Юрий Кургузов - Возвращение Скорпиона
… твою мать! Кто?!
Да, Ларисой тоже придется заняться детальнее (еще детальнее), однако не прямо сейчас. И не навязчиво, а — ненавязчиво. Пока же не терять бдительности, выжидать, наблюдать — мало ли что…
И вдруг мои размышления резко оборвались. Потому что взгляд упал на белый лист бумаги на столе. Рядом с листком лежал жирный фломастер, а на бумаге, черным по белому, размашистым почерком было написано: "Ушла в магазин. Л.", а чуть ниже, уже другой рукой, помягче и помельче: "Ушла домой. М."
Некоторое время я задумчиво смотрел на эти замечательные в своей лаконичности образчики эпистолярного жанра, а потом тоже взял фломастер и оставил на девственной части свой след: "Ушел на…" А вместо инициала нарисовал череп со скрещенными костями. Шутить так шутить!
Однако шутки шутками, а тихий завтрак, похоже, откладывался. А ну как, невзирая на мою вчерашнюю внешнюю невозмутимость, Маргарита что-то заподозрила и теперь сама уже вовсю ищет в доме то, оставленное мне Серым год назад, но так и не дошедшее до меня письмо?
И вдруг она его найдет?
Нет-нет, вот этого допустить нельзя. Попади письмо ей в руки, эта подруга может наломать таких дров… По коням!
Захлопнув тяжелую железную дверь на английский замок, я спустился по лестнице вниз, думая по дороге о двух вещах. Первое — а действительно ли в магазин отправилась пылкопламенная еще позавчера, но уже холодная как лед вчера Лариса. И второе — на месте ли мой верный "конь"?
Он оказался на месте.
Я произвел краткий профилактический осмотр, в связи с чем пришлось даже малость поелозить на пузе по асфальту. Затем открыл капот, заглянул в багажник и помассировал двери. Да нет, вроде бы совершать надо мной ритуал огненного жертвоприношения покамест никто не собирался.
Тогда я смело залез в машину, проверил содержимое бардачка и ощупал низ сиденья. Солнцезащитные очки, блок сигарет и граната целы. Можно трогать.
Я и тронул, оглянувшись по сторонам скорее для проформы, нежели искренне. Мне показалось, что после некоторых событий истекших суток слежка за мной утеряла для "некта" первоначальную актуальность. Ведь маски намедни были если и не сорваны, то во всяком случае приподняты, а потому я надеялся, что попытки замарать меня в какой-нибудь ментовской грязи наконец прекратятся.
Да, кстати, о ментовской грязи…
Я притормозил у газетного развала и через минуту вернулся в машину со свежим номером местной "Курортной газеты". Но читать ее я не собирался. Изучив список сотрудников и номеров редакции, напечатанный в хвосте газеты, потянулся за телефоном. Набрал справочную.
Долго ждать не пришлось.
— Аллё, восьмая.
— Здравствуйте, многоуважаемая восьмая, — обольстительно проворковал я. — А не будете ли вы столь любезны и не скажете ли номер дежурного по нашему ГУВД?
"Восьмая" рассмеялась:
— Буду! — И через несколько мгновений назвала номер.
— Громадное мерси, — поблагодарил я. — Вы меня просто спасли. До свидания!
И тут же набрал только что услышанный номер и уже иным, развязно-хамоватым тоном бодро прокричал:
— Алло! Привет!
Мне же ответил голос совсем другой. Голос суровый и мужественный. Голос человека, служба которого порой опасна, иной раз даже может быть и трудна и уж точно никак не видна на первый взгляд.
— Дежурный по управлению старший лейтенант Морозов слушает.
— Алло, лейтенант, — все так же по-свойски затараторил я. — Беспокоит корреспондент "Курортной газеты" Финкельштейн-Южный. — И перешел на заговорщицкий шепот: — Слышь, шеф, тут, говорят, ваши ночью тачку нашли с… Ну, ты понимаешь, в багажнике там этот самый… сюрприз. А? Так?
Однако голос старшего лейтенанта был по-прежнему официален и тверд:
— Никакой информации. Не положено.
Я заныл:
— Да брось, шеф, ну чё ты! Да мы ж, брат, с вами коллеги! Вы — власть, и мы — власть, четвертая, слыхал про такую? Мы ж, сам понимаешь, можем расписать любого, особливо коли ценный сотрудник, такой, как вот, к примеру, ты… Смекаешь? "Моя милиция меня бережёт", и всё в том разрезе. А ты, брат, только шепни: "да" — "нет", и всё! Источников информации мы не разглашаем, бывает даже премируем. Ну? Ну?!
Дежурный Морозов предоргазменно засопел:
— Но это ж… Не по телефону ж…
Я обрадовался:
— А кто говорит за телефон?! Ты, друг, только намекни: приезжать — не приезжать. Коли да, я мигом, одна нога в редакции, а вторая у вас. Прилечу, и сразу к начальнику. Кстати, он у себя?
