Оксана Обухова - Темная лошадка
— Поймаю — убью! — скрипнув зубами, прорычал Туполев.
Я как-то сразу ему поверила. Этот поймает. И убьет.
— Может, не надо? — спросила испуганно. Если Назара посадят за собственноручное убийство моих обидчиков, милейшая Ирина Яковлевна внуков точно не дождется. А она их шибко хочет.
Не давая мне времени как следует заступиться за похитителей, Ирину Яковлевну и внуков, в кабинет зашел Сергей Андреевич. Обвел взглядом нашу теплую компанию, задумался на пару секунд и, наконец, собравшись с духом, произнес:
— Господа, я хотел бы поговорить с потерпевшей наедине.
Казенная формулировка не оставила Хозяину и бодигарду свободу для маневра, мужчины подчинились официальному протоколу и направились к двери.
— Наш разговор не окончен, — сурово, на пороге сказал Туполев и, выходя из кабинета, едва не стукнулся лбом с торопящимся на допрос опером.
Перед какой-то, видимо, неприятной беседой, органы взяли потерпевшую в плотное кольцо. Бок капитана упирался в мои пятки, Сергей Андреевич подкатил кресло ближе к дивану и тихо, глядя мне в очи, произнес:
— Сосредоточьтесь, пожалуйста, Софья, и очень, очень старательно вспомните — не менялось ли что-либо в настрое похитителей в течение вашего заточения? Вот вспомните — вас развязали. Дали попить. Потом снова связали. Так? — я кивнула. — Дальше, когда мужчины заходили к вам повторно, в голосе, интонациях, в вопросах, не проскальзывало чего-то нового? Удивления или злости, например, разочарования? Вспомните.
— Нет. Все было ровно, — удивленно ответила я. — Злости не было, это точно.
— Каких-нибудь наводящих вопросов не задавали? Ничего не уточняли?
— Ну нет же, я вам говорю! Со мной разговаривали один раз. Сказали, что я жива до тех пор, пока не вижу их лиц, и предупредили, что ждут выкупа.
— То есть, ни разу, ни в чем поведение похитителей не изменилось…
— Нет.
— Вы абсолютно уверены? — настаивал следователь. — Вспомните, как следует, может быть, сейчас, вы взглянете на какую-то странность иначе.
— Нет, нет, и нет. Не было никаких изменений. Я понимаю, к чему вы клоните, сама об этом думала, но с уверенность могу сказать — до последней минуты, похитители были уверены, что у них находится Рената Кутепова. Ищите людей, не знакомых с детальной обстановкой в доме Кутеповых. Здесь у них сообщников нет.
— Как сказать, Софья, как сказать, — себе под нос, в задумчивости пробурчал следователь.
— А чего тут говорить! — вспыхнула я. — У преступников была мобильная связь…
— Это исключает только Светлану, — перебил оперативник. — Только она видела, что в гараж спускается не Рената.
— Ничего она не видела, — фыркнула я. — Мы уже у лифта договорились, что Рената будет ждать меня на крыльце.
— Но о том, что хотя бы в гараже она будет не одна, няня знала! — тон спорящего капитана показывал, что эту тему мужики уже прорабатывали.
— Преступники могли на время «Ч» отключить сотовую связь! — горячился следователь. — Потому и были не предупреждены.
— Вряд ли они отключат телефоны, — не согласился опер. — У нас и без Светланы подозреваемых пруд пруди.
Спорщики заткнулись, и я осторожненько вставила реплику:
— Я могу узнать, от чего весь этот сыр-бор?
Но органы темнили и хранили задумчивое молчание. Я повторила попытку:
— Когда позвонили Кутепову с требованием выкупа? И кстати, сколько затребовали?
— Через час после похищения. Сто тысяч долларов в мелких купюрах, — последовательно ответил капитан.
Я, можно сказать, обиделась. Дешево оценили. Такой выкуп, не моргнув глазом, я могла бы и сама за себя выплатить. Год назад, по совету Туполева, я вложила наследство Кирилла в ценные бумаги и припеваючи живу на одни проценты.
— Без размаха ребята, — пробормотала.
— Уверены? — усмехнулся капитан. — Нет, Софья Николаевна, тут есть одна тонкость, — именно такая сумма сейчас лежит в домашнем сейфе Михаила Петровича.
— О-о-о, — протянула я. — Из-за этого вы решили, что в доме есть сообщник? И кто знал об этих деньгах?
— Бьянка, — только и ответил следователь. Он уже не делал напрасной тайны из следствия. Все, что они сейчас мне рассказали, я могла узнать сама, поговорив с жильцами пентхауза.
Какое-то время каждый из нас мысленно обсасывал это имя, примерял, прикладывал его к ситуации с разных боков, и первой это имя от ситуации отлепила я:
— Бьянка не стала бы рисковать из-за ста тысяч. Ей легче развестись.
