Искатель, 1995 №5 - Клиффорд Саймак

— Мятежники продолжают подтаскивать пушки. С самого утра этим занимаются. Должно быть, притащили их уже с тысячу. Вон там, на противоположном холме, они стоят, жерло к жерлу.

Я покачал головой.

— Не тысячу. Самое большее двести.

— И то правда. Откуда этим чертовым мятежникам взять тысячу пушек?

— Это, должно быть, Геттисберг? — спросил я.

— А что же еще, по-твоему, — ответил с раздражением солдат. — Не притворяйся идиотом. Не мог же ты находиться здесь столько времени и ничего не знать. Ну и каша заваривается, скажу я тебе. Если не ошибаюсь, очень скоро здесь станет жарковато.

Конечно, это был Геттисберг. Недаром, когда я прошлой ночью взглянул на рощицу, она показалась мне смутно знакомой. Прошлой ночью! — может, это произошло за сто лет до прошлой ночи?

Я сидел, скорчившись, на куче листьев, и голова у меня шла кругом. Вчера — рощица и груда валунов, сегодня — Геттисберг!

Нагнувшись, я выполз из своего укрытия, но подниматься не стал, а продолжал сидеть в том же положении, глядя снизу вверх на разбудившего меня солдата. Он отправил свою табачную жвачку за другую щеку и, вглядевшись в меня, спросил с нескрываемым подозрением в голосе:

— Ты из какой части? Что-то я не припоминаю таких франтов.

Я не нашелся что ответить. Со сна я еще весь был как в тумане, да и голова у меня после удара просто раскалывалась. Мало прибавило мне сообразительности и осознание того факта, что я неожиданно оказался в Геттисберге. Я понимал, что должен что-то сказать, но мой язык, казалось, прилип к небу, так что я смог только молча покачать головой.

Прямо над нами, на вершине холма, были установлены в ряд пушки, около которых, глядя прямо перед собой на противоположный холм, стояли навытяжку канониры. Офицер застыл в седле, и только лошадь под ним от возбуждения нервно била копытом. Ниже пушек длинной неровной линией расположилась пехота. Одни укрылись за наспех сооруженными брустверами, другие лежали на земле, а кое-кто и сидел. И все они смотрели в одну и ту же сторону — туда, где находился неприятель.

— Не нравится мне это, — произнес обнаруживший меня солдат. — Ох как не нравится. Если ты из города, нечего тебе здесь делать.

Внезапно сильный удар сотряс воздух. Я стремительно вскочил и бросил взгляд напротив. Над верхушками деревьев, растущих на гребне противоположного холма, поднималось облачко дыма. В следующее мгновение под деревьями полыхнул огонь, будто там открыли и тут же закрыли печную заслонку.

— Ложись! — заорал солдат. — Ложись, идиот…

Последние слова потонули в оглушительном грохоте где-то за моей спиной.

Я бросился ничком на землю. Невдалеке лежали, распластавшись, остальные. Снова раздался грохот, теперь слева от меня, и краешком глаза я увидел, как на противоположном холме приоткрылись, казалось, сразу несколько печей. Что-то просвистело у меня над головой, и в следующее мгновение мир взорвался.

И продолжал взрываться снова и снова.

Земля подо мной ходила ходуном. Оглушительный грохот канонады заполнял, казалось, все окружающее пространство, заглушая собой остальные звуки. Над землей стлался густой дым. Внезапно сквозь грохот канонады я расслышал еще какой-то странный свистящий звук, и с той ясностью мысли, которая часто приходит вместе со страхом, понял, что это были летящие со всех сторон и осыпающие склон осколки металла.

Я лежал, прижавшись лицом к земле. Осторожно повернув голову, взглянул вверх на гребень холма. Однако смотреть было не на что. Всю вершину заволокло густым серым дымом. Он висел не более чем в трех футах над землей, так что мне были видны только ноги суетящихся у пушек канониров да несколько лафетов. Все остальное тонуло в клубах дыма.

В этот момент стелющийся над землей дым прорезали ослепительные вспышки огня, и над моей головой прокатилась волна горячего воздуха. Это ответили наши пушки. Они гремели, изрыгая пламя и дым, и, что странно, грохот пушек, стрелявших прямо за моей спиной с вершины холма, доносился как бы издалека, заглушаемый грохотом сотрясавших холм взрывов. Снаряды разрывались где-то надо мной, но дым был настолько густым, что вместо ярких ослепительных вспышек света я видел только вспыхивающие огоньки красно-оранжевого цвета, которые пробегали по гребню холма на манер светящейся неоновой вывески. Неожиданно что-то ярко вспыхнуло, земля содрогнулась от мощного взрыва, и сквозь окружавшую меня серую пелену я увидел огромный столб черного дыма. Вероятно, один из снарядов попал в ящик с порохом.

Я прижался к земле еще сильнее. Я подумал, что скорее всего место, где я находился, было сейчас самым безопасным на всей Кладбищенской Гряде. Если мне не изменяла память, в этот день сто лет назад пушки южан целились слишком высоко, так что большая часть снарядов перелетала через вершину и разрывалась на другом склоне.

Я снова повернулся лицом к противоположному холму. Там, на Семинарской Гряде, над верхушками деревьев разрасталось еще одно облако дыма, а ниже вспыхивали яркие огоньки, отмечая места расположения пушек южан. Я сказал солдату, нашедшему меня, что пушек было не более двухсот, и теперь я припомнил, что их было сто восемьдесят против наших восьмидесяти… восьмидесяти с небольшим, как говорилось в книгах. И сейчас, наверное, пошел уже второй час, так как, если верить учебникам, канонада началась сразу же после часу дня и продолжалась более двух часов.

Где-то на противоположном холме наблюдал за перестрелкой, сидя на Путешественнике, генерал Ли, и там же где-то находился Лонгстрит, мрачно размышлявший о том, что атака, приказ о которой он вынужден будет вскоре отдать, наверняка окажется неудачной. Он понимал, что такую атаку могли бы начать янки — это был их способ ведения войны, — но не южане, которые всегда придерживались тактики жесткой обороны, тем самым вынуждая противника атаковать и выматывая его силы.

Однако, сказал я себе, нарисованная мною картина имела весьма существенный изъян. На противоположном холме не могло быть сейчас ни генерала Ли, ни Лонгстрита. Та, настоящая битва, которая разыгралась здесь, на этой равнине, была сто лет назад и повториться не могла. То, что видели сейчас мои глаза, было просто материализованным представлением о ней последующих поколений.

Внезапно прямо передо мной, срывая травяной покров, в землю врезался кусок металла. Я осторожно протянул руку, но тут же ее отдернул, даже не дотронувшись — от металла пахнуло нестерпимым жаром. Было ясно, что, упади этот осколок чуть ближе, он убил бы меня, будто в настоящей битве.

Справа от меня на склоне холма была небольшая рощица, куда сто лет назад докатилась цепь южан, а сзади, и тоже справа, должны были