Оксана Обухова - Шутки в сторону
Но от этого еще больше хотелось ее придушить. Ты тут трюки выделываешь, чудеса ловкости и изобретательности, а она — просто женственна. И никуда от этого не деться, женственность — врожденный талант. И потому — прелестен.
Назар тоже не делал никаких авансов. Не разглядывал Аркадьевну с жадным интересом, и я впервые поняла, почему рядом с Полиной другие женщины чувствовали свою ущербность. «Я так люблю все естественное, что останавливаюсь на улице, чтобы посмотреть, как собака гложет кость» — примерно так сказал кто-то из великих, и лучшего определения я не нашла бы. Именно естественность Полины притягивала к ней мужчин, останавливала их на улице и заставляла смотреть вслед. Простых, нормальных мужиков, не любителей остроумных женщин, не любителей пикировок, взрывов интеллекта и хлестких ударов отточенных языков.
Увы, но все мое недовольство происходило из моих собственных комплексов… и оттого только возрастало. Бог не наградил меня прелестной женственностью, не наделил естественностью обедающей собаки, он дал мне лишь возможность трезво оценивать свои возможности. Давать оценку достоинствам и искать причину неудач в самой себе. Способностью к самоанализу он меня наградил.
И на том спасибо.
Я стиснула зубы, досчитала в уме до десяти (Аркадьевна тем временем угостила себя и Туполева коньячком, от которого я отказалась — буйная во хмелю бываю) и спросила:
— Назар, как ты собираешься пригласить в какой-то отель незнакомых людей?
— Не незнакомых, — поправил Назар. — Они знают меня. Этого достаточно. Отель принадлежит мне, точнее, я один из главных его акционеров, на следующий четверг назначено его открытие. Мы, так сказать, проведем предварительную презентацию.
Ловко. Постояльцев в отеле еще нет, и приглашение подозреваемых на открытие выглядит вполне невинно.
— Вы пригласите нас и еще трех человек из этого списка? — тихо спросила Полина и дотронулась до Гошиных записей.
— Нет. Четверых. — Туполев усмехнулся. — У вас ведь график посещений расчерчен на четыре персоны?
— Но…
— Со мной приедет Юлий Августович Гнедой, — четко проговорил Назар. И то, как он это произнес, показало, что никаких комментариев не последует.
Я и Полина мудро не полезли с расспросами. Назар надул щеки, оглядел нас, притихших, и, видимо, решил стать благоразумным. Мы все плыли в одной лодке, и ввиду исключительности предстоящих мероприятий патрон снизошел до объяснений:
— Гнедой мне почти незнаком. Он представитель одной инвестиционной группы и приехал ко мне по рекомендации знакомого политика. Мне не понравилось, что Юлий Августович сам назначил место делового ужина — в бизнес-клубе. — Туполев нахмурился. — Я не люблю, когда кто-то широко использует возможность засветиться в моем обществе, в моем городе. Это понятно?
— Угу, — кивнули мы с Аркадьевной.
— Я отказался встречаться с ним в людном месте и пригласил сюда. Так мне было удобнее.
— И вы оставили его в подозреваемых? — спросила Полина.
— Да. Я выходил ненадолго, а когда вернулся, он проявлял интерес к бронзовой настольной лампе. Она ему понравилась.
— Ого! — воскликнула я. — Значит, в твое отсутствие Гнедой мог обнаружить в лампе микрофон?
— Да. И потому он тоже приедет.
— Но ведь… — начала я.
— Но ведь, — с нажимом перебил Назар, — собирать данные прослушки мог не только человек, опасающийся за свои секреты, но и человек, сообразивший, что может использовать эти данные против третьих лиц. Объяснения нужны?
— Нет, — медленно проговорила я.
— Я обязан предупредить людей, что за ними велась слежка. Это требования элементарной порядочности.
Мы с Полиной переглянулись и почувствовали себя трусливыми лгунишками. Назару легко говорить о порядочности, он на честном имени империю построил, а что делать нам — сереньким мышкам у подножия трона? Только сидеть под ковром и надеяться, что не раздавят невзначай.
Откуда-то из недр дома в гостиную вкатился Жора Бульдозер. Почти одновременно с ним от входной двери появился невозмутимый Антон.
Перебросив взгляд с Жоры на охранника, Туполев пошевелил губами, дернул подбородком и очень спокойно, размеренно произнес:
— Я надеюсь, вы не хотите лишить нас своего общества?
Даже малообразованный бандит Жора понял, что вопрос совершенно определенно подразумевает следующее: во-первых, Туполев, что неприятно, заподозрил Бульдозера в попытке побега, а во-вторых, четко дает понять — лишиться общества людей может и покойник.