— А если целью было не похищение, а убийство падчерицы? — медленно проговорил Сергей Андреевич. — О том, что произошла ошибка, жена Кутепова узнала, лишь вернувшись из бассейна. Она пришла буквально в ту минуту, когда перепуганный известием муж уже вернулся домой с работы и звонил в милицию. После звонка похитителей на мобильник, он еще не знал, что похищена не его дочь, прибежал домой и обнаружил здесь Ренату. Тогда и было решено заявить в милицию. Он испугался, что с расстройства, преступники могут больше не позвонить а, просто напросто, убьют вас. Бьянка узнала об ошибке почти одновременно с ним. — Сергей Андреевич внимательно посмотрел на меня: — Теперь вы понимаете, почему так важно вспомнить любое изменение в настрое похитителей? Ренату могли оставить в живых лишь до вечера, на тот случай, если Кутепов потребовал бы телефонного разговора с дочерью. Похитители вели себя примерно лишь до поры до времени. Потом, Ренату могли бы убить.
— Нет, поведение похитителей не менялось ни на минуту, ни на йоту. Конечно, я могу представить, что они уже были вынуждены играть по изменившимся правилам, но в любом случае, на их поведении это не отразилось никак. Они уже начали называть меня Ренатой и менять это обращение не собирались. Зачем указывать на свою осведомленность? Что бы показать, что в доме есть информированное лицо? Нет, Михаил Петрович согласился с тем, что у них находится его дочь, и не отказывался платить выкуп. Менять ко мне отношение, было бы глупостью.
— Мы тоже так думаем, — согласился Сергей Андреевич. — Но все же… хотелось получить хоть какое-то подтверждение, малейшую зацепку…
— Уцепитесь за «каблук». Его нашли?
— Нет, конечно, — скуксился следователь. — Там такие дебри вдоль дороги, войсковая операция нужна.
— Поговорите с Туполевым, — улыбнулась я. — Он сейчас злой, так что войска вам обеспечит.
— Ага, — все так угрюмо кивнул следак, — и баржу с водолазами. Одно из направлений грунтовки ведет к затопленным карьерам. Представьте на минутку, что было бы с вами, не выпрыгни вы на ходу из кузова…
Ночью мне снились водоросли. Как ростки пшеницы на ускоренной киносъемке, они вылезали из донной тины, оплетали колеса Москвича, забирались внутрь машины и шарящими, змеиными движениями, искали меня. Вот один, вот второй росток мертвенно белого цвета обвивает ногу, стягивается петлей и тянется дальше, к горлу. Глаза таращатся сквозь зеленую муть, я в ужасе пытаюсь содрать с себя плети растений, царапаю кожу ногтями и когда начинаю кричать, в разинутый рот попадает не густая, глицериновая вода, а острый, как копье конец растения. Снотворное, которым оглушила меня Таша, не позволяет проснуться, водоросли душат и мне уже чудится сквозь стебли компания — «эти», те, кто успел утонуть до меня. Они уже скелеты, их рты отвисли, их руки украшают цепи…
Сквозь глицериновую зелень пробивается луч солнца. Он ударяет в голову, я вскрикиваю и просыпаюсь. Резко, с болью во всем отбитом теле. Дыхание сбито кошмаром, я ловлю воздух и не могу протолкнуть его до конца, он застревает где-то чуть ниже ямочки под горлом. Я совершенно задыхаюсь…
И, кстати сказать, лежу на самом деле мокрая. Обильная испарина пропитала пижаму, луч солнца, пробившийся сквозь неплотно задвинутые шторы, щекочет переносицу, и хочется толи чихнуть, толи заплакать.
Удалось чихнуть. И сбить подступающие слезы.
Вчера, избегая разговора с решительно настроенным Туполевым, я попросила у Натальи Александровны кошмарную (в полном смысле слова) дозу снотворного, и сразу после беседы с органами, нырнула под одеяло. Теперь страдаю зря. Разговора с Туполевым не миновать, так что ночной кошмар и головная боль заработаны напрасно.
Впрочем, если вдуматься… С Туполева сталось бы завернуть меня в плед и прямо из кабинета перенести в джип. Он привык к неукоснительному подчинению, Антоша только под козырек берет и строевым шагом, куда прикажут — хоть Софью в багажник, хоть бандитов мутузить.
А я могла потерять главный козырь — доверие домочадцев Михаила Петровича. Если бы Назар начал вчера устраивать одноактный спектакль «Выдворение итальянской племянницы по месту городской прописки», о душевности в отношениях с Кутеповыми можно забыть. И жирный крест поставить. На расследовании.
А пока я своя, пока в доверии и очень даже потерпевшая. Я не могла уехать, — я хотела разобраться.
