Антон Леонтьев - Венец творения
Женя перерыла все ящики кухни, но ничего не нашла, хотя была уверена, что он здесь!
Она, вспомнив, что его рассматривал и Артем, бросилась в их спальню. Может, он взял его себе — в качестве брелока или фенечки? Но и там ключа не обнаружилось. Женя уже собиралась звонить мужу, чтобы узнать, не у него ли этот странный ключ, как вдруг наконец вспомнила, куда его положила.
Обнаружился он в старом, без носика, чайнике, спрятанном под плитой, — там хранились разнообразные, но могущие оказаться важными винтики, шурупы и гайки. Женя, задыхаясь от охватившего ее волнения, высыпала содержимое чайника на пол кухни и включила свет. Содержимое чайника рассыпалось во все стороны, но она сразу нашла то, что ей требовалось.
Позеленевший медный ключ с нестандартной бородкой.
Издав победный клич, Женя подняла его над головой и побежала по лестнице наверх. Она зашла в комнату без окон, посередине которой стоял, походя на окаменевший скелет монстра, шкаф, и отчего-то закрыла дверь. Как будто…
Как будто кто-то мог подсмотреть, что она намеревалась делать!
Женя подошла к стене, обклеенной старинными обоями, и поднесла ключ к замочной скважине. Было видно, что бородка была один к одному с этим замком. Женя подумала: а вдруг за то время, пока ключ лежал под открытым небом, он деформировался. И не войдет теперь в замок?!
Однако ключ вошел с первого же раза, хотя и не без труда. Женя вздохнула, закрыла глаза и повернула его. Но ключ не поддавался. Так и есть, ключ в порядке, но испортился механизм сейфа! Значит, придется все же ломать стену, подключать рабочих и, что ужаснее всего, терпеть рядом с собой любопытную и сующую во все свой нос директрису Убей-Волк…
И тут Женя вспомнила, как открывалась тайная калитка, ведущая на Мухину дачу. Не по часовой стрелке, в против! Как будто тот, кто устанавливал все эти тайные запоры, противился плыть по течению и идти в ногу с мейнстримом.
Женя повернула ключ в противоположную сторону, и он повернулся без всяческих проблем. И так три раза. После чего дверца бесшумно открылась.
Женя распахнула ее — и ее ждало разочарование, потому что она увидела металлическую пластину, все перегораживавшую. Женя постучала по ней, попыталась поддеть — ничего не выходило! Но как-то ведь она открывалась?
Присмотревшись, она заметила сбоку, в крошечном углублении, странную прорезь. Женя попробовала ткнуть в нее бородкой, но не вышло. Неужели нужен еще один ключ? Постукивая себя по подбородку зажатым в руке ключом, Женя задумалась.
И вдруг поняла, что надо делать. Она перевернула ключ и всунула в щель плоскую, изогнутую головку ключа. И та вошла как по маслу!
Это был не ключ, а целых два ключа! А то, что она принимала за головку, тоже была бородка!
Евгения ввела его до упора, раздался щелчок, а потом ключ, будто живой, дернулся у нее в руке. Женя разжала пальцы, отступила в сторону — и увидела, как ключ сам поворачивается против часовой стрелки. Но никакой мистики здесь не было, наверняка это было особое механическое устройство, пришедшее в действие после многих десятилетий покоя.
Ключ повернулся так два раза, а потом со щелчком подскочил и замер. Пластина все еще не двигалась. Тогда Женя догадалась вынуть ключ — и пластина отъехала в сторону.
Ее глазам предстала небольшая металлическая камера сейфа. Нет, в ней не было ни «графских цацек», ни затерянного шедевра Рафаэля.
В сейфе лежала большая тетрадь в бархатном переплете темно-зеленого цвета. Женя вытащила ее, открыла, быстро пролистала и увидела выцветшие чернильные записи. Бросились в глаза даты — «13 марта 1913 года», «2 января 1914 года». Это, судя по всему, был чей-то дневник, причем содержал он записи более чем столетней давности!
Женя попыталась обнаружить в сейфе еще что-то и в самом деле наткнулась на засушенный плоский василек. Кто-то положил его в сейф, потому что цветок был ему дорог… Видимо, как воспоминание…
Больше в сейфе ничего не было. Женя поставила пластину на место, а потом закрыла и крышку. Один щелок — и сейф исчез, открывая взору стену, обклеенную веселыми детскими обоями.
Женя спустилась в кухню, включила мощную лампу и, усевшись в кресло, открыла дневник. Почерк был витиеватый, несколько претенциозный, явно девический. А на внутренней стороне обложки было начертано: «Дневник Евгении Аксентьевны Рыбкиной, годы 1913–1914».
