Галина Романова - Обмани меня красиво
А третья автомобильная катастрофа вообще попахивала откровенной мелодрамой. Молодой парень завел роман с замужней дамой. Об этом стало известно ее мужу. Он в состоянии аффекта совершил наезд на счастливую парочку, греющую собой пляжный песок в ночь с двадцатого на двадцать первое июня. Женщина погибла. Молодой любовник отправился в больницу с множественными переломами и повреждениями внутренних органов.
Все эти три истории из прошлого привлекли ее внимание по той простой причине, что Женька легко мог быть участником одной из них. Во всяком случае, такую возможность отрицать было бы глупо. С кем чего только не случается в молодые-то годы?!
Историю с убийством пенсионера молодыми отморозками-нацистами Полина всерьез не рассматривала как версию. Женька был нормальным парнем в этом отношении: фашизм глубоко презирал, считая эту идеологию порочной, лишенной истинной нравственности.
А ограбление…
— При чем тут ограбление? — Полина повертела в руках ксерокопию крохотной статьи об ограблении банка. — Это в принципе нереально.
— Почему? — Степан как раз платил по счету за их завтрак, кстати первый их совместный завтрак.
— Почему, почему! — Полина вдруг вспылила, не зная, что ответить. — Потому что этого просто не может быть, и все тут! Зачем ему было грабить банк, ответь?!
— Вопрос риторический. — Степан вполне миролюбиво улыбнулся, взял в руки вилку, наломал омлет кусками и, отправив хороший кусок себе в рот, пробубнил: — Зачем люди грабят банки? Чтобы иметь деньги! Причем много денег! Не нужно горбатиться и ломаться, много работать и недосыпать, рисковать жизнью. Можно просто зайти в банк, приставить пистолет к виску кассира и опустошить все сейфы.
— Это же опасно! — Полина как раз рассматривала крохотную фотографию, сделанную кем-то из зевак в тот момент, когда грабители в черных масках выбегали из здания банка. — И, как правило, грабители всегда попадаются.
— Не всегда, — возразил Степан, с недоумением рассматривая свою быстро опустевшую тарелку. — Это в кино только показывают, что грабители, какими бы доками они ни были, попадаются. На самом деле статистика доказывает как раз обратное. Это самая редко раскрываемая статья! Попадаются, как правило, те, кто делает это сгоряча, непродуманно. А если ограблением руководит человек с головой, который тщательно все спланирует и рассчитает по минутам, то все проходит без сучка и задоринки и у правоохранительных органов просто нет шанса найти преступников, тем более если они залягут на дно. Тут есть над чем подумать… Ты совсем не притронулась к завтраку, Полина. Тебе не нравится мой заказ?
— Нет, все нормально, кроме одного. — Она запоздало нацепила на вилку кусочек холодной телятины. — Я не пойму, почему тебе так приспичило увязать все происходящее именно с ограблением, а не с чем-то еще? На тебя наше благополучие так повлияло? Так это результат долгой и плодотворной работы, Степа. Женька, как ты тут сам только что говорил, и горбатился, и ломался, и ночей не спал. Его успех — это результат, именно результат долгого и кропотливого труда, а не мгновенное чудо, свалившееся на голову с неба или из сейфа ограбленного банка. Почему именно ограбление, Степ?
Он не сразу ответил. Сначала задумчиво наблюдал за тем, как Полина расправляется с завтраком, потом снова разложил на столе все пять листов ксерокопий и внимательно просмотрел каждый из них, выкладывая потом их в каком-то странном, одному ему понятном порядке.
— Убийство можно исключить сразу, — сказал он после паузы, когда Полина уже почти выпила кофе. — Я знал людей, способных на такое хладнокровное, почти ритуальное убийство. Твой муж не из таких — я тут поездил за ним несколько дней, понаблюдал.
— Не слишком ли ты много себе позволяешь? — Полина хотела было возмутиться всерьез, но потом передумала; сама же утвердила его в правах помощника, что уж теперь ломаться.
— По-другому нельзя, знаешь! — Кажется, Степан обиделся. — Тебе звонят, предупреждают об опасности и все такое… Что же, я должен сидеть и ждать?!
— А почему ты вообще что-то должен-то, Степа? — Полина так ловко ввернула свой каверзный вопрос, так он пришелся кстати и по теме, и по времени, что она вполне оправданно рассчитывала на эффект неожиданности.
Ничего не произошло. Никакого эффекта разорвавшейся бомбы. Нет, ей, конечно же, удалось смутить его, но всего лишь на мгновение. Степа был настоящим мужиком — он быстро обрел форму и даже слегка порозовевшее лицо его быстро приобрело прежний оттенок. Потом без лишних слов он полез во внутренний карман своей куртки-«косухи», достал оттуда свернутую пополам фотографию и протянул ее ей.
