Джеймс Чейз - Если вам дорога жизнь

Пок вздрогнул, когда услышал, как треснула ступенька. Метнул взгляд в сторону площадки за открытой дверью. Поднял пистолет.

На его лице Мани прочла бессильное отчаяние, испугалась, отодвинулась в сторону.

Левой рукой Пок вытащил из-под рубашки деньги, украденные у Ошиды, и бросил их на кровать.

- Прости, - сказал он, глядя на девушку. - Я сильно болен. У меня что-то с головой. - Он показал на деньги. Теперь они твои. - Поколебавшись секунду, он добавил: - Я убил твоего дедушку. Эти деньги - его. Я их забрал. Теперь они твои.

Лепски, кравшийся вдоль стены, застыл и стал прислушиваться.

Мани посмотрела на кучу денег, рассыпавшихся на грязном белом покрывале. В жизни она не видела столько денег. Глаза ее широко раскрылись.

- Мои?

Голова у нее пошла кругом. Если эти деньги и вправду ее, это же дверь в новую жизнь! Эта комнатка, запах и шум берегового квартала, цепкие пальцы, норовившие залезть ей повыше под юбку, когда она работала в ресторане, белые моряки, которых приходилось приводить сюда, когда хотелось подновить гардероб... с такими деньгами она выметет из своей жизни это и многое другое.

- Бери, - сказал Пок, наблюдая за ней.

- Ты правду говоришь? Это мне?

Она таращилась на деньги, не веря своим ушам и глазам.

- Я убил твоего дедушку, - повторил Пок, но тут же понял, что она его не слышит. Деньги - думать о чем-то другом она уже не могла. Он вдруг возненавидел ее. - Забирай и проваливай!

Она схватила деньги и выбежала на площадку.

Лепски мгновенно поймал ее за кисть и толкнул в объятия Шилдса. Тот зажал ей рот рукой.

Пок сидел на кровати и смотрел в открытую дверь. В мозгу его чередой поплыло все, что он в этой жизни ненавидел лютой ненавистью: клуб, раболепие и угодничество отца, богатые, самодовольные, жестокие и милостиво-снисходительные подонки из клуба.

О смерти он думал часто. Лучше всего, считал он, угаснуть, как гаснет лампа, когда потихоньку закручивают фитилек. Огонек сходит на нет и пропадает. Но его фитилек медленно не закрутить. В косые лучи света уже попала тень Лепски. Пок взглянул на висевшее на стене распятие. Каким-то чудом распятие вселило в него надежду, он засунул ствол пистолета в рот и нажал на спуск.

- Не скучно одной?

Мег вздрогнула и подняла голову.

Вот уже два часа она сидела на каменной скамье в гавани, совершенно одна, если не считать кружившего над ней ястреба.

Она полностью пришла в себя после аварии. И начала думать - а что дальше? Денег у нее нет. Все ее захудалые вещички в меблированных комнатах, и если она за ними вернется, толстяк-индеец, как пить дать потребует с нее плату за жилье. Да и Пок, возможно, там ее караулит. Нет, возвращаться нельзя, стало быть, одежонка, что на ней надета, - все ее богатство.

А лотерейный билет с золотой каемочкой уплыл! Она горько усмехнулась. Хорош лотерейный билет, нечего сказать! В отчаянии она подняла с плеч длинные волосы. Что ж, придется искать другого кавалера, который ее приоденет и подкормит. Такой найдется всегда - пока ей не надоест под него укладываться.

Не скучно одной?

Именно эти слова произнес Чак, когда подцепил ее, а потом начался этот немыслимый кошмар.

Она глянула на парня, стоявшего рядом.

Ну и недоносок!

Длинный, болезненная худоба, бородка клинышком, очки. Линзы такие толстые, что глаза - как две коричневые виноградины. Серая рубашка с открытым воротом заправлена в черные штаны, подпоясанные кожаным ремнем с тусклой медной пряжкой, талия такая, что плевком перешибешь.

Но хоть чистый, потом от него не разит - может у него есть деньги? Если грязнуля, вроде нее, на деньги рассчитывать нечего.

Она выдавила из себя улыбку.

- Привет, - откликнулась она. - Ты откуда свалился?

- Просто увидел тебя. Наверное, думаю, скучает девушка. - Он погладил бороденку, словно надеясь привлечь к ней внимание. - Ты и вправду скучаешь?

