Пошел купаться Уверлей - Высоцкий Сергей Александрович
Пакетика у Фризе не было, и Елена Петровна, так ни на что и не решившись, машинально откусила большой кусок пирожка.
— А мне?
Она достала еще один и протянула Владимиру. Пирожок был чудесный, с мясом и ливером. И малиновый сироп нисколько его не портил.
— Ваш свекор дал мне дезу, что вы в Саблине. С Жориком.
— Вы и его повидали? — равнодушно сказала Елена Петровна, жуя пирожок. — Нашли кого слушать. А с Жориком мы давно в разводе.
— Про то, что на вас какой-то крутой наезжал и немец выспрашивал, дед тоже наврал?
— Болтун старый. Про наезд не соврал. Чего бы я тогда от вашего окрика голос потеряла?! До смерти перетрусила. Думала, тот говнюк вернулся. Обещал душу вытрясти! — Она посмотрела на Владимира, прикончившего пирожок, и усмехнулась. — А вы, Володя, лихо метете. — Достала еще один пирожок. — Ешьте, ешьте. Я домой забегу, заберу те, что себе оставила. Если дед их не слопал.
— Не слопал, — успокоил Фризе. — Я за вранье деньжат ему подкинул. Дедушка в супермаркет за бананами и сыром собрался.
— И много вы ему отвалили?
— Пятьдесят баксов.
— Деньги — не мусор.
Фризе понимал, что увязает в ненужной пустой болтовне, теряет драгоценное время вместо того, чтобы выяснить главное. Но женщина перенесла шок — до сих пор непроизвольно потирает горло ладонью. И он медлил, давая ей прийти в себя.
Менторский тон собеседницы помог Владимиру избавиться от чувства вины перед Еленой Петровной.
— Все, Елена! Твое малиновое хозяйство я выбрасываю в урну — сыну купишь каких-нибудь рекламных памперсов или как их там?! Толстых батончиков с орехами.
— Еще чего!
— Я тебя профинансирую получше, чем дедушку. А сейчас быстро сматываемся. Отъедем куда-нибудь, и ответишь на пару вопросов. Поднимайся.
— Раскомандовался! — Семенова с сожалением посмотрела на сумку, поднялась со скамейки. — Бомжи поживятся.
— Документов там нет?
— Нет. — Она смерила Фризе взглядом, как будто только что увидела, и улыбнулась. Взяла его под руку. — Я у нас под мышкой свободно пройду. Веди, начальник.
— Вот и умница.
Владимир вспомнил о чашке, которую похитил в кафе. Чашка одиноко стояла на огромной садовой скамейке. «Тоже бомжам достанется», — подумал он.
— А машинка того и гляди развалится, — прокомментировала Елена, когда Фризе привез ее на окраину парка и остановился у раскидистого куста плакучей ивы.
— Поговорим? — спросил Владимир, не обратив внимания на реплику.
— Поговорим. Только одно условие, сыщик. Я тебе расскажу все, что знаю. Но ни ментам, ни ребятам из нашей службы безопасности ни слова! Я уже показания давала и не хочу, чтобы из меня лжесвидетельницу сделали.
— Обоюдное желание. Обо мне тоже ни слова. Зачем приехал Вильгельм Кюн?
— А я знаю?! Он такой тихушник.
— Что это значит?
— Ты что, слово «тихушник» не знаешь?
«Ну вот, — внутренне усмехнулся Владимир, — мы уже на «ты».
— Не притворяйся. Если ты его называешь тихушником, значит, почувствовала, что он что-то скрывает. — Повинуясь безотчетному порыву, Фризе спросил: — Он был твоим любовником?
— А этим ты почему озаботился?
Разговор опять уходил от главного.
— Ты, Лена, женщина приятная во всех отношениях, — стараясь быть спокойным, сказал Владимир. — Разведена с мужем. Я не сомневаюсь, что любовников у тебя пруд пруди. Они меня не интересуют. Мне надо знать о Кюне. Если он был твоим любовником, значит, мог рассказать о том, зачем приехал, где его искать.
— Мог, да не рассказывал. Я же сказала — тихушник. Меня с ним познакомил бывший муж. В прошлом году. И в постель к нему уложил, дурак никчемный. Вот у него с Вилей дела серьезные.
— Не догадываешься какие?
— Жоржик по натуре — болтун и баба, а про бизнес с Вильгельмом молчит как проклятый. Знаю только, что это связано с какими-то большими культурными ценностями.
