Лариса Соболева - Петля Афродиты
В кабинет Артем заходил крайне редко. Но и в тех случаях, когда ему позарез нужен был Богдан Петрович, он даже не заходил, а застревал в дверях, примерно как сейчас. Конечно, не в этом дело. Мальчик был одет в куртку, джинсы, свитер, отсюда вопрос:
– Куда это ты собрался?
– Понимаете, мне позвонил один человек… в общем, нам надо увидеться. Дядя Богдан, мне очень надо.
– То есть ты просишь отпустить тебя?
– Ну да… типа, прошу.
Собственно, со стороны Артема это всего лишь дань вежливости, разрешение или запрет для него никакой роли не играют, он все равно отправится на свою встречу. Даже если его посадить под замок, он спокойно и методично будет долбить стену, пока не пробьет в ней дыру, и уйдет к «одному человеку». Парень упрямый и упорный, поставленных целей обязательно добивается, какой бы сложности они ни были. Правда, родители его считают бесхребетным юнцом, не способным ни на что серьезное, но Артем сам создавал этот образ дома, и создавал успешно. Почему – это уже другой вопрос. Итак, осталось ненавязчиво напомнить мальчику, что обстоятельства не самые лучшие для свободного передвижения по городу:
– Следователь хочет задержать Марьяну.
– За что? – вытянулось лицо у Артема.
– За то же, за что находится в СИЗО твоя мама.
– Пф, бред какой-то.
– Может, и бред, но он так считает. И решает сейчас, кто в чем виновен, тоже он. Я это к чему: с его легкой руки и ты можешь пополнить список арестованных. А теперь сам решай, стоит ли выходить отсюда или разумнее переждать.
Не подействовало. Чувство самосохранения у Артема полностью отключилось, зато самонадеянности – через край:
– Дядя Богдан, я мастер шпионской конспирации. По городу передвигаться буду в шлеме, а потом мы в помещении посидим. Между прочим, много ты видел полицейских ночью? И последнее: у них что, мои фотки есть?
– Логика железная. Но вообще-то, твоя мать в тюрьме, а ты уходишь развлекаться. Неужели тебе все равно?
Грешен дядя Богдан, не удержался от упрека, потому как других аргументов не осталось, а мальчика отпускать не хотелось. Однако Артема сложно смутить, он нашел, как ответить – вопросом на вопрос:
– А чем я могу ей помочь? Ты скажи, что надо, я все сделаю.
Если бы у Богдана Петровича имелось предложение или хотя бы идея, которую стоило обдумать не в одиночку! Он сам бессилен, сам нуждается в помощи, это прекрасно понял умный паренек, поддев его:
– Ты у нас мозг, сиди здесь и думай. А я пока пойду, ладно?
– Как знаешь, я не имею права что-либо запрещать тебе, – заворчал Богдан Петрович, ерзая в кресле, но когда Артем развернулся на сто восемьдесят градусов, задержал его. – Стой. У меня вопрос.
– Да? – нехотя повернулся к нему тот.
– Эта кукла у бабушки давно?
– Раньше никогда не видел.
– Может, просто не обращал внимания?
Юноша поднял плечи, да так и замер на полминуты, напрягая память. Его голова пока еще не представляла собой склад знаний, застаревших идей и впечатлений, посему Артем вскоре выложил свои соображения:
– Бабушка давно живет у нас, за это время я бы заметил у нее эту игрушку, думаю, не только я. А мама в одну из генеральных уборок наверняка потребовала бы выбросить, она старье не терпит в доме. – И вдруг собственные выводы его самого удивили: – Дядя Богдан, бабушка откуда-то притащила куклу в дом. Сто пудов притащила, к тому же недавно! С помойки, наверное? А что в этой тряпке такого необычного?
– Не знаю. К Элле едешь?
– Как ты догадался?
– Это очень нелегко, – скептически хмыкнул Богдан Петрович. – Ладно, катись. Но помни: спать не лягу, пока не вернешься.
Казалось бы, дорога открыта, пора бежать к красивой девочке по имени Элла, но Артем замялся, насторожив дядю:
– Что еще случилось в нашем славном королевстве?
– Не знаю, говорить тебе…
– Давай уж, глаголь, раз заикнулся.
– Элла сказала, что Сати уехала с Валерием Витальевичем Болотовым. Как думаешь, это у него опять сдвиг по фазе на почве старения или простая человеческая дружба без задней мысли?
Главное, на лице не отобразилось отношения к данному факту, да и интонационной окраски не было, но Богдан Петрович хорошо знал парня. Сама мысль о новом походе папы налево бесила юношу, и любому человеку понятно – почему. Артем не относился к импульсивным людям, но он молод, а молодости свойственно делать глупые поступки в ответ на подлость, несправедливость, ложь. И это не значит, что молодость хорошо разбирается, где правильно, а где неправильно, стало быть, не застрахована от той же несправедливости.
