Евгения Горская - Все мы только гости
– Да я сама ничего не знаю, – наконец-то наклонилась к ней Лена, потянувшись через стол. – Они с Сергеем Михалычем… гражданским браком жили. Родственники все думали, свадьбу играть будем, а Ирка, это тетя моя, от него ушла.
– Подожди, – не поняла Тамара, – так сколько ей лет, твоей тетке?
– Тридцать два. Ирка мамина сестра, а мама намного ее старше.
– Она другого нашла, да? – Тамара постаралась вложить в вопрос и понимание, и сочувствие, и недоумение.
– Нет, – возмутилась Лена. – Что вы!
– А почему же тогда? – искренне удивилась Тамара.
– Мы сами не знаем.
– Может, разлюбила?
– Нет, – покачала головой Ленка. – Нет. Ирка его любила и любит, и никакого другого у нее нет. Она ужас как переживала. Потом работу нашла в сорока километрах от города и уехала.
– Ничего не понимаю. Если она его любит и переживает, зачем уходить? Может, он другую нашел?
– Да нет вроде бы. Его ни с кем после Иры не видели. И когда она домой вернулась, он к ней приходил, звал назад. И меня сюда работать позвал. Представляете, Ирка с ним обо мне договаривалась еще зимой, потом они разошлись, а он сам к нам пришел, позвал меня работать. Не думаю я, что у него другая есть.
– Ничего не понимаю. Может, он плохо с ней обращался? Грубо? – с сомнением раздумывала Тамара. Представить Сережу грубым было трудно.
– Я думаю, она поняла, что он ее не любит, – совсем перегнулась через стол Лена. – Поэтому и ушла.
– Не любил бы, не стал бы с ней жить. Зачем это ему? Вон сколько девок незамужних.
– Ну… Я думаю, что он ее не любил, как ей хотелось. Сильно, как она его, – объяснила Лена и изрекла уж совсем недетское: – Не все по-настоящему любить способны.
Слышать это Тамаре почему-то было неприятно. А не такая уж Ленка дура, какой кажется.
– Вы маму Сергея Михалыча знаете? – помолчав, невпопад спросила Лена.
– Конечно, – равнодушно бросила Тамара. – Чем тебя его мать заинтересовала?
– У него в кабинете фотка стоит в рамке. Это его мама, как вы думаете?
– Наверное, – заинтересовалась Тамара. – Ты меня заинтриговала.
У Лены на столе звякнул телефон.
– Готовы, Сергей Михалыч, – доложила она в трубку и объяснила: – Письма нужно отнести, я сейчас.
– Давай-ка я отнесу, – решила Тамара. Фотка в рамке ее действительно заинтриговала.
На столе у Сергея стояла фотография Линкиной бабушки Полины Васильевны.
Этого только не хватало.
Тропинин знал, что нужно спешить, но не удержался, сделал небольшой крюк, зашел к Лине домой. Картину он застал мирную, спокойную и какую-то по-старинному уютную: Лина и Николай Иванович развалились в старых креслах, рядом находился сервировочный столик, чайник, чашки, и все это так не вязалось с его страхами за нее, с осыпавшейся ямой, упавшей березой и тем, что он собирается сделать, что он слегка опешил.
– Что, Паша? – спросил Николай Иванович. – Заметил что-нибудь?
– Нет, – соврал Тропинин.
– Вы тут поговорите пока, – тактично решил старик. – А я домой схожу. Принесу овощишек, будем обед сооружать.
– Не надо, – запротестовала Лина. – У меня все есть, и капуста, и картошка. И тушенка. Не ходите.
– Схожу. Ты меня дождись, Паша, не оставляй ее одну.
Тропинин слышал, как затихли шаги за окном, и вдруг понял, что не может говорить ни о чем, кроме как о самом важном, но все это не вовремя, и ему надо идти, куда он собирался, потому что опасность ей грозит реальная. А еще он боялся ее реакции на свое признание.
– Лина, – кашлянув, произнес он, чувствуя, что язык стал каким-то деревянным. – Послушай…
Он замолчал, и Лина молчала тоже, сцена показалась ему донельзя пошлой. От этого он разозлился и дальше говорил уже со злостью:
– Я знаю, это глупо, и ты можешь мне не поверить, но я тебя люблю. То есть я хочу, чтобы ты стала моей женой.
– Почему глупо? И почему я не должна тебе верить? – чуть улыбнулась Лина.
Нет у него никаких баб в каждом городе, а Томка просто злюка и вредина.
– Ну… – Он замялся, и вся его злость куда-то пропала. – Просто мы знакомы недавно, а за женщинами нужно долго ухаживать…
Тут он совсем запутался и замолчал.
– Раньше ты подолгу ухаживал за женщинами? – опять улыбнулась Лина.
Она так и продолжала сидеть в кресле, как сидела, разговаривая с Николаем Ивановичем. Тропинин подумал и осторожно уселся перед ней на корточки.
