Евгений Зубарев - Я убью тебя, менеджер

– Не знаете, что за придурки к нам заехали? – услышал я возле себя и, обернувшись, увидел встревоженное лицо мужчины лет пятидесяти, одетого в фирменную куртку универсама.

– Главный санитарный врач России прибыл, инкогнито. На инспекцию, разумеется, – объяснил я и отвернулся, чтобы спрятать лицо.

– Из Москвы? Сам? Так вот он какой! – поразились у меня за спиной, и тут же послышался удаляющийся топот.

Я повернулся, чтобы повнимательнее рассмотреть моего собеседника, но любопытный мужик уже убежал внутрь зала, и через огромные витрины универсама было видно, как он что-то яростно кричал там, собирая вокруг себя персонал в таких же ярких фирменных курточках и жилетах.

Я вернулся к микроавтобусу, раскрыл его боковую дверцу пошире и уселся в кресло, поглядывая на стоянку и магазин.

Марта, напротив, выбралась наружу и закурила, провожая взглядом Берутли, который с полной амуницией в виде телекамеры и штатива направился к стеклянным дверям.

– Ему там не накостыляют за несанкционированную съемку? – озаботилась Марта. – Может, сходишь с ним?

Сходить, наверное, следовало бы, хотя бы для того, чтобы помочь Берутли таскать здоровенный штатив, но меня внезапно обуяла такая лень, что даже говорить вдруг расхотелось.

– Все будет нормально, – еле выдавил я из себя и стал смотреть на церквушку рядом с универсамом. Там как раз закончилось какое-то мероприятие, и оттуда в большом количестве начал выходить на стоянку народ.

Колоритный мужик в длинном пальто, с бритым затылком, бычьей шеей, золотыми цепями на всех конечностях и прочими аксессуарами типичного братка, вышел из церкви с огромной двадцатилитровой бутылью воды. Он подошел к новехонькому «мерседесу» и принялся деятельно поливать машину водой из этой бутыли, стараясь, чтобы политой оказалась каждая деталь автомобиля.

– О как! – засмеялась Марта, указывая мне на братка.

– Святая вода – она чудеса творит, – убежденно заявил вдруг водитель нашего микроавтобуса, тоже, как оказалось, наблюдавший за этой сценкой. А я еще думал, отчего у него там, где в иномарках обычно красуется метка «airbag», приклеена иконка.

Как следует окропив «мерседес», браток с умилительно одухотворенным лицом бережно закупорил бутыль с остатками воды и уложил ее в багажник. Потом он сел за руль, резко газанул и неожиданно для всех сдал назад, с размаху въехав задним бампером в металлическое ограждение стоянки.

Ксюша громко заржала, топнув копытом по асфальту и повернув к «мерседесу» свои насмешливые карие глаза.

Марта тоже захихикала, слегка прикрыв рот ладошкой, но, напротив, деликатно отвернулась ко мне.

Браток выключил двигатель, медленно вышел из машины, и я увидел, какое у него стало растерянное лицо. С такими лицами обманутые вкладчики таращатся на объявление в арендованном офисе – о том, что фирма «XXX» покинула это помещение навсегда, вместе с деньгами и ушлым руководством.

Горестно осмотрев убитую в хлам фару и смятое в гармошку заднее крыло, браток со второй попытки отрыл багажник и вытащил оттуда бутыль со священной водой. Проорав что-то нечленораздельное, но очень выразительное, он шваркнул бутылью об асфальт, разбив ее в мелкую пыль, и с вызовом огляделся вокруг.

Тут, как специально, из магазина вышел Васильев, сопровождаемый толпой служащих в фирменных жилетиках. Им Валера указал на наш микроавтобус, и те принялись грузить в машину пакеты и коробки, попутно заискивающе улыбаясь мне и Марте.

Сам же Валера одним движением отвязал повод, красиво запрыгнул на Ксюшу и, дождавшись окончания погрузки, скомандовал нам:

– Поехали!

Браток с нескрываемым интересом проследил за манипуляциями Валеры и подошел к нему поближе:

– Слышь, братуха, а тебе так чего, в натуре кайфово или ты просто тачку на сервисе оставил?

Валера снисходительно посмотрел на него сверху вниз и сказал:

– У нас в Москве нормальные пацаны уже с год так катаются. Менты по хрен, пробки по хрен, и опять же бензина не надо. А овес нынче дешев. Так что только на лошадях и ездят теперь.

– Все? – недоверчиво спросил браток, поглядывая то на Васильева, то на Ксюшу.

