Ольга Новикова - Каждый убивал

Ну что ему стоило узнать, где Олег этот чертов прячется… Пара пустяков для Интерпола… Но он связи использует только для себя…

Или опасается хоть как-то задеть Бизяева? Этот туз всех держит под контролем…

От обиды становится еще хуже. Тянет прилечь…

Анжела отстегивает ремень, клонится направо, к животу подтягивает ноги и, свернувшись клубком, совсем отключается…

…Чьи-то сильные руки бережно перетаскивают ее из одного авто в другое… Словно на ней надпись: «Осторожно, не кантовать!».

Это сон?

Снова провал, потом ее опять вынимают, ведут… Куда? Знакомый витраж, пальма в кадке… Это же подъезд в доме Тапира… Значит, не похищение. Ну и ладно…

…И вот она уже в кровати… Пижамка задрана, холодная бляшка стетоскопа прижимается к спине… Внутри хрипит, булькает, каждый вдох дается с трудом.

Ой, совсем воздух не поступает!

Умираю… Я умру сейчас?

Анжела пытается открыть глаза… «Спасите!» – звучит в голове, но наружу вырваться не может. Кто-то понимающий усаживает ее, обкладывает подушками, чтобы не упала, накрывает нос и губы прозрачной пластиковой маской. Терпкий воздух начинает поступать в горло, дышать становится легче.

Предплечье стягивают жгутом, укол в вену… Боль возвращает в реальность… Ненадолго. Снова провал.

– …Вставай, соня! На самолет опоздаешь!

Бодрый, решительный голос вытягивает Анжелу из глубокой ямы, в которой она не чувствовала своего тела, в которой колючие мысли не царапали ее душу. Темнота, пустота, почти невесомость.

А сейчас веки не поднять, рукой не пошевелить…

«Куда-то ехать? Не хочу! Не могу! Не буду!» – вопит все ее существо.

– Ну, мать, бормочи не бормочи, а лететь надо, – командует тот же голос.

Кто это? Работа по опознаванию – мучительная пытка. Анжела через силу приоткрывает левый глаз, чтобы подтвердить свою нерадостную догадку.

Тапир…

– Врач сказал – ты можешь лететь.

Звучит как приговор. Не оправдывающий больную.

Тапир откидывает одеяло, которое хоть как-то нежничало с Анжелой, укрывало от суровой яви, и стягивает с ее ног пижамные штанишки. Никакого эротического импульса ни у нее, ни – слишком ясно чувствуется – у него.

– Сама! Сама! – подгоняет он суетливо, совсем как герой Михалкова в «Вокзале для двоих».

Тот секса хотел, а этот…

– Всего лишь аллергический приступ, ну и… небольшая простуда. Выпей таблетку. Я уже позвонил твоей Катюхе. Она все еще в Москве. Встретит тебя. Ты же знаешь, я не смогу за тобой ухаживать… Самый бизнес в эти дни…

«Самый бизнес!»… По-русски говорить совсем разучился.

Если надо за мной приглядывать, значит, я сильно больна… И все равно выставляет.

От злости появляются силы. Анжела пытается все делать сама. Поднимает ногу, чтобы напялить брючину… Равновесие не удержать… Валится на бок.

Тапир подхватывает, помогает одеться. Но в этой заботе – ни грана нежности, ни чуточки любви… Как бездушная работа вышколенной сиделки. Если и есть какое чувство – то это шкурное желание избавиться от обузы…

Послать бы его куда подальше… На этот раз точно – навсегда!

Погоди, погоди, Анжелка… Для скандала нужна энергия, которой нет, совсем нет. Да и зачем объявлять о разрыве? Еще совсем озвереет… Мне от этого какой прок? Решение принято, так что успокойся.

Чужой человек. Есть задача не превратить его во врага. А сейчас пусть поможет добраться в «Шарль де Голль» – с паршивой собаки…

Прикинувшись послушной, Анжела деловито руководит укладкой чемодана и попутно выясняет, что же случилось.

Оказывается, спасли ее какие-то русские. Наверное те, из джипа. Получается, охраняли…

Случайно якобы заметили, что девушке в мерсе плохо, постучали в окно… Лежит, не реагирует никак. Тогда открыли дверцу, нашли в ее телефоне парижский номер, с которым она чаще всего связывалась, позвонили и вот, привезли…

– Пока они доставляли тебя, я вызвал врача! – безучастно объявляет Тапир.

Когда ему надо, он сообразительный… Когда надо от меня избавиться…

– И мой мерс не бросили, сюда привезли! Так что не беспокойся! – победно объявляет дружок.

