Александра Маринина - Воющие псы одиночества
Вера относилась с пониманием, насчет разводов при несовершеннолетних детях она была хорошо осведомлена. Когда потенциальный жених радостно сообщил ей, что был на собрании кооператива и что через два месяца дом сдадут и можно будет заезжать, она решила, что самое время завести ребенка. А чего тянуть-то? Ей уже двадцать два, через пару месяцев у нее будет свой дом и законный муж, так что самое время,
Сказано - сделано. Дом сдали с небольшой задержкой, да пришлось потратить еще некоторой время на дополнительную отделку и покупку мебели, так что в новое свое жилище Верочка въехала с шестимесячной беременностью. Дочери функционера как раз за несколько дней до переезда исполнилось восемнадцать, и через месяц после новоселья новоявленный Гамлет сделал своей любимой подарок - подал заявление о расторжении брака. Жизнь засияла для Верочки такими радужными перспективами…
Но перспективы эти потухли и рухнули в один момент. Не выдержав напряжения последних лет и издергавшись от всяческих переживаний, связанных с разводом и объяснениями с женой, функционер скончался прямо на службе от обширного инфаркта. На следующий день в новую кооперативную квартиру явилась его официальная вдова, которая оказалась вовсе не настолько несведуща в делах мужа, как предполагалось, и выгнала Веру вместе с ее беременностью. Квартира куплена в законном браке, так что никто, кроме вдовы и дочери, претендовать на нее не может. Вера пыталась скандалить, грозилась нанять самых лучших адвокатов, взывала к женской солидарности и демонстрировала огромный живот, но все было впустую. Вдова была дамой жесткой, решительной и вдоволь настрадавшейся в свое время от мужниной неверности, так что ни на какие уступки идти не желала. Более того, запретила Верочке появляться на похоронах и в качестве большого одолжения позволила ей пожить в квартире ровно неделю, пока не найдется, куда переехать. Но только неделю, ни днем больше.
- Ровно неделю, - повторила на прощание вдова, уже стоя в дверях. - В следующий четверг я приду сюда с милицией, и если ты, сучка, будешь все еще здесь, я тебя посажу за попытку кражи. Эта квартира принадлежит мне, ты не имеешь никакого права здесь находиться, и скажи спасибо, что я сегодня пришла без милиции.
Положение было пиковым. С родителями она порвала окончательно, когда три года назад переехала от них в съемную квартиру. Как и собиралась когда-то, на прощание высказала им все, что думала о них самих, о нищете, в которой, по ее мнению, они прозябали, и об их рабочей гордости. Сказанные ею слова были мерзкими и оскорбительными, но самой Верочке они казались правильными и справедливыми. Мать схватилась за сердце, отец же побелел и даже посерел и тихо, но четко произнес:
- Убирайся. И больше на наши глаза не появляйся. С этой минуты у нас больше нет дочери Веры. Сын Саша и дочка Катя есть, а Веры нет. Я вычеркиваю тебя из нашей жизни навсегда.
Вера тогда гордо удалилась, громко хлопнув дверью, ей казалось, что никогда и ни при каких обстоятельствах она не захочет сюда вернуться, и радовалась, что сбросила с себя эту тягомотную обязанность каждый день быть здесь, слушать опротивевшие голоса, произносящие опротивевшие фразы о девичьей чести и приличных кавалерах, помогать матери обслуживать ораву из девяти человек и по ночам просыпаться оттого, что мимо тебя кто-то ходит то в туалет, то на кухню попить водички. Ни разу за три года она не навестила родных и не позвонила им.
«Меня для них нет? - думала она с облегчением. - Тем лучше. Их для меня тоже нет и не будет конечно, три года - срок большой, и родители наверняка остыли и готовы уже ее простить… Но тут Вера, подумала о том, что им ведь отлично известно, где и кем она работает, однако за все три года они не сделали попытки найти ее, разузнать, как она живет, здорова ли. Значит, не простили. Значит, действительно выкинули из своей жизни. И если сейчас она принесет домой повинную голову, никто не кинется ей навстречу с распростертыми объятиями и слезами радости. Нет, ее не выгонят, все ж таки беременная, на большом сроке, ей дадут приют, накормят, уложат спать, а когда придет срок - отправят в роддом и потом примут вместе с ребенком. Но все это будет происходить в гордом молчании и холодном отчуждении. О, Верочка прекрасно знала, как умеют это делать ее непреклонные родители! И за меньшие провинности награждали они детей многонедельным молчанием. А уж тут-то… Однажды Вера в запале назвала отца дураком, так понадобилось два месяца, чтобы он отошел и снова начал с ней разговаривать, а ведь в тот раз, когда она покидала родительский дом, слова были сказаны куда более страшные и резкие. И случится все именно так, как они и предсказывали: дочка принесет в подоле, да еще от женатого мужика. Мало того, что гулящая, так вдобавок разлучница. Нет, такого мать с отцом ей не простят.
Вот в этих горестных раздумьях и застал Верочку высоченный симпатяга аспирант Лозинцев. Вера уже находилась в декретном отпуске, но сегодня пришла на работу в надежде поговорить с сослуживцами насчет квартиры, а вдруг да у кого-нибудь что-нибудь найдется такое, чтоб недорого или даже вовсе бесплатно.
- Ну, на первое время я смогу тебе помочь, - сказал Лозинцев, подумав всего минутку. - Переезжай ко мне, я сейчас у тетки живу, у нее большая «трешка», тесно не будет. Перекантуешься какое-то время, пока не решишь вопрос, а то ведь тебя и вправду с милицией выселять будут.
