Пьер Леметр - Тщательная работа
— …сбросить атомную бомбу на Японию, чтобы поиграть в «Хиросима, любовь моя»,[33] — добавил Ле-Гуэн, который думал, что демонстрирует должный уровень культуры.
— Если угодно, — подыграл ему Камиль.
Какова могла быть внутренняя логика этого человека? Почему он выбрал именно эти три книги, а не какие-нибудь другие? Сколько их он уже воспроизвел до преступления в Трамбле? Что до вопроса, сколько он еще воспроизведет, прежде чем его остановят, то эту мысль Камиль старательно гнал прочь, хотя она явно уже начинала портить ему аппетит.
— Что скажешь, Камиль?
— О чем?..
— О том, что говорит Луи…
— Я хочу Коба.
— Не вижу связи…
— Слушай, Жан, на остальных мне плевать, но из компьютерщиков я хочу Коба.
Ле-Гуэн на мгновение задумался.
В свои сорок лет Коб был в полиции чем-то вроде легенды. Имея весьма скромный диплом, он еще совсем молодым поступил в отдел информатики уголовной полиции на самую скромную должность. Рассчитывая только на выслугу лет в том, что касалось продвижения по службе, совершенно неприспособленный к административным играм, Коб, похоже, довольствовался более чем подчиненным положением, потому что его талант обеспечивал ему ключевую позицию в сложных делах. Любой хоть раз слышал о компьютерных подвигах Коба, особенно его начальники, которые охотно задвигали его в тень, по крайней мере вначале, до того дня, когда поняли, что им нечего опасаться с его стороны. После того как во всех службах, куда его назначали, он стал воплощением угрозы, каковой неизбежно является присутствие кого-то сверходаренного, он был востребован как редкий бриллиант. Его рвали на части. Камиль не был с ним близко знаком. Чаще всего они встречались в столовой, и Камилю нравился его стиль. Коб походил на экран своего монитора: широкая квадратная физиономия, бледный, с закругленными краями. Под его чуть насупленным видом скрывалась насмешливая отстраненность — этакий неулыбчивый шутник, который забавлял Камиля. Но вспомнил он о нем сейчас отнюдь не из-за его чувства юмора. Нынешний этап расследования требовал талантливого компьютерщика, а всякий в службе знал, что лучше Коба нет никого.
— Ну ладно, но что ты все-таки думаешь о том, что сказал Луи? — гнул свое Ле-Гуэн.
Камиль, который вообще не слышал их разговора, с улыбкой посмотрел на заместителя:
— Думаю, Луи всегда прав. Таков мой принцип.
3
— Разумеется, все это относится к тайне следствия…
— Разумеется, — сказал Фабьен Балланже, ничего не понимая.
Сидя за письменным столом в позе мыслителя, Балланже ждал, пока Камиль не покончит с колебаниями, и, казалось, подбадривал его взглядом, словно желая освободить от груза, заранее дав ему гарантию отпущения грехов.
— Сейчас мы имеем три преступления.
— На одно больше, чем в прошлый раз…
— Именно…
— Разумеется, это много, — заметил Балланже, разглядывая свои руки.
Камиль вкратце рассказал ему, каким образом совершены все три преступления.
— Теперь мы уверены, что каждое из них в точности воспроизводит один из романов: «Американского психопата», «Черную Далию» и «Лэйдлоу». Вы читали эти книги?
— Да, все три.
— И что в них, на ваш взгляд, общего?
— Априори ничего, — сказал Балланже, подумав. — Один шотландский автор, два американских… Все трое принадлежат к разным школам. Между «Лэйдлоу» и «Американским психопатом» лежит пропасть. Я не помню точно даты выхода в свет. Но и тут не вижу, что может их связывать.
— Если гипотеза верна, у них обязательно должны быть точки соприкосновения!
Балланже подумал мгновение и сказал:
— Может, он просто любит эти книги!
Камиль не смог сдержать улыбку, и она покорила собеседника.
— Об этом я не подумал, — сказал он наконец. — Как глупо.
— В этой области читатели очень эклектичны, знаете ли…
— Убийцы несколько меньше. В некотором роде они более логичны. Или, по крайней мере, у них «своя» логика.
— Если бы я не боялся показаться бестактным…
— Да ладно уж, говорите.
— Я бы сказал, что он все-таки выбирал чертовски хорошие книги!
— Вот и отлично, — проговорил Камиль, снова улыбаясь, — я предпочитаю разыскивать человека со вкусом. Как-то престижней.