– Не все, – с грустью ответил Валера. – Те, что покруче, те на боевых слонах зажигают. Но боевой слон – он таких денег стоит, – тут Валера зажмурился, качая головой, и едва не потерял равновесие.

Мне совсем не хотелось разочаровывать братка, ему наверняка хватило и одного недавнего разочарования. К тому же по выражению его лица я догадался, что Валере он не поверил и сейчас будет его бить.

– О величайший из великих санитаров, одной ногой пишущий сертификаты на небе, а другой – на земле. Повели уже трогаться нашему каравану, – прокричал я Валере, загоняя Марту и только что появившегося Берутли с камерой в салон.

– Повелеваю, – крикнул догадливый Васильев, пнул Ксюшу каблуками в толстые бока и поскакал со стоянки на шоссе. Я последним забрался в салон, закрыл дверь и послал на прощание воздушный поцелуй слишком медленно наливавшемуся злобой братку.

Впрочем, тот ничего в ответ делать не стал, лишь выразительно покрутил пальцем у виска и побрел к своей разбитой машине.

Я подумал, что наша, возможно, и впрямь странная компания ничуть не более сумасшедшая, чем сам этот браток, всерьез полагающий, что двадцать литров водопроводной воды могли защитить его авто от неприятностей, но крутить пальцем у виска в ответ не стал.

Глава двадцатая

Съемки «лошадиного» сюжета здорово вымотали именно меня. Валера вписался в свою роль просто на отлично и явно получал удовольствие от каждой сценки со своим участием, Марта спокойно работала, как режиссер, выстраивая высокохудожественные композиции, а Берутли так и вовсе не напрягался, банально отрабатывая суточный гонорар. И только я переживал каждую мелкую нестыковку, каждый конфликт, каждую проблему как личный упрек и бесился по каждому подобному поводу.

Марта тоже заметила это и, когда мы начали обсуждать причины, сказала, что я психую потому, что очень хочу доказать всем, особенно Мише, что мои выдуманные сюжеты имеют право на существование в реальности.

Впрочем, эти съемки закончились вполне удовлетворительно, и Камминг даже смогла быстро, всего в два дубля, записать стендап на фоне гарцующего возле «своего офиса» Валеры и обстоятельное интервью с ним. Насколько я понял, стендапы, то есть видео с корреспондентом в кадре, нужны были Камминг к каждому сюжету в качестве свидетельства ее причастности к съемкам. При этом всю прочую, самую нудную и черновую работу она откровенно свалила на нас, и мне, к примеру, впервые в жизни пришлось расписывать сценарии к собственным сюжетам. Хотя, конечно, за семьдесят тысяч долларов я был готов к фальсификации чего угодно – церемонии захоронения очередных царских останков, прямой трансляции фехтовального поединка между Путиным и Березовским или высадке российского миллиардера на Марсе в поисках офшора, недосягаемого для Генеральной прокуратуры.

Мы закончили работу около пяти часов вечера, и Берутли сам вызвался проводить Валеру с Ксюшей в Сестрорецк и обратно, поэтому мы с Мартой отдали ему микроавтобус с водителем, а сами потащились в редакцию на метро.

В редакции я собирался закончить текст про похищения, где должны были прозвучать новые, так пока и не озвученные подробности событий, а заодно пнуть ГУВД в целом и генерала Демченко в частности. Пнуть главк полагалось не только потому, что мне не нравился ленивый генерал и методы работы его подчиненных, но и за конкретное дело – налицо ведь был не только саботаж работы по раскрытию преступлений, но и очевидные потуги скрыть сам факт похищений. Впрочем, как я заметил, наш брат журналист особо не рвался отписываться по этой теме – за целый месяц в городских газетах вышло едва ли три-четыре заметки, а телевидение вообще помалкивало, хотя на все официальные пресс-конференции съемочные бригады таскались исправно. Надо ли говорить, что, если бы в Питере в течение двух месяцев исчезли десять американских индейцев, а не российских чукчей, в феерической истерике зашлись бы уже все телеканалы, включая федеральные и даже мировые? А уж штатные правозащитники тем временем наверняка бы взяли штурмом Смольный, Зимний и разобрали бы по кирпичику больницу имени Скворцова-Степанова.

Похоже, прав был пьяница-философ, друг Жоры Ляпина, – нет грантов, нет и правозащиты. Но тогда скажите мне, чем отличается деятельность общественного деятеля от нанятого за наличные профессионального адвоката? Если и те, и те работают только за хорошие призовые, а за идею только пьют потом на фуршетах, зачем мне ежеквартально полощут мозги о европейских демократических ценностях на душных журналистских семинарах от имени европейской общественности? Или они не знают, о чем сами ежедневно врут?