовал, как в нем снова закипает злость. Его раздражало все: и то, что любимая женщина, которая без палки не может и шагу ступить, так самоотверженно рвется в далекую и нелегкую для нее поездку; и то, что в руках у нее красивая, модная и большая сумка с продуктами и сладостями для Юрася; и что она подкрасила губы… будто на свидание собралась, а не в тюрьму…
На секунду представил себя на месте Юрася и готов был поменяться с ним ролями: хотя бы ради того, чтобы убедиться, повезла бы Лиза ему передачу или нет. Только зачем проверять, — раньше, еще недавно, повезла бы, но теперь кто знает… В свое время она потянулась к нему словно бы с горя: слишком много в городе незамужних девушек, и у них на фабрике, и на других предприятиях. Потом заманил ее подарками, привозил рыбу… Мысли эти иглами кололи сердце.
— Здравствуй, Лиза!
Она кивнула.
— Давай сумку, ишь какая огромная!
Ему очень не хотелось этого делать при людях. Но деваться было некуда: вдруг возьмет и сама сунет свою ношу ему в руки. Тогда будет еще хуже, на такой жест все обратят внимание, а тут подумают, что он из простой учтивости помог больному человеку. Отдавая сумку и, возможно, догадываясь о мыслях, которые охватили Андрея, она чуть прищурилась. Ох уж эта ее привычка играть глазами так, что, казалось, из-под ресниц начинает бить ослепительный, с лукавинкой, свет! Андрею хорошо было знакомо это.
— Давно ждешь?
— Не очень.
— Наш Серега всегда просыпает начало рейса, а потом в дороге гонит…
Лиза знала, что рейсовый автобус останавливается на ночь в соседнем селе, у моря, где живет водитель, и оттуда начинает свой путь.
Понемногу подходили люди — кто с кошелкой или корзиночкой, укрытой белой как снег тряпицей, кто с сеткой или мешком. Подошли сестры-близняшки Москаленко, одноклассницы Юрася. Они учились в сельхозинституте и после практики в совхозе возвращались в Херсон… «Вот бы с кем ему дружить, а не с Лизкой…» — пронеслось в голове Андрея.
— Пойдем отсюда? — предложил он. — Довезу тебя на мотоцикле. Иди вперед, я догоню — и поедем…
— Трудно ходить, Андрей. Нога еще болит…
Наконец, ревя мотором и грохоча всеми своими ревматическими суставами, к остановке подкатил автобус. Андрей помог Лизе войти через переднюю дверь.
— На год наготовила, — ставя сумку на пол и усаживаясь возле Лизы, попытался пошутить он.
— Бедный Юрась, — только и вздохнула она. — Не могу поверить, чтобы он убил человека.
— Все выяснится, Лизонька. И на волю выйдет. И не нужно будет тебе готовить ему такие сумки. — Андрей хотел было еще поиронизировать, но сдержался.
— А я и не готовила. Даниловне спасибо…
Эти слова принесли ему некоторое облегчение. Лицо посветлело, и он словно нечаянно подвинулся к Лизиной руке, а когда автобус качнуло, коснулся ее горячих пальцев. Он чувствовал ее тепло лишь какой-то миг. Она рывком отдернула руку. Андрей оторопел…
* * *
В узком коридоре следственного изолятора, который помещался в старом приземистом здании, Лиза вместе с Андреем встали в небольшую грустную очередь. Когда они наконец приблизились к окошку и Лиза поставила сумку на подоконник, оказалось, что сначала нужно получить от начальника изолятора разрешение на передачу.
Андрей направился было за разрешением, но Лиза остановила его, написала заявление и сама пошла к начальнику. Андрей остался ждать в коридоре. Через несколько минут она вышла из кабинета возмущенная.
— Ну и порядочки! Ты правду сказал: только от жены и близких родственников принимают. Какая разница? А если у человека нет родственников?! Иди сам…
Лиза говорила громко, обращая на себя внимание людей, которые стояли в коридоре и чутко прислушивались ко всему, что происходило вокруг.
— Да-а, здесь порядки свои, — тяжело вздохнула какая-то молодица из очереди.
…Когда они вышли из приемной следственного изолятора, Андрей предложил Лизе зайти к ней домой. Но она отказалась. После посещения изолятора Лиза словно обмякла, была угнетена.
Андрей настаивал: надо посмотреть, что там с квартирой. Все же долго отсутствовала. Всякое могло случиться: не ровен час, трубы лопнули или верхние жильцы залили, да мало ли что бывает… Лиза отрицательно покачала головой.
Тогда Андрей начал бормотать, что соскучился, хочет побыть с ней вдвоем, что должен серьезно поговорить о их будущей жизни. Этот высокий мужественный человек был сейчас не похож на себя. Лиза оставалась непреклонной.
В Лиманское возвращалась такой же грустной. В автобусе молчала, только один раз пожаловалась на головную боль.
Андрею вдруг стало по-настоящему жалко ее. И это острое чувство жалости сдерживало его недовольство тем, что пришлось поехать в Херсон, что Лиза не ответила на его чувства, хотя ради нее был готов на все. Теперь он уже не боялся нести ее сумку, из которой в изоляторе, даже когда сам написал заявление, не все разрешили передать.
В Лиманском Андрей подумал, что хоть здесь она пригласит зайти в хату. Но Лиза остановила его на пороге, взяла сумку и закрыла за собой дверь.
27
Утром Дмитрий Иванович не спеша спустился по крутому склону к хатке Даниловны. Решил посмотреть, как она живет. Сейчас это было самым удобным — не пойдет же он в гости, когда там одна Лиза.
Даниловна уже накормила поросят и возилась в доме. Небольшой коридорчик отделял маленькую кухню от двух комнаток, в дверных проемах которых висели просвечивающиеся марлевые занавески. Коваль удивился: если в гостинице Даниловна всячески старалась показать, что она женщина с изысканным вкусом, придерживается моды, то здесь у нее было все старенькое, такое, что теперь уже нигде — ни в селе, ни в городе — не увидишь. В первой комнате, которую, очевидно, занимала Лиза, — вытертый диван, застланный скатертью сундук и желтый в трещинах буфетик; в другой, где никто, собственно, не жил, потому что Даниловна и дневала, и ночевала в гостинице, было темновато от завешенных маленьких окошечек и стояли две железные кровати, заправленные, как понял Коваль, гостиничным бельем. На стенах в обеих комнатках — под вышитыми рушниками фотографии в рамках.