– Давай не будем делать поспешных выводов? – предложил Богдан Петрович, хотя сам уже сделал все выводы.
Артем с неохотой кивнул, вероятно, согласился лишь потому, что не хотел слушать дальнейшую расшифровку, почему папе надо дать шанс, а вскоре хлопнула входная дверь.
Наступила пауза, заполненная волшебной тишиной, смягчающей разочарования, дающей нервную передышку, обостряющей ум. Дом построен в далеком XIX веке, стены здесь толстые, а потому чем живут соседи – не услышишь. Зато при желании всегда можно послушать тишину. В современном мире, наводненном агрессивными звуками, беззвучие – как лекарство, но не все это понимают. Богдан Петрович подошел к креслу у стены, поднял тряпичную куклу к глазам и рассматривал, надеясь получить подсказку. Тишина, если правильно настроиться на нее, подсказывала не раз путь к решению непростых задач.
Так что же напугало Веру Ефимовну, когда он, пожертвовав временем, привез в загородный дом Болотовых эту старую куклу? Так хотелось порадовать старушку… Но лишь увидев игрушку, она забилась в нервном припадке, замычала, пытаясь подчинить свои атрофированные губы, чтобы выговорить слова. Ничего не получилось у нее. И тогда из глаз, которые уже не были бессмысленными глазами живого трупа, выкатились слезы как последний аргумент, может быть, о чем-то предупреждающий.
Волнение Веры Ефимовны напугало Богдана Петровича, слава богу, он умеет оказывать помощь. Несмотря на критическое состояние матери Нюши, она должна была бы порадовать положительной динамикой, ведь прогнозы докторов неутешительны. И вдруг абсолютно другой результат: она видит, явно слышит, что-то там соображает, в ней жива память. Во всяком случае, куклу Вера Ефимовна узнала. И старая игрушка напугала старушку! Но что это за кукла, откуда взялась? Если верить Артемке, что кукла появилась недавно, можно сделать вывод: игрушка имеет какое-то значение. И значение для старушки огромное, возможно, даже роковое.
Уехал Богдан Петрович из загородного дома Болотовых озадаченный и два дня, помимо других дел, думал об этой игрушке, едва выдавалась свободная минута. Сейчас минут полно, время позднее. Он устроился в кресле за рабочим столом, не отвечавшем старинной меблировке в кабинете, а современном, с очень удобной высокой спинкой, куклу положил на письменный стол. Есть время подумать, о многом подумать.
Друг Валера не звонил, это огорчало. Не звонил и Артему! Должен папа поинтересоваться, где его сын, что с ним? Или Богдан Петрович что-то не так понимает в жизни? Но еще больше огорчало, что он кинул жену. Да, это можно только так назвать: кинул. Потому что адвоката не нанял, не интересуется, как она, не передает передач! Печально. Ситуация попахивает низостью. Если даже Нюша и убила любовницу, разве это повод жестоко отвергнуть ее? Разве он не обязан заботиться о жене? Такое ощущение, что Валера махнул рукой, мол, пусть будет как будет, а сам с головой окунулся в развлечения. Не исключено, что друга у старины Богдаши больше нет. В конце концов, Богдан Петрович отбросил щепетильность и нанял адвоката для Надюши, завтра тот встречается с ней, после чего можно будет работать над проблемой дальше.
На столе лежала кукла, старая-старая, сшитая из отходов неизвестной любительницей рукоделий…
– Черт! – произнес он вслух, ведь все равно никто не слышит. – Это же кукла из прошлого, значит, связано с ней что-то нехорошее, раз Вера Ефимовна ее прятала. А доставала, когда никто не видел. Кстати, она плакала… И когда я показал ей игрушку, она вспомнила ее, разволновалась и заплакала… Думаю, ей кто-то подкинул куклу… Стоп!
И вот пришла мысль, возможно, подсказанная тишиной: конечно же, Веру Ефимовну не кукла напугала, а тот, кто подкинул ее! Она боится этого человека, патологически боится.
* * *С каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой он привязывался к Сати сильней и сильней, при этом даже не думал сопротивляться. Болотова радовало новое чувство, оно окрыляло и вдохновляло, заставляя забыть обстоятельства, в которых он очутился. Забыть, конечно, на время. Невозможно не думать, где находятся Марьяна и Костя, что сейчас с младшеньким – он же почти дегенеративный, не приспособленный к жизни. Как не вспомнить друга Богдашу – ходячую совесть? Вместо поддержки он что выдал? Обвинения! Да по какому праву? Валерий Витальевич обиделся на него серьезно, лишь иногда слал другу мысленное послание: позвони, ну, позвони мне, я прощу тебя.