Верочка предложение приняла без колебаний, да и какие могли быть колебания в ее-то пикантном положении? На следующий день Андрей попросил приятеля с машиной помочь перевезти Веру с вещами, и началась у обоих новая жизнь. Вернее, они-то оба думали, что жизнь продолжается старая, просто с некоторыми временными нюансами, но оказалось что это надолго. Проблема жилья для Веры никак не решалась, да и не могла решиться, ведь шел 1985 год, когда жилье еще распределялось государством, получить комнату в институтском общежитии, имея московскую прописку, было невозможно, а на то, чтобы снимать квартиру, Верочкиной зарплаты машинистки ну никак не хватало, да и не так просто в те времена было найти эту самую квартиру. А тут и время рожать подоспело…
Из роддома Веру забирали две подруги и Андрей Лозинцев. И началось. Пеленки, соски, погремушки, подгузники, ночной плач, не дающий выспаться, сцеживание молока, детская кухня, мастит, вечно усталая и плохо себя чувствующая Вера, беспрестанно льющая слезы над своей порушенной жизнью. И Андрей, как в омут кинувшийся помогать несчастной и взявший на себя практически все хлопоты и заботы. Над диссертацией он работал в основном по ночам, к ребенку - девочке, которую Вера назвала Диной, - искренне привязался, но прошел по меньшей мере год до того дня, вернее, той ночи, когда Вера сама пришла к нему в комнату.
- Андрюша, - сказала она, - ты знаешь, я только сейчас поняла, что у меня на всем свете ближе тебя никого нет. Ты самый лучший, ты даже не представляешь, какой, ты.
Он действительно не представлял. Он думал, что просто помогает человеку, попавшему в трудное положение, он так поступал всю жизнь. Ему и в голову не приходило, что на самом деле он ищет возможности принести очередную жертву, ибо только жертвуя чем-то, может чувствовать себя комфортно. Но Вера - надо отдать ей должное - понимала это очень хорошо, даже если не могла так точно сформулировать. Она от природы была наделена феноменальным чутьем на людей, абсолютно точно определяла слабые и сильные их стороны и те струны, играя на которых можно добиться результата. Впоследствии, наблюдая за женой брата, Эля с тоской думала о том, что встречала в своей жизни только одного человека, наделенного таким же чутьем, того самого, глаза которого отравили ей всю последующую личную и семейную жизнь. Хотя, если честно признаться, у Веры эта способность чувствовать людей и управлять ими была развита, пожалуй, даже посильнее. Как бы там ни было, Вера знала, как заставить Андрея Лозинцева поступать в выгодном для нее ключе, и знание это использовала в полной мере.
Они поженились в 1987 году, и в этом же году родился сын Ярослав.
Андрей успешно защитился, отец, Николай Михайлович, задействовал свои связи, чтобы отправить сына на стажировку за границу, в крупную финансовую компанию. Невестку с двумя малышами Лозинцевы-старшие взяли к себе, одна она с детьми не справится, тем более что Эля с мужем должны были вот-вот вернуться из командировки и квартиру все равно пришлось бы освобождать. Получив солидный и, как оказалось, весьма своевременный опыт работы с ценными бумагами, Андрей после стажировки нашел в Москве не только прекрасную и высокооплачиваемую работу, но и возможность стать по-настоящему состоятельным человеком. На рубеже девяностых таких специалистов, как он, можно было пересчитать по пальцам, а если прибавить к этому природные способности и невероятную усидчивость, то станет понятно, почему так быстро продвигалась его карьера и так удачно делались его личные денежные вложения. Вера могла позволить себе не работать и наслаждаться жизнью даже в большем объеме, нежели ей когда-то мечталось, ведь мечталось-то при советской власти, когда и возможности были другие, и масштабы не те. Андрея она не любила, как, впрочем, и своего функционера, и многих других мужчин, в отношения с которыми вступала исключительно из меркантильных соображений. Однако эмоциональный и сексуальный ресурс у нее был большой, и теперь Верочка тратила его на тех мужчин, которые ей действительно нравились. Теперь она могла позволить себе выбирать их по вкусу, а не по кошельку и не по служебному положению. Она и выбирала, ни в чем себе не отказывая и даже не особенно стараясь скрывать от мужа свои похождения, нутром чуяла, что ему нужны жертвенность и страдания, а безоблачного счастья он просто не вынесет. И он все терпел, заботился о детях, кормил их, делал с ними уроки, водил на прогулки, стирал, гладил и при этом зарабатывал деньги в должности ведущего аналитика крупного банка. Вернее, сначала-то был банк поменьше и попроще, но по мере роста количества правильных прогнозов, на основании которых банк заключал удачные сделки, репутация Андрея Лозинцева укреплялась, и его перекупил банк посерьезнее, потом крупный банк, а потом - но это уж совсем потом - мощная финансовая корпорация, и с каждым переходом зарплата его увеличивалась. Он никогда не приносил домой всю зарплату до копейки, он хорошо умел считать деньги и точно знал, сколько нужно на жизнь, а сколько можно оставить для того, чтобы покупать ценные бумаги. Талант финансового аналитика верой и правдой служил не только финансовой структуре, в которой работал Лозинцев, но и ему самому, он делал вложения, покупал ценные бумаги, сбрасывал, снова покупал и снова продавал, и его личный капитал потихоньку рос, а в период с 1994-го и до дефолта 1998 года, рос уже не потихоньку, те годы были самыми бурными в смысле роста фондового рынка, и вложенные средства увеличивались почти в три раза.
