Любимые вне закона - Янина Олеговна Береснева
Макс лихо притормозил у ворот, вышел, усадил меня в машину и посмотрел каким-то особенным взглядом.
– Ну что? Удалось расслабиться?
А я в очередной раз поняла, что у него очень красивые глаза, и улыбка хорошая. Совсем не мой типаж, но есть в нем что-то такое, что не позволяет отвести от него взгляд просто так, мазнув глазами по лицу.
– Да уж, расслабишься тут, – буркнула я, когда он, закончив глазеть на меня, нажал на газ.
– Валяй, пересказывай события этого бурного вечера. А я буду думу думать.
Я сбросила сапоги, уселась поудобнее, подтянув колени к подбородку, и принялась вещать. Отмечая, что пальцы мои нервно подрагивают.
Макс слушал внимательно и даже ни разу не перебил. Со стороны казалось, что он очень увлечен дорогой. Однако, когда я закончила, весьма разумно принялся подводить итоги:
– Получается, твой братец якобы не при чем.
– Не якобы, – разозлилась я.
– Ладно, он не при чем. Но про пиджак ты мне не рассказала. Ай-я-яй. Договаривались же: ты – мне, я – тебе. А сама… Ладно, ненадежный партнер. Идем дальше. Возьмем за аксиому, что Милана тоже оказалась там по случайному стечению обстоятельств. Остается твой Стасик.
– Хватит называть его так по-дурацки. Но допустим. Зачем ему убивать Жанну? Если бы он так поступал с каждой навязчивой бабой, то уже был бы серийным маньяком. Поверь, я помню, сколько девушек на него вешалось, и ни одна…
– Стас сам признался Милане, что Жанна его шантажировала. Ведь это слово прозвучало?
– Ну, так сказала Милка. Возможно, она оговорилась…
– А может, оговорился Стасик. К примеру, Жанна что-то знала о нем, и пригрозила сделать это достоянием общественности. Он мог приехать, изначально не имея дурных намерений, но в сердцах не совладал с собой. Потом испугался. Смотри, пиджак вполне вписывается в эту концепцию. Его мог подбросить Стас, чтобы, в случае чего, запутать следствие. Или, как вариант, заставить тебя промолчать. Я бы так и сделал на его месте. Скорее всего, он забрал пиджак из такси, где твой братец его оставил. Найди ты вещь брата у Жанны, стала бы поднимать шум? Даже если бы смерть подруги показалась тебе подозрительной.
– Намекаешь, что я ничем не лучше Милки?
– Любимые всегда вне закона, – развел он руками.
– Ладно, как это ни прискорбно, Стас остается под подозрением, – нехотя согласилась я.
– А еще мне не дает покоя мнимая беременность Жанны.
– А ты…
– Да, вскрытие бы показало. Я уточню, но про то, что она была беременна, обязательно сообщили бы.
– Если бы она была беременна и знала об этом, вряд ли бы столько пила, – подумала я вслух. – Жанна всегда следила за здоровьем. И если болела и пила таблетки, никогда не смешивала их с алкоголем. Помню даже, она не пила на моем дне рождения, потому что от чего-то лечилась…
– Будем отталкиваться от того, что не было никакого ребенка. Но почему-то всем упорно про это рассказывала. Она что, была одержима желанием завести детей?
Пришлось напрячь память и честно признаться:
– Не знаю. Мне она такого не говорила. Но, как оказалось, она мне много чего не говорила. Например, про то, что спит со Стасом.
– Вот тебе и женская дружба.
– Конечно, я могу узнать про Жанну у своего гинеколога, я в свое время порекомендовала ей клинику и врача. Но… Какой теперь в этом смысл? Была она беременна или нет – это нам ничего не даст. Все равно я не верю, что Стас мог… Чего ему бояться? Что отец разозлится из-за Жанны и лишит его наследства?
– Ага, и денежки минуют карман твоего друга детства.
– Он наследует еще и долю матери.
– Которую пришлось разделить с отцом. То есть он в лучшем случае получит малую часть всего состояния. А если выдержит образ хорошего парня и женится на деньгах, а не на сомнительной девице, то и от отца перепадет.
– Нет, Стас не такой. Да и с отцом у них все нормально, у того весьма прогрессивные взгляды. Думаю, внебрачный ребенок дядю Вову бы не сильно смутил. Если бы жива была мама Стаса, возможно, она могла бы устроить скандал. Тетя Света была очень правильной и следила за нормами морали.
– А папаша Стаса пошел во все тяжкие, женившись на молодухе, оттого теперь потерял право что-то запрещать?
– Звучит грубо, но близко к истине.
Я вздохнула, а Макс закурил, сочувственно поглядывая на меня.
Мы уже подъехали к дому, но выходить из машины не хотелось. Как будто здесь, внутри, между нами завязалась тонкая ниточка взаимопонимания. И, впустив в машину холодный зимний воздух, мы могли ее порвать.
Но выйти из машины мне все же пришлось, потому что заметила под кованым козырьком на своем крыльце девичью фигурку. Поначалу решила, что кто-то из соседских подростков прячется, чтобы покурить, но потом она вышла чуть вперед и села на крыльцо, обхватив колени руками. И я с удивлением узнала рыжую Илону – дочку Мокридина. Сейчас без шубы и каблуков она выглядела иначе.
– У тебя гости, – присвистнул Макс. – Думаю, мне лучше посидеть здесь. Позвоню пока знакомому патологоанатому. Боюсь, это бабские разборки, жизнь меня к такому не готовила. Если нужна будет помощь – зови.
Вздохнув и приготовившись к самому худшему, я хлопнула дверцей и направилась к рыжей. Та вскинула голову при моем приближении и перевела пытливый взгляд на машину Макса. Старая тачка не впечатлила, и она, нахохлившись, снова уставилась в одну точку перед собой. А я вдруг подумала, что она, хоть и корчит из себя крутую бизнесвумен, на деле еще совсем ребенок. Сколько ей? Явно младше меня, а папа уже поручает ей такие важные переговоры.
– Привет, – кивнула я ей, присаживаясь рядом. – Чем могу помочь?
Конечно, мне хотелось спросить: «Тебе-то чего здесь понадобилось?» – но приличия стоило соблюдать. И уж тем более не отпугивать потенциальных клиентов, которые способны принести нашей фирме хорошие деньги.
От Илоны за версту разило алкоголем, так что разнюхать о ней еще хоть что-то не представлялось возможным. Тем более я сама сегодня выпила немного вина, и мое сверхъестественное обоняние порядком притупилось.
– Я думала, он у тебя, – буркнула она, кивком указывая на тачку Макса. – А ты с другим.
– Ты про Стаса? – все поняла я, но сделала вид, что удивлена.
–Я нашла у него твои фотки и письма. Зачем он их хранит?
– Наши семьи дружат всю жизнь, – терпеливо, словно ребенку, принялась объяснять я, хотя раздражение нарастало. Конечно, мне было