Жора молча сел в кресло подальше от олигарха и подвинул к себе пепельницу.
Назар удовлетворенно мотнул головой и обратился к Полине:
— За вами приедут завтра. Точное время сообщит Антон. Никаких звонков, никаких сношений с внешним миром, никаких отлучек. Все вопросы решайте с Антоном или через него. Все понятно?
— У меня нет лишней спальни, — быстро вставила Полина. — В гостевой выбиты стекла, мы их фанеркой…
— Антону спальня не понадобится, — перебил Туполев. — До встречи. Проводи меня.
Последние слова касались только бодигарда. Мы остались сидеть в гостиной, показавшейся странно пустой и гулкой после отбытия его величества. Назара всегда было слишком много. В его присутствии стены съезжались и любое пространство становилось наполненным. Им, его аурой, его влиянием. Туполев управлял пространством и временем, после его ухода эти факторы с трудом приходили в норму.
— Ну и дела! — выразил общее состояние Жора. — Выпить есть?
— Этого добра навалом, — как-то очень задумчиво, изнутри себя, ответила Полина. — Сонь, а он всегда такой?
— Всегда, — машинально ответила я и опомнилась. — А что ты имеешь в виду? Какой — такой? — После отъезда Назара не только время и пространство вернулись в норму, туда же отнеслось и мое внутреннее состояние, я уже не стояла в общей шеренге, не рассчитывалась на первый-второй и оттого чувствовала себя неуютно и виновато. За что я злилась на эту милую женщину?!
— Властный. Я вначале так растерялась, что если бы не Диана… Просто сидела бы как деревяшка…
— Это нам еще повезло, это он был в хорошем настроении, — мрачно ответила я и поежилась. Назар Савельевич в гневе — это картинка для учебника по психиатрии. «Неуправляемое бешенство».
— Сонь, — подал голос Жора, — а он типа того, ситуацию разрулит?
— Хотелось бы верить, — ответила я, трижды сплюнув через плечо, постучала по крышке стола.
— А этот… где? — шепотом спросил Бульдозер.
Я догадалась, что он имеет в виду Антона, и пожала плечами:
— Периметр обходит. К консервации готовится…
— Какой консе… конве?.. — забормотал испуганно Жора.
— Нас охранять, чудило, — усмехнулась я и встала. — Пойду помогу с территорией ознакомиться…
— Он знаком! — крикнула мне вслед Полина. — Мы с ним в беседке чай пили, когда Туполев второй раз с москвичом приезжал…
На улице было прохладно и сыро. Антон, глубоко засунув руки в карманы брюк, стоял возле крыльца и смотрел в сторону разрушенного дома.
— Мародеры пируют, — буркнул угрюмо и добавил: — Хорошо если только мародеры…
— Мы вчера здесь ночные дежурства вели, — поеживаясь скорее от нервов, чем от прохладного ветерка, и кутаясь в куртку, сообщила я.
— Это правильно, — скупо похвалил бодигард и продолжил, не поворачиваясь ко мне: — Как живешь?
— Нормально.
— Это — нормально? — усмехнулся друг и охранник Туполева.
— Это — недавно, — поправила я.
— А почему на его звонки не отвечала? — все так же рассматривая освещенные костром бомжей развалины, спросил Антон.
Я пожала плечами, он этого движения не увидел, но догадался. Мы были друзьями, Антон, в отличие от своего патрона, относился ко мне серьезно и, льщу надеждой, с уважением. Мне повезло несколько раз как следует удивить этого профессионала оперативно-розыскной работы, и теперь он воспринимал меня без шуток. Всегда внимательно вслушивался в самые глупые из моих сентенций и не перебивал язвительными замечаниями. Когда-то мне казалось, что я ему нравлюсь. Очень и как женщина.
— Так почему ты не отвечала на его звонки? — снова, после длительной паузы, спросил Антон. — Нравится быть независимой?
Туман собирался куполом над отсветом костра, бомжи затянули лихую песню про какого-то шустрого парня, порезавшего всех врагов.
— А он переживал? — невпопад спросила я.
— Патрон?! — Антон развернулся и, увидев на моем лице нечто определенное, впервые изменил своему правилу — никогда не вмешиваться в личную жизнь Туполева. — Да. Сильно.
— Надо же! — неловко усмехнулась я. — А как поживает Ульяна?
— Нормально, — сразу ответил Антон, потом прищурился и уточнил: — А почему ты спрашиваешь?
