Из ложно понятых интересов службы - Роман Феликсович Путилов
— Вы просто Игоря не знаете. Хорошо, я подумаю. — Татьяна Михайловна решительно встала со стула: — Может быть я и пойду вам на встречу.
В дежурке, когда я заводил мошенницу в опустевшую камеру, меня окрикнул дежурный по РОВД:
— Громов, из спецприемника звонили, сказали, что через два часа Соколова Владислава Александровича выпускают, поэтому если он тебе нужен, то через полтора часа ты должен к ним подъехать.
— Спасибо. — я вышел из дежурки и тут же был перехвачен Марией Алексеевной.
— Паша, ты меня извини, но я по твоему делу пошла к начальнику следствия Рыбкиной Нинель Павловны, хотела насчет возврата денег посоветоваться, так она вообще сказала, что с твоей стороны одни сплошные нарушения. Что это не раскрытие преступления, а провокация совершения преступления или ненадлежащее проведение контрольной закупки, и она сейчас со всеми материалами едет к прокурору, чтобы тот дал свое заключение. Ты меня извини, я просто забыла, что вы с ней не ладите.
— Ладно, Маша, я тебя понял. Ты только дай мне деньги под расписку, меня эксперты просили их занести, они свои исследования с ними не закончили.
Маша хотела мне отказать, но очевидно то, что она подставили меня перед своей начальницей не давало ей возможности трезво мыслить, поэтому она согласилась, правда, долго перечитывала мою расписку, ища подвох, но все же сдалась и передала мне пакет с деньгами.
Глава 18
Глава семнадцатая. Конец игры.
Март одна тысяча девятьсот девяносто второго года.
— Привет! — не успел Слава Соколов выйти из гостеприимных дверей спецприемника, где он отбыл административный арест, как говорится «от звонка до звонка», как он увидел человека, о котором с ненавистью вспоминал все последние дни.
— Ну что тебе еще надо⁈ — с нотками истерики закричал бывший административно задержанный, и закрутил готовой, в поисках путей спасения — снова ночевать на нарах среди бомжей, вонючих хануриков и «кухонных боксеров» у него не было ни сил, не желания. Хотелось завалиться домой к Тамарке — скорнячке, отмыться в горячей ванне до скрипа кожи, выпить стакан водки под вареную картошечку с соленым салом или селедкой, а потом долго мять в кровати податливую и отзывчивую деваху, что надеялась, что Слава когда-нибудь остепенится и наконец жениться на ней.
— Громов, сука, ты так и знай, если ты меня опять по мелкому закроешь по беспределу, я до областного прокурора дойду, но тебя тварь посажу…- Слава некрасиво скривил трясущиеся от ненависти губы.
— Нет, Вячик, сегодня все по-честному будет. — я потряс перед его носом наручниками: — Спиной поворачивайся и руки назад…
— Что⁈ Да я тебя…- Соколов сделал шаг ко мне, но замер, потому что стоящей в стороне машины в нашу сторону прыжками быстро двигался и утробно лаял большой черны пес.
— Что, ментяра, один на один ссышь выйти?
— Соколов, ты дурак? Вас придурков столько, а я один. Давай не болтай лишнего, а руки подставляй.
Всю дорогу задержанный молча сидел на заднем сидении, под недобрым взглядом недовольно принюхивающегося к нему Демона, гордо занявшего сидение рядом с водителем.
Так как время поджимало, то первым делом нам пришлось ехать в банк. Увидев ввалившихся в отделение кредитного учреждения двух типов не самой мирной наружности, один из которых был со скованными за спиной руками, нам на перерез двинулся охранник, который не понимал, что делать в данной ситуации и приближался очень медленно, то вынимая свою резиновую дубинку, то вкладывая ее обратно в кожаную петлю на поясном ремне.
— Спокойно, следственные действия! — я показал охраннику развернутое удостоверение и потащил Соколова в освободившуюся кабинку кассы.
Хотя я и поставил Славу лицом к стене, но помешать мужчине крутить головой, пока я сдавал кассиру свои сто шестьдесят две тысячи рублей, я не мог. Судя по всему, увиденное настолько потрясло черное сердце преступника, что он длительное время просто молчал, уйдя в себя. Стоило нам выйти из кабинки кассы, как мы напоролись на спешащего к нам управляющего отделением банка, из-за спины которого испуганно выглядывал давешний охранник.
— Что здесь происходит?
— Вы что, не видите? — я помахал перед носом управляющего корешком приходного ордера: — Деньги сдаю, как и обещал.
— Это что такое? — Викентий Сергеевич с отвращением тыкал пальцем в наручники на запястьях Соколова.