— Из павловских музеев?
— Нет. Это они уже проходили. Устраивали какие-то выставки здесь у нас и в Германии. Официально, понимаешь? Культурный фонд «Эль Ренессанс». Начальство, приемы. А в этом году все тип-топ! Молчок. Тихо, как на кладбище. Зато все время куда-то вместе ездили.
— Куда?
— Понятия не имею.
— По музеям? К начальству? В культурный фонд?
— Это не в счет. В область куда-то гоняли. По Киевскому шоссе. А в это воскресенье Вильгельм должен отправиться восвояси.
Фризе прикинул: сегодня пятница. Значит, послезавтра.
— А почему убили его приятеля?
— Не знаю. — Елена отвела глаза. На лице у нее появилось выражение обреченности. И усталости. Нижняя губа мелко-мелко задрожала, и Владимир подумал о том, что она сейчас заплачет. Но не заплакала. Спросила: — У тебя нет с собой водки? У меня в сумке поллитровка разбилась.
Фризе достал из бардачка плоскую бутылку «Балантайнз». Глядя, с какой жадностью женщина сделала несколько больших глотков, он подумал о том, что Елена Петровна в этой своей «Астории» постепенно превратится в алкоголичку. Легкие знакомства, выпивки с коллегами. Все это затягивает.
— Ненавижу виски. — Она старательно завинтила пробку и сама положила бутылку в бардачок. При этом на секунду прижалась к Владимиру грудью. После «причащения» глаза у нее повеселели, а с лица исчезло испуганное выражение.
— На моих немчиков наехали мафиози. И на Жоржика, и на фонд этот чертов. И нас с дедом стращали. Спрашивали, где Виля прячется. Если бы знала, где — ни секунды не таила. Сразу все выложила. Уж очень много они мне пообещали.
— Денег?
— Денег! Бутылку шампанского в одно место. И все такое прочее.
— Почему не уехала, не спряталась?
— Прячусь. Да все равно через день на работу. Ты же не будешь моего Женьку кормить? У матросов есть еще вопросы?
Вопросов у Фризе было много, но задал он только один:
— Когда ты видела Кюна в последний раз?
— В ту ночь, когда убили Потта. Эти самые мафиози, наверное, и убили. Пришли по запасной лестнице. — Елена задумалась. — Я Потта видела около двенадцати. Они оба поболтали со мной немного и пошли спать. Кондратий в свой номер в конце коридора, а Кюн в свой «люкс». Рядом со столом дежурной по этажу. Рядом со мной. Потт сказал, когда его разбудить, а Виля только подмигнул. Мы с ним вместе после должны были сюда приехать. На квартиру. Когда все гости утихомирились, я легла поспать на диванчике. Вообще-то не разрешается, но все так делают. А утром начался переполох. Кондратий умер, а Вили и след простыл. Я даже не слышала, когда он слинял. Ключ на стол положил и тю-тю.
— А вещи?
— Вещи целехоньки. В номере лежали. Может, хватит, Володя? У меня во рту пересохло. И сынок ждет. Заедем за гостинцами, потом на часок ко мне. Я заодно пирожки прихвачу.
— Поехали, — Фризе подумал о том, как мало времени нужно женщине, чтобы настроиться на новую волну.
Во время короткого похода в магазин он определил, что его спутница — женщина не жадная. Она позволила Владимиру купить лишь несколько мелочей для сына — пару бутылок пепси, жвачку, пачку недорогого печенья. И, конечно, банку абрикосового джема. Продавщица сказала, что малинового в глаза никогда не видела.
Деньги, которые Фризе предложил Елене Петровне, она решительно отвергла:
— Еще чего! Столько, сколько мне нужно, у тебя нет. А без подачек обойдусь.
Запросы дежурной из «Астории» Владимир уточнять не стал.
Судьба «спелеолога» Суши
Корнилов попал в город только к вечеру. С вокзала позвонил жене на работу. Сказал, что будет ночевать дома.
— Вылез из берлоги! — обрадовалась Оля. — Прекрасно! Я постараюсь уйти пораньше. К восьми буду.
— Не очень старайся. Мне еще надо заглянуть в одно место.
— Ну и ладно! — легко согласилась жена. — Успею приготовить ужин. А то у нас в холодильнике — шаром покати. Я же на дачу собиралась. — И добавила: — Звонил Вася Алабин. Его отправили в командировку в Тамбов. На месяц.
— Когда?