Голос у него был какой-то хлипкий, в нем не было мужского начала, силы. Она разглядывала его, а сердце стучало: не то, не то. Ей бы человека, на которого можно опереться... а это просто какой-то...

Но в ее нынешнем положении особенно не повыбираешь, и она ответила:

- Есть немного.

- Так я подсяду?

- Валяй.

Он обошел скамью и уселся рядом.

- Я - Марк Лиз. А тебя как зовут?

- Мег.

- Просто... Мег?

Она кивнула.

Наступила длинная пауза. Она подняла голову, посмотрела на парившего в небе ястреба. Взмахнуть бы волшебной палочкой и взлететь к нему в поднебесье! Пари себе над океаном, хватай из воды рыбку, а самое главное полная свобода! Красота!

- Ты в отпуске?

Она нахмурилась, потом спустилась на грешную землю.

- Что?

- У тебя отпуск?

- А у тебя?

- У меня - нет. Я вчера без работы остался. Теперь вот прикидываю, чем заняться да куда податься.

Она вдруг увидела в нем родственную душу:

- И я вот прикидываю, чем заняться.

Он взглянул на нее и тут же отвел глаза. Взглянул как бы искоса, мимолетно, но она знала: ее пышный бюст и длинные ноги не остались незамеченными. Господи, как все просто. Все мужики - кобели, дурные кобели.

- Этот город меня совсем достал. Никаких денег не хватит. Богатым здесь раздолье, а так... Я с машиной. - Он снова глянул на нее. - Вообще-то я собирался в Джексонвилл. У меня там приятель. Обещал помочь с работой. Еще один мимолетный взгляд на ее грудь. - Прокатиться не желаешь? Вдвоем веселее.

Колебаться она не стала:

- Можно.

Он заметно раскрепостился и снова стал шарить пальцами в бороде.

- Ну и порядок. Где твои вещички? Давай я подгоню машину и погрузимся.

Теперь настал ее черед приглядеться к нему повнимательней. Лицо худосочное, какое-то вялое, в глазах - ни живинки. Он смотрел на свои худые, костистые руки, лежавшие на коленях. Она вдруг засомневалась. А что если он - сексуальный маньяк? Поразмышляв секунду-другую, она мысленно пожала плечами. Сексуальный маньяк опасен, если сопротивляться... а если нет... Но из Парадиз-Сити надо уезжать. Хотя бы в Джексонвилл - какая разница?

- У меня ничего нет, - призналась она. - Ни денег... ни шмоток... вся тут.

- Ну, кое-что у тебя есть... как у всех девушек. - Он поднялся. Тогда поехали.

Молча они прошагали вдоль стены гавани и вышли к автостоянке. Он подвел ее к старенькой, местами проржавевшей "ТР-4".

Когда они сели в машину, он сказал, не поворачивая головы:

- Я бы хотел переспать с тобой... ты как... не против?

Она знала, что этот вопрос неизбежен... представила себя в объятиях этого унылого недоноска и внутренне содрогнулась.

- А деньги у тебя есть? - спросила она.

Он искоса глянул на нее, потом отвернулся.

- При чем тут деньги? - спросил он тупо.

- Значит, причем.

Тут она поймала свое отражение в лобовом стекле и поморщилась.

Господи! Ну и видок у нее... а волосы!

Она открыла сумочку, чтобы достать расческу - и вдруг замерла, сердце ее подскочило. В сумочке лежал коричневый конверт из плотной бумаги... конверт, который она взяла в аэропорте. Ведь авария произошла почти сразу, она даже не успела положить его к другим конвертам в перчаточный бокс и начисто о нем забыла.

Она быстро захлопнула сумочку.

Пятьсот долларов!

Недоносок никак не мог завести машину, нажимал на стартер, да все без толку, и что-то бормотал себе под нос.

Она свободна! Как ястреб! И не надо терпеть этого недоноска, не будет он, постанывая и кряхтя, извиваться на ней!

Пятьсот долларов!

Она открыла дверку машины и вышла.

- Эй! - Он уставился на нее, а она уже хлопнула дверцей. - Ты куда?

- Куда угодно, лишь бы не с тобой, - отрезала она и пошла прочь.

Чуть позже она снова уселась на каменную скамью в конце гавани. Над ней снова кружил ястреб. Дрожащими, нетерпеливыми пальцами она открыла конверт.

Денег в конверте не было.

По крайней мере, один из богатеев оказался не робкого десятка.

На дорогой рельефной бумаге клуба "пятьдесят" твердым и решительным почерком было написано:

"Катись к черту".