Я чуть не умерла, а ему по фигу… Самое важное – его имущество…

Стоп! Стоп! Стоит продолжить в том же духе – наберется столько материала для обвинительного заключения, что ярость уже не скрыть… Тапир человек чувствительный, тонкий, сразу поймет, что я на нем поставила крест. Не на нем, а на наших отношениях… Еще взъярится и пакость какую-нибудь прямо сейчас учинит… Да просто заистерит, выскочит из дома… И что я одна тут буду делать? Не смогу сама даже к такси спуститься… Физических сил нет, но голова-то работает…

– Спасибо, дорогой мой спаситель, – самым елейным голосом шепчет Анжела, не глядя в глаза Тапиру и не пытаясь его обнять. Еще отпрянет… Тогда уж точно не сдержаться.

Это не подозрительно. Он ведь всегда боится подхватить заразу. Всякий раз, когда она извещает о своем приезде, спрашивает: «Ты здорова?»

И чтобы мимикой, чтобы даже телом своим не транслировать ненависть, всю дорогу до аэропорта Анжела молчит, вызывая в памяти самые лучшие, самые щемящие эпизоды из их трехлетней… связи. Всего лишь связи – так это называется, сурово признается она себе. Закольцовывает сюжет, мысленно упаковывает его, чтобы потом сбросить с самолета и налегке вернуться домой, к себе.

Катюха их познакомила, в Марбелье… «Ты не возражаешь, если мы сегодня поужинаем с Мишиным партнером?» И все, никаких характеристик. Знала, что Анжела терпеть не может сводничества, сватовства всякие ненавидит, поэтому изобразила как одолжение, как ей помощь…

Тапир был такой одинокий, такой неприкаянный… Почти коротышка, но рост – вещь относительная… Главное – не светиться рядом с гигантами. А по сравнению с Анжелиными ста шестьюдесятью сантиметрами его ленинские метр шестьдесят четыре гляделись нормально. Если б не облом с выбором первого партнера по бизнесу, то вполне мог сделать хорошую карьеру в государственных структурах. Рост подходящий, под стать нашим главным, плечевой пояс хорошо развит, широкие скулы, узкие лоб и подбородок – такой овал лица называют «алмаз»… Никаких уродств, но и не яркий красавец, обращающий на себя внимание. Идеальные данные… В свое время мог бы даже рассматриваться на самые крупные роли…

Черт, и Глеб той же конституции… Один и тот же тип…

Тапир нисколько не нахальничал, робея, предложил пообедать вместе на следующий день, но она уже улетала. Вежливое «как-нибудь в другой раз» понял буквально и, узнав у Катюхи график Анжелиных разъездов, прилетел в Монако с бриллиантовыми сережками. Всего полкарата примерно, но круглые, отличной огранки. Тактичный сувенир. Окуджаву любит и знает не хуже Анжелы, пообещал показать настоящего Модильяни, который висит у него в парижской квартире. В ресторане попросил разрешения сделать заказ на свой вкус – принесли салат из морепродуктов, «Орвьето» в бутылке, оплетенной соломой, седло барашка по-нормандски под пряное сант-эмийонское «Шато ланжелюс». Избавил от гастрономических метаний, а получилось – точно по ее вкусу… Она сама бы точнее не выбрала…

Безупречно прошел тест, по которому определяют в их кругу, свой или не свой мужчина. Тогда еще грамотно говорил по-русски – без диалектизмов и явных речевых ошибок. Ел-пил культурно – беззвучно, без спешки, но с пониманием. И одет не как метросексуал, но дорого и со вкусом. Ни белых носков, ни красных галстуков и красных платочков в кармане пиджака, от которых Анжеле хочется с пикой пойти на мужика, как тореадор на быка.

А лучше бы по старинке проверить – какие стихи любит, знает ли наизусть что-нибудь из Серебряного века?

О себе говорил мало. Выудила только то, что и так знала из Интернета: бизнес в России у него отняли, семья распалась, сын остался с женой в Москве… В общем, «она его за муки полюбила».

Много раз за эти три года пыталась вычислить, не меркантильный ли интерес прибил к ней Тапира?

Вообще-то она не против взаимовыгодного сотрудничества. Без него вянут самые пылкие и дружеские, и любовные отношения. Но оно должно быть открытым, честным, никому не в ущерб.

Тапир у нее вроде ничего не просил, всегда получалось так, что она сама предлагала, сама делилась с ним чем могла. Неделя на яхте Изи Залманова, консультация с газетным шефом, в Куршевеле его со всеми своими корешами познакомила… Никакого насилия, никакого напряга… Про партнеров особо не распространялся. Достоверно она знала про Катюхиного Мишку, а что у него есть какие-то дела с Бизяевым, выявилось только теперь, когда Светку прикончили.

А как же он все-таки на плаву остался? Вовремя отмежевался от прежнего патрона… Не благодаря ли тесным контактам с Рюриковичем? За годы эмиграции никаких видимых козней власть ему не устраивала…

А вдруг он засланный казачок? Органами засланный в Европу? Правда, одно другому не помеха…