– Нет. – Он не посмел ее обнять. – Раньше я за ними совсем не ухаживал. То есть все это не имело для меня никакого значения.
– Паша. – Она легко встала с кресла и отошла к окну, отвернувшись от Тропинина. – Я знаю, не стоит тебе говорить, но я… ждала этих слов. Я тебе очень благодарна, Паша.
– За что? – не понял он.
– За все.
За то, что она впервые за много лет почувствовала себя интересной кому-то. Любимой.
Со Стасом она никогда не чувствовала себя любимой, даже когда они не ссорились.
За то, что, глядя на Павла, она увидела наконец, какое Костя… ничтожество.
За то, что верит: у него нет по бабе в каждом городе.
– Это трудно объяснить, ты мне просто поверь.
– Лина… – начал он, вставая.
– Подожди, Паша. – Она не повернулась к нему, но как-то угадала, что он сейчас подойдет. – Этого тоже не стоит говорить, но я скучаю без тебя. Мне плохо без тебя. И… мне страшно.
Страшно ошибиться в третий раз. Она не переживет, если ошибется опять.
Он ничего не понял из того, что она лепетала.
Но понял главное – она сказала именно то, что он хотел услышать. Все остальное неважно.
И тогда он наконец шагнул к ней и, не обращая внимания на слабое сопротивление, прижал ее к себе, уткнувшись щекой в волосы:
– Меня тебе бояться не надо. Я сам тебя боюсь.
– Паша…
– Не желаю ничего слышать, – прошептал он, щекоча дыханием ее ухо. – Ты будешь моей женой, хочешь этого или нет. Поняла?
Она не ответила и не поняла, что из глаз потекли слезы, пока он не стал вытирать их губами.
Они так и стояли у окна, пока не пришел Николай Иванович.
– Том, ты есть хочешь? – задержал ее за руку Овсянников, когда она принесла напечатанные Леной письма.
– Ясное дело, хочу, – пробурчала Тамара.
– Скажи Ленке, пусть обед из ресторана закажет. Выбери себе что-нибудь в меню, а мне кусок мяса с картошкой. Она закажет, она умеет.
– Да ну-у, Сережа, – возмутилась Тамара. Ей совсем не улыбалось принимать пищу наспех за чьим-то рабочим столом. – Давай сами в ресторан сходим. Если тебе сейчас некогда, давай попозже пойдем.
Ему не хотелось тратить время на рестораны.
Он был обязан ей жизнью.
– Идет, – согласился он. – Я сейчас закончу кое-какие бумаги, и пойдем.
Полина Васильевна смотрела на него со стола с любопытством. Он тоже на нее посмотрел и чуть не произнес вслух, что прекрасно видит: Томка имеет на него виды, только что же теперь делать?
Нужно все это как-то прекратить, но он не знал как.
Отвернувшись от покойной соседки, он снова уткнулся в бумаги, а потом опять посмотрел на старую фотографию.
Ему не хватало Полины Васильевны. Не то чтобы она что-то когда-то за него решала, упаси боже, этого он не позволил бы никому, просто он очень ценил ее мнение. Пожалуй, только ее мнение он и ценил в своей взрослой жизни.
Сергей Михайлович сложил бумаги аккуратной стопкой, вышел из кабинета и бодро проговорил:
– Пойдем, Тома. – Он хотел сказать «Томочка», но при Лене не стал.
Тамара с Леной казались подружками, и он этому удивился, отчего-то он был уверен, что эта красавица секретаршу загоняет, и даже слегка волновался за нее по этому поводу.
Ближайший ресторан находился в двух шагах, однако идти туда было не только глупо, но и по-настоящему опасно. Конечно, о его безопасности заботились, он в этом не сомневался, усиленные патрули заметил, но провинциальная полиция и друзья-сослуживцы против настоящего киллера могли и не потянуть. Он бы ни за что не пошел, если бы мог отказать Тамаре.
Она рестораны обожала. Не только потому, что любила вкусно поесть, как раз это было не главным, она и сама умела готовить не хуже любого повара. Главное было чувствовать себя человеком первого сорта по сравнению с официантами и всеми прочими. На официантов Тамара, диктуя заказ, никогда не смотрела и только потом словно бы замечала и ласково им улыбалась. Получалось и вежливо, и разом ставило всякую челядь на место. Этому ее никто не учил, сама додумалась.
При Сереже она от привычного приема воздержалась, девушке в белом передничке улыбнулась сразу, на меню не взглянула, попросила рыбку какую-нибудь и овощной салат. Овсянников тоже не долго выбирал, по рабоче-крестьянски заказал мясо с жареной картошкой. Иван, как правило, меню изучал придирчиво, подробно расспрашивал официанта о каждом блюде, странно, что раньше Тамаре это нравилось.
В неярком свете Тамара была поразительно хороша, сказочно. Ему сорок лет, давно пора жениться.
Она смотрела на него так откровенно призывно, что ему опять стало неловко за нее.