— Узнаешь? — Он терпеливо смотрел, как Полина потрясенно рассматривает снимок, как мысленно пытается увязать то, что она там видит, с тем, что происходит сейчас, потом удовлетворенно пробормотал: — Значит, узнала. А я уж думал, что так и останусь твоим случайным знакомым. Годы, Полина, они такие гады… Они так все меняют, что…
— Господи, Степа! — Полина вертела в руках давнюю фотографию из своего детства и все никак не могла поверить, что тот долговязый ушастый подросток на заднем плане и мужчина, сидевший перед ней сейчас, — это одно и то же лицо. — Если честно, то я…
— Ты даже не знала, как меня зовут, Полина. Я для вас с сестрой был всего лишь хулиганом Новиковым, жившим по соседству, который сдуру таскал ваши босоножки, стоявшие на коврике у двери, и подбрасывал туда же дохлых мышей. Потом я ушел служить, затем остался по контракту. Ты училась и так больше и не вернулась в родительский дом.
— В отцовский, — поправила его Полина, недовольно поджав губы. — Второго родителя мы лишились слишком рано, ты же знаешь.
— Пусть так, но это ничего не меняет.
Степан, за плечами которого было много боли, огня и лишений, сидел и отчаянно трусил. Он понимал, что вот сейчас, именно сейчас настал тот самый момент, когда он должен ей все-все сказать. Все, о чем думал и что вынашивал в мечтах все эти годы, когда наблюдал за ней издали и со стороны.
Но Полина его опередила.
— Ты не прав, Степа, — произнесла она с каменным лицом, сгребла со стола разложенные им ксерокопии и, сунув их обратно в свою сумку, поднялась со стула. — Это все меняет! Все, понимаешь?!
— Нет, если честно. — Его губы задрожали, как у ребенка, а сильные длинные пальцы мгновенно сжались в кулаки. — Ты согласна была принять помощь от постороннего мужика, от того, который тебе не был знаком, который мог тысячу раз оказаться авантюристом!.. А от того, который знал тебя с самого раннего детства и… и любил ровно столько же, ты отказываешься принимать помощь?! Как это понять, Полина?! Что это меняет?!
— Все буквально! Разве это так трудно понять? — Лавируя между столиками, Полина двинулась к выходу, зная, что он непременно последует за ней.
Степан догнал ее уже у самой машины. Нервно улыбаясь, он привалился к дверце водителя, тем самым не давая ей возможности открыть ее.
— Я не понял, Полина! Ровным счетом ничего не понял! Неужели тебе трудно объясниться?!
Голос ему изменял. Степану и хотелось бы быть твердым и мужественным, но он не мог. Не мог, потому что вот сейчас она сядет в машину и уедет. И все!.. И на этом все закончится, не успев начаться. Все это время она была близко, настолько рядом, что он почти убедил себя в том, что у него все получится. Он сумеет доказать ей, что достоин быть поблизости. Но где-то что-то пошло не так. Где-то он облажался. Где?! Поспешил раскрыть свое инкогнито? Так хотел как лучше, а получилось как всегда.
— Пожалуйста, Полина! Не уходи так! Я не могу… — Он вдруг отвернулся от нее, сильно ударив по крыше ее машины крепко сжатыми кулаками. — Я не могу отпустить тебя вот так… Скажи, почему?! Если я был не прав, то прости меня! Хочешь, я на колени встану сейчас перед тобой?
И он — мужик, имеющий не один десяток боевых вылазок, из спины которого «наживую» доставали осколки от гранаты, — упал перед ней на колени. Прямо в пыль — своими модными дорогими штанами, которые и покупал-то только ради того, чтобы произвести на нее впечатление.
— Полинка, девочка… Не уходи так, прошу тебя!
Степан поднял на нее глаза, больше всего сейчас боясь самого себя. Когда глухая тупая тоска вперемешку со злобой топила его, он становился неуправляемым. Он мог сделать все, что угодно. Мог, например, схватить ее сейчас и затолкать в машину, и увезти тоже мог, далеко. Туда, где она никому не будет принадлежать, кроме него: ни сестре ее, которая презирала его намного больше Полинки в их скандальном детстве; ни мужу ее, за душой которого слишком много грехов, чтобы такая женщина, как Полина, принадлежала ему. О количестве его прегрешений перед женой Степан мог только догадываться, но то, что их у него бессчетно, он чувствовал интуитивно.