Старлей Морозов замысловато хмыкнул:
— Нету начальника, в отпуске.
— А кто ж за него?
— Зам, подполковник Мошкин.
— Ага, — благодарно кивнул я невидимому Морозову. — Ну, тогда прямо к нему и рвану. Мужик ничего?
Старший лейтенант издал не вполне внятный звук.
— Да вроде и ничего, но сегодня, говорят, будто с цепи сорвался, злой как чёрт.
Я лицемерно вздохнул:
— Конечно, раз такое ЧП…
Голос дежурного снова мужественно окреп:
— Всё! Я ничего не сказал, ты ничего не слышал.
— Ну еще бы! — торжественно подтвердил я. — Могила!
— Про уговор помнишь? — опять заинтимничал он.
— Гадом буду! — поклялся я и поспешно добавил: — Так, брат, распишу!
— Ну, давай. — Старший лейтенант Морозов положил трубку.
Я кинул свою на сиденье и включил зажигание.
Гм, калитка Ритиного дома не заперта. А я-то уже готовился сигать через забор как пацан.
Раз не пришлось как пацан, вошел как взрослый. Дорожка, ступеньки, крыльцо… Во, и дверь приоткрыта!..
Слушайте, меня почему-то немножко заколотило. Осторожно, на цыпочках, как в замедленном кино я вплыл в прихожую и… И уже в следующий миг меня не то что заколотило, а просто замолотило. Потому что я услышал голоса, мужской и женский. Ну, женский-то ясно — Маргариты. А вот мужской…
Честное слово, услышав э т о т голос, я похолодел.
Почему?
Потому что в мозгу забилась смятенная мысль: господи, да неужели же всё, что случилось здесь раньше, — зря?
И неужели всё теперь придется начинать сначала?
Чёрт, но вы же знаете, как погано порой начинать сначала!..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Лучший способ избавиться от Дракона — иметь своего собственного.
Е.Л.Ш.
Глава первая
Наверное, если б я был воспитанным человеком, то, конечно же, не вломился бы с пистолетом наголо в комнату, в которую меня никто не приглашал.
Но знать, я не был человеком воспитанным. Я — вломился. А вломившись, узрел весьма неприятную картину. В кресле, напряженная и натянутая как струна "ми", сидела Маргарита в очень эфемерном халатике и нервно, хотя и без особого успеха, пыталась прикрывать фрагментами этого халатика попеременно то грудь, то другую, то (опять же по очереди, поскольку сделать это одновременно не представлялось возможным чисто технически) одно либо другое гладкое матовое бедро.
Лицо ее было бледным. Лишь на скулах проступали розоватые пятна румянца — то ли смущения, то ли возмущения, то ли злости.
Я направил пушку на диван — вернее, его нынешнего посидельца, — и, надеюсь, спокойно, хотя не больно-то мне это удалось, проговорил:
— Салют, гнида!
Он ощерился:
— И тебе, сволочь…
Нет, что меня всегда поражало в этой мрази, так это наглость, причем зачастую не объяснимая с позиций элементарного здравого смысла и никак не сочетающаяся с характером ситуации, а главное, собственными ресурсами этого хреноплёта. Как шавка, которая, сколько ее ни пинай, всё равно, даже с кровавой пеной на морде, огрызается до последнего, так и этот фрукт пёр напролом до конца, невзирая на любые встречные оплеухи и затрещины. И верите, иногда эта дурная особенность его гадской натуры начинала даже вызывать уважение.
Но только не сегодня. Сегодня вид его мелкой прыщавой рожи вызвал у меня лишь необоримое желание разрядить в нее обойму "яги". Похоже, подонок это почувствовал — потому что вмиг побелел, однако гнилая ухмылка так и не сползла с искривленных губ.
Тогда я резко шагнул вперед и, вцепившись пальцами левой руки ему в горло чуть повыше кадыка, сдёрнул сучонка с дивана. Он забарахтался, пританцовывая на цыпочках, замахал ручками и засучил ножками, вылупив вдобавок глаза, потому что кислород я ему перекрыл и скоро должно было начаться удушье.
Оно скоро и началось. Ручки и ножки порхали все слабее и слабее, глазёнки закатились, и он обмяк как тряпка.
Тогда я бросил его на пол и обернулся к Маргарите:
— Ну и что сие значит?
Пальцы ее вновь бессистемно забегали по халатику и соответственно телу.
— Он… он…
Я сунул "ягу" в карман.
— Ладно, отдохни. Пять минут одиночества у нас есть. — Сходил на кухню и принес стакан холодной воды. Пока Маргарита пила, расплескивая воду на грудь и колени, я обшарил Зверька и обнаружил в кармане его широких светлых брюк небольшой "вальтер". Переложил в карман своих брюк. Бог любит троицу — авось в хозяйстве сгодится. Потом забрал у Маргариты стакан.