Последняя цифра была приписана явно позже — и чернила были другого цвета, и рука у того, кто выводил это, дрожала.
Евгения Рыбкина… Ну конечно, так звали несчастную гувернантку, жившую на Мухиной даче незадолго до Первой мировой и бесследно исчезнувшую! Злые языки обвиняли ее в том, что она бежала с бравым поручиком и его разбитной невестой куда-то в дальние края, дабы основать шведскую семью.
А кое-кто был уверен, что Евгения умерла, став жертвой сатанистов и подарив жизнь ребенку Повелителя мух! Причем здесь, на Мухиной даче!
Женя быстро открыла последнюю страницу — ей бросилась явно наспех накорябанная дата «В ночь на 30 апреля 1914 года».
Запись была сделана в канун Вальпургиевой ночи — той самой, в которую раз в пятьдесят лет появлялся на свет ребенок нечистого. С бьющимся сердцем Женя закрыла дневник, не желая опережать события и читать то, что написала Евгения Рыбкина за считаные часы или даже, кто знает, минуты до своего таинственного исчезновения.
Отчего-то Женя не сомневалась, что ее тезка сто лет назад исчезла не по своей воле и что она не бежала к южным морям с любителями приключений и вольной сексуальной жизни, а так и не покинула территорию Мухиной дачи.
Не исключено, что Евгения до сих пор лежит где-то рядом: ее останки могли быть зарыты в саду или даже спрятаны в доме! Хотя директриса рассказывала, что чей-то обглоданный труп потом все же нашли, но ведь это могла быть и не гувернантка, а другая жертва — к примеру, та же самая невеста поручика… А вот где покоится тело его самого?
Ответ на этот вопрос мог дать, не исключено, дневник. Чувствуя, что она не сможет отложить ознакомление с дневником до лучших времен и что ей хочется сделать это немедленно, Евгения открыла его. Орфография была дореформенная, с «ятями» и десятеричным «и» и прочими архаичными знаками, однако Жене уже приходилось иметь дело с текстами, написанными до революции или в эмигрантских кругах, чуравшихся использовать новую советскую орфографию, поэтому читать она могла без явных проблем.
«1 января 1913 года. Умерла мама. Впрочем, агония началась еще в предпоследний день ушедшего года и длилась больше двух суток. Так что скончалась она тогда, когда повсеместно отмечали Новый год, что можно было заметить по отблескам разноцветных петард, запускаемых веселящимися людьми в черное, черное, черное небо. И кто сказал, что Новый год принесет мне счастье? Я не жду ничего от него хорошего — да и что можно ожидать от года, две последние цифры которого — чертова дюжина?»
В этот момент раздался странный звук. То ли шорох, то ли скрежет. Женя оторвала голову от тетради и прислушалась. И поняла, что шел звук из кладовой. Точнее, конечно, не оттуда, а из-за скрытой в ней двери подвала.
Женя неловко привстала, тетрадь соскользнула у нее с колен. Она осторожно зашла в кладовую, посмотрела на дверь в подвал, убедилась, что она закрыта на ключ. И, боясь дышать, вдруг поняла, что именно за звуки доносились до нее…
Из подвала…
Это были звуки чьих-то шагов. Кто-то, шаркая ногами и что-то за собой волоча — что-то, бьющееся по ступенькам, — поднимался вверх по лестнице. Женя почувствовала, как волосы у нее на затылке начинают шевелиться, как будто была она не Евгения Кирычева, а горгона Медуза с живыми гадюками вместо прически.
А затем ручка дернулась. Кто-то, находясь на последней ступеньке лестницы с обратной стороны подвальной двери, теребил ее, настойчиво желая попасть в дом.
Женя сделала шаг назад, при этом наступив на какой-то винтик, что по ее собственной глупости валялся на полу, и едва из-за этого не упав навзничь. Ручка продолжала дергаться. Женя вернулась к столу, схватила мобильный, желая позвонить куда угодно, но с одной целью: вызвать подмогу!
Она попыталась найти в адресной книге Артема, но руки так сильно дрожали, что телефон выскользнул и полетел на пол. А затем Женя услышала новый звук, еще более ужасный.
Кто-то скребся в дверь со стороны подвала! Женя рванулась к кухонному ящику, снова поскользнулась, наступив на гайку, полетела на пол, но все же успела зацепиться за ручку ящика и, повиснув на ней всем телом, выдвинула.
Перед ней лежал тускло поблескивавший нож. Большой. Острый. Женя взяла его и, ощутив вдруг прилив сил, повернулась. И пусть из подвала лезет кто угодно. Даже сам первый граф Бальзуев-Мухин, умерший сто пятьдесят или даже больше лет назад. Или столь обожаемый им Повелитель мух! Или даже нечто странное, демонообразное, живущее в подвале!