— Вы разве не видите? Это наручники. Задержал подозреваемого в преступлении и руки ему обездвижил, чтобы у вас ничего не пропало.
— Вы же этот… как ее, из АО «Немезида»? А как?
— Жизнь сейчас такая…- вздохнул я: — приходится совмещать. Извините, но мы пойдем.
Соколова я завез в опорный пункт, к хорошо знакомому участковому, так как знал, что в РОВД мне спокойно с задержанным работать не дадут. Мне дали ключ от маленького кабинетика напарника местного хозяина, что в настоящее время пребывал в отпуске и показали, где стоит электрический чайник и банка с заваркой.
— Громов, что тебе от меня надо? — Соколов разминал запястья, с которых я снял наручники и косо поглядывал на разлегшегося в уголке Демона.
— Явку пиши и твои мытарства закончатся. — я пододвинул Славе чистый бланк.
— Явку? — нервно хохотнул Соколов: О чем хоть?
— О том, как ты несколько месяцев назад, в съемной квартире, возле которой мы с тобой первый раз встретились, убил своего приятеля по фамилии Захаров, после чего расчленил его труп, который, расфасовав по пакетам, вынес на мусорную площадку. Напиши подробности в явке с повинной, и твоя жизнь на несколько лет приобретет определенность.
Клянусь, с глазах Славы мелькнул страх, он задумался на мгновение, но справился с собой и натянуто засмеялся:
— Ха-ха-ха, Громов, ну ты придурок. Не знаю я никакого Захарова, а уж тем более, никого не расчленял.
— Так это ты придурок, Слава. Вы с убиенным шесть лет в одном классе проучились.
— А, так этот Захаров⁈ Да я его уже давно не видел, наверное, пару лет.
— Правда? А вот задержанный по нашей просьбе начальник привокзального почтового отделения станции Борзя Забайкальского края Марк Дулеве, тоже, кстати ваш одноклассник, дал показания, что по вашей просьбе он закупал патроны к стрелковому оружию у своих знакомых на складах сто тридцать первой мотострелковой дивизии, и почтовыми вагонами отправлял их вам, для дальнейшей реализации через вашего общего знакомого и одноклассника Сергея Захарова, на севере бассейна Реки, куда Захаров плавал, будучи работником речного флота.
— Что за чушь? Уверен, что Дулевича тоже в каком –нибудь спецприемнике держали, вот он и не выдержал, и оговорил нас.
— Да, конечно, только взяли его с поличным, патроны в его доме нашлись.
— Значит оговорил он меня, пытали его, уверен.
— Негодую вместе с вами, но вот что делать с мехами краснокнижных животных и патронами к боевому оружию, что нашли в вашем доме.
— У меня, гражданин начальник, дома, как такового нет, выгнали меня родственники из дома…
— Сочувствую вашему горю, но согласно показаний владелицы дома по улице Стальной магистрали, вы сняли у нее дом на год. При осмотре дома в нем обнаружены принадлежащие вам вещи и документы, а также патроны…
— Я же говорю, подбросили!
— Точно, два ящика из числа тех, маркировка ящиков соответствует тем, что изъята у вашего одноклассника на станции Борзя. Вы считаете, что кто-то поверит в всесоюзную аферу милиции, перевозящей ящики с патронами на несколько тысяч километров, чтобы задержать двух одноклассников?
— Я ничего не знаю…
— Слава, попался, так не веди себя как дурак, признай то, от чего уже не отвертишься и живи дальше. На зоне тоже люди живут, в отличии от твоего приятеля Захарова, у которого ребенок остался сиротой. Что не поделили с Захаровым?
— Я не знаю, о чем вы говорите, гражданин начальник. Дайте мне лист бумаги, я жалобу буду писать.
— Пожалуйста. Мой тебе совет — по возможности пиши печатными буквами, наш прокурор не любит корявые почерки разбирать.
Пока Слава, высунув кончик языка от усердия, старательно выводил печатными буквами свой крик души, я продолжал увещевать его признаться в совершенном им убийстве.
— Ты гражданин начальник зря стараешься, и вообще, помолчи пожалуйста, у меня от твоей трескотни голова болит. Мне бы скорую вызвать, возможно у меня давление поднялось.
— Дурак ты Слава. — я перечитал его жалобу и убрал в папку: — Причем двойной дурак.
— И почему это я двойной дурак? То, что тебе жалобу отдал? Так я потом еще напишу, хоть одна, но до прокурора доберется, ты даже, начальник, не надейся открутится.
— Дурак ты слава в том, что свидетель того, что у вас Захаровым приключилось,