Марина Крамер - Умереть, чтобы жить
Нужно было ложиться спать, но Ника чувствовала, как сильно взбудоражена сегодняшними находками, а потому решила позвонить Рощину. Он предупреждал, что все звонки желательно переносить на «после двенадцати», когда в травмпункте относительное затишье, если, конечно, это не выходной или праздничный день, а сегодня была пятница. «А, ничего — наберу. Не сможет разговаривать — так и скажет».
Но Рощин ответил, и голос его был радостным:
— Так хорошо, что ты сама позвонила! А я все сижу и мучаюсь — вдруг ты легла уже, а я разбужу. Ну, как день?
— Дима, спасибо тебе за подарок, — начала Ника, — но…
— Так, вот остальное мы опустим, потому что слушать это я не хочу, — перебил он, — если ты беспокоишься о стоимости подарка, так перестань — я могу себе это позволить. Мы встречаемся давно, вон даже уже почти вместе живем, а я до сих пор тебе ничего не подарил.
— Разве в подарках дело? — обиделась Стахова. — Я что — из-за этого с тобой?
— Ника, ты неправильно все поняла. Я имел в виду, что вместо разных традиционных пошлостей я решил купить то, что тебе необходимо. И мне приятно, что тебе понравилось.
— Очень. Это действительно нужная вещь, я уже сегодня обновила, — похвасталась Ника, поглаживая пальцем поверхность планшета. — Ты завтра ко мне приедешь после работы?
— Как скажешь. А что, у нас планы?
— Ну… петанк завтра в три. Я подумала, что ты успеешь поспать и отдохнуть, если приедешь ко мне, а не будешь кататься туда-сюда.
Рощин рассмеялся:
— Признаться, мне хотелось, чтобы ты меня пригласила, сам я не решился бы.
— Тогда я тебя приглашаю. Даже гарантирую завтрак, — пообещала Ника.
— Завтрак — это хорошо. Это я люблю. Тогда сейчас ложись спать — завтра у нас спортивный день, я так понимаю.
— Да, буду обучать тебя французской забаве, которую полюбили журналисты и хипстеры. У тебя много работы? Что-то голос уставший, — спросила Ника, и Дмитрий удивился:
— Неужели слышно? Да, сегодня что-то… о, прости, Никуша, ко мне снова пациент. До завтра, моя хорошая, ложись спать.
Ника отключила телефон и перебралась из-за стола в постель, не забыв положить планшет рядом под подушку, от чего сама зашлась тихим смехом:
— Да, запугали меня…
— Я не понимаю — она что, совсем не работает?
— Почему?
— А где обещанные заметки? Почему почтовый ящик пуст? Ты же говорил, что все, что она делает, будет приходить мне на почту. А там только поисковые запросы из интернета, в которых ничего нового. Ты сделал то, что должен был, или опять прокололся?
— Да не прокололся я! Все установил, проверяли же — работает. Может, она просто еще ничего не писала?
— Этого не может быть. Ей же нужно показывать хотя бы наброски редактору.
— Может, она от руки пишет — бывают и такие. Так что мне теперь — сумку у нее воровать?
— Надо будет — будешь и сумку воровать, раз по-другому не умеешь.
— Да погодите вы панику разводить. Может, она завтра сядет и выдаст ворох материала — суббота же.
— Мне очень важно знать, что именно ей удалось найти. Я уверен, что именно эта девица в состоянии разобраться во всей этой истории и свести концы с концами так, как нужно. Поэтому не выпускай ее из вида, контролируй все. Я не должен потерять ни крупинки информации.
Приготовить Дмитрию завтрак оказалось не из чего — Ника совершенно забыла вчера о походе в магазин, а потому, проснувшись и обнаружив пустой холодильник, она с ворчанием натянула джинсы и майку, кое-как собрала волосы в хвост и, надев темные очки, спустилась в супермаркет. Купив все, что требовалось для блинчиков, и добавив в корзинку упаковку клубники и баночку меда, она вышла на крыльцо и зажмурилась. День обещал быть отличным — светило солнце, на дереве в небольшом скверике истошно орали птенцы, а по газону, задрав хвост, бешено носился рыже-коричневый джек-рассел. Его хозяин курил, сидя на заборчике, а на коленках у него примостился йоркширский терьер с красным бантиком на челке. Ника бросила взгляд на часы и заторопилась — Дмитрий должен был скоро приехать, и неплохо бы встретить его обещанным завтраком.
Блинчики золотисто-желтой горкой высились на тарелке, рядом стояли блюдца с медом, порезанной клубникой и сметаной, свежезаваренный чай в чайнике и молоко в стеклянном кувшине довершали натюрморт, когда раздался звонок в дверь. Ника открыла и тут же оказалась в объятиях Рощина:
— Доброе утро.