— Ваш… ваш убийца… прекрасно выбирает, что читать. Он явно настоящий знаток.
— Без всякого сомнения. И что еще более достоверно, он больной. У нас остается главная проблема. Где все это началось?
— То есть? — не понял Балланже.
— Нам стало известно о его преступлениях с того времени, как он решил их подписывать. В лучшем случае мы знаем, на чем он пока остановился. Мы не знаем, где, когда и с какой книги эта серия началась.
— Ясно… — пробормотал Балланже, хотя в его голове ясность и не брезжила.
— Следует опасаться, что имеются и другие, только еще раньше. Безусловно, до преступления в Глазго. Периметр его поля действий весьма обширен, а планы амбициозны. Книги, о которых нам известно, — вы говорите, что это классика жанра? — спросил Камиль.
— О, это очень известные произведения. Возможно, не «классики». Ну, не в том смысле, в каком подобное определение используется в университете.
— В таком случае, — подхватил Камиль, оживившийся при таком ответе, — я удивлен. Если он таким образом отдает должное детективной литературе, почему его серия не началась с того, что вы называете «великим классиком». Было бы логично, верно?
Лицо Балланже осветилось.
— Разумеется. Это кажется вполне допустимым.
— На ваш взгляд, сколько существует таких «великих классиков»?
— Ну, не знаю, их полно. Хотя, — добавил Балланже, поразмыслив, — нет, в сущности, не так уж и много. Определение, кто есть классик в данной области, очень приблизительно. В моем понимании оно скорее социологическое и историческое, чем литературное. — И в ответ на вопросительный взгляд Камиля добавил: — Проблема носит социологический характер, в том смысле, что не слишком искушенная публика может считать некоторые книги шедеврами, даже если, на взгляд специалистов, это совсем не так. Важен также исторический аспект. Классическое произведение необязательно является шедевром. «Город мертвецов» Либермана[34] — шедевр, но еще не классика. «Десять негритят» — обратный случай. «Убийство Роджера Экройда»[35] — одновременно и шедевр и классика.
— Мне будет проще, если мы разобьем на категории, — сказал Камиль. — Будь я преподавателем литературы, я бы, безусловно, улавливал такие нюансы, мсье Балланже. Но я расследую преступления, где потрошат животы настоящим женщинам… По-вашему, этих шедевров, «классиков», короче, значимых книг — их сколько? Приблизительно…
— Навскидку я бы сказал — триста. Приблизительно.
— Триста… Вы могли бы набросать список произведений… действительно бесспорных и сказать мне, где можно найти их краткое содержание? Мы могли бы попробовать поискать в архиве, если у нас будут ключевые элементы каждой истории…
— А почему вы обращаетесь с такой просьбой именно ко мне?
— Я ищу специалиста, способного структурировать известные нам данные, сделать их синтез. В уголовной полиции, знаете ли, маловато специалистов по литературе. Я подумывал обратиться в специализированный книжный магазин…
— Хорошая мысль, — прервал его Балланже.
— Один такой нам известен, но его хозяин не очень склонен к сотрудничеству. Я предпочитаю обратиться, как бы сказать… к тому, кто находится на службе у республики.
«Отличный ход», казалось, было написано на лбу у Балланже. В случае отказа ссылка на это выспреннее определение ставила его в затруднительное положение и взывала к долгу резервиста, который не мог основываться только на его порядочности.
— Да, это возможно, — сказал он наконец. — Такой список нетрудно составить. Хотя выбор останется очень предвзятым.
Камиль кивнул в знак того, что прекрасно это понимает и особого значения не придает.
— Мне нужны будут монографии, резюме, еще кое-какие материалы. Могу подключить нескольких студентов… Два дня?
— Замечательно.
4
По средствам, которые предоставляются полиции, можно судить об интересе, вызванном в верхах тем или иным громким делом, широко освещаемым прессой. Камиль получил большое помещение в подвальном этаже. Без окон.
— Глупо, но еще одно убийство, и нам бы добавили окна, — заметил он Ле-Гуэну, с которым совершал первый обзорный визит.
— Может быть, — ответил Ле-Гуэн, — но одним трупом меньше, и у тебя не было бы компьютеров.
Уже устанавливали пять компьютерных точек, рабочие прилаживали пробковые доски для оперативной информации, подключали кулеры, расставляли рабочее оборудование, стулья, тянули телефонные линии. Судья позвонила Камилю на мобильник, чтобы договориться о времени первого брифинга. Сошлись на 8.30 завтра.