— Доброе. Как отработал?
Он поставил ее на пол, сунул в руки небольшой букет мелких розочек и свою объемную сумку:
— Подержи-ка… — он разулся и забрал сумку. — Вот так… Не возражаешь, если я костюм рабочий у тебя выстираю? Мне в понедельник в день.
Ника укоризненно покачала головой:
— То есть мне ты не доверяешь? А я в состоянии справиться со стиральной машиной, между прочим.
Рощин рассмеялся и обнял ее:
— Я в этом не сомневаюсь. Просто не хочу все упрощать. Как-то неловко заставлять тебя стирать мои вещи.
— Глупости! — решительно сказала Ника, освобождаясь от его объятий и забирая сумку. — Ты пока иди в душ, а я загружу машинку. Потом позавтракаем, у меня все готово.
Пока Дмитрий шумел водой в ванной, Ника сидела прямо на полу в кухне у машинки и едва сдерживала слезы. «Мне тридцать один год, а я понятия не имею, как пахнет рубаха пришедшего с работы мужчины. Я никогда не стирала ничьих вещей, кроме своих и Максимкиных. Никогда не жила с мужчиной под одной крышей. Не так, чтобы приехать переночевать на пару дней, а не жила вместе — когда засыпаешь и просыпаешься вдвоем, когда готовишь завтрак, ждешь его с работы с ужином, когда он пылесосит ковер и приносит тебе кофе утром в воскресенье. Почему это случилось со мной? Разве я не заслуживаю такой элементарной вещи, как мужское плечо рядом?»
Она вынула из сумки голубую хлопчатобумажную рубаху от хирургического костюма и уткнулась в нее лицом. Ткань пахла туалетной водой Дмитрия и каким-то лекарством, но этот запах почему-то показался Нике таким родным… Она аккуратно свернула рубаху и положила в барабан, отправив туда же такие же голубые брюки и две пары белых носков. Когда машинка заурчала, заполняясь водой, Ника встала с пола и вышла на балкон, взяла сигарету и закурила. «Это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой и продлиться долго».
— Ого, каким завтраком в этом доме тружеников встречают! — вывел ее из раздумий голос Рощина, и Ника обернулась.
Он стоял в дверях кухни, обернутый полотенцем вокруг бедер, и на плечах и груди поблескивали капли. Мокрые волосы были зачесаны назад, лицо гладко выбрито, а вид свежий — словно он не с ночного дежурства вернулся, а только встал из постели.
— Садись, а то остыло все, — Ника выбросила сигарету и вернулась в кухню.
— Ммм, как я люблю блины с медом, — промычал Рощин, обмакивая блин в блюдце. — Как ты догадалась?
— Я тоже такие люблю.
— У нас с тобой подозрительно много общего, тебе не кажется? — дожевывая первый блин, пошутил Дмитрий. — Очень вкусно…
— Да, блины я печь умею, — улыбнулась Ника, — наверное, потому, что сама редко ем. А ты выглядишь так, словно не с работы.
— Удалось подремать пару часов. Но я не отказался бы полноценно придавить подушку, — признался он, доедая очередной блин с медом. — Во сколько мы должны выйти?
— Здесь пешком идти минут пять, если не особенно торопиться. Так что вполне можем выйти в два пятьдесят. Там все равно разброд и шатание — приходят, уходят, никто время не регламентирует. Свобода, — усмехнулась Ника. — Журналисты — они такие… мы насилия не терпим.
— Тогда… у нас еще полно времени, да?
Они едва не проспали — Ника тоже задремала вместе с Дмитрием после небольших романтических излишеств, которые они позволили себе после завтрака. Поэтому, открыв глаза и взглянув на часы, Ника подскочила:
— Димка, мы опаздываем!
Сонный Рощин сел в постели и затряс головой:
— Что? Куда?
Но Ника уже выскочила из-под одеяла и металась теперь по комнате, пытаясь одновременно натянуть джинсы и футболку. Дмитрий тоже откинул одеяло и встал:
— Не волнуйся, еще много времени, успеем.
— Дима, сейчас внимательно послушай, что я скажу, — попросила Ника, собирая волосы в хвост и заматывая его резинкой, — я беру с собой рюкзак и кладу в него планшет. Во время игры все сумки обычно сваливаются в одну кучу и никто их не трогает. Но я тебя очень прошу — по возможности не выпускай мой рюкзак из вида, его ни с чем не перепутаешь, он красный. Очень важно, чтобы к нему никто не прикасался — понятно?
— А мы не можем сделать проще и передавать его из рук в руки? — натягивая футболку, спросил Рощин.
— Нет. Он будет мешать при игре.