Анна Бабяшкина - Пусто: пусто
В четверг Люся проспала — благодаря благородному ирландскому ликеру она вчера забыла завести будильник. Соловьев, судя по всему, каким-то чудом проснулся и уже ускакал на работу.
Г-жа Можаева хотела было начать метаться, как таракан под струей дихлофоса, но потом прислушалась к внутреннему голосу. И поняла, что работать по-прежнему не хочется. Люся позвонила в офис и, ненатурально кашляя, сообщила Надежде Петровне, что здоровье ее на поправку не пошло. Злобная Безбородова очень огорчилась и затребовала больничный. Люся не торопясь выпила кофе, уложила свои вещи в сумки и с трудом вытолкала их в коридор. Забрать пожитки она решила вечером: попрощается с Соловьевым, выяснит детали поставки ноутбука и заодно заставит его потаскать тяжести.
Оставалась самая неприятная часть сегодняшнего дня, который обещал в целом стать весьма и весьма приятным. Нужно было поехать в поликлинику, вручить терапевту бутылку коньяка и получить больничный. Г-жа Можаева придирчиво осмотрела бар Соловьева. Весь коньяк он, похоже, вылакал вчера вечером. Из пригодных для взятки напитков оставался только виски «Джонни Уолкер». «Сойдет», — решила Люся, рассматривая стильную коробочку.
Немаленькая очередь к терапевту немного огорчила Люсеньку, но она быстро утешилась и принялась читать плакаты, развешанные по стенам тут и там. Хоть какое-то развлечение.
«Внимание: сифилис» — информировал один. «СПИД не спит!» — грозно предупреждал другой. «Гепатит не дремлет!» — предостерегал третий. «Хламидии не дрыхнут!» — истерически кричал четвертый. «Ботулизм начеку!» — уверял еще один.
Люся, до глубины души пораженная эпидемией бессонницы в среде вирусов и бактерий, остановила свое внимание на последнем плакате. Про СПИД, гепатит и хламидии по телевизору уже все уши прожужжали. А вот с ботулизмом г-жа Можаева была мало знакома. Особый интерес эта тема приобретала в свете последних событий и внезапной Катиной смерти при симптомах, похожих на эту болезнь. Итак, на плакате ровными печатными буквами было написано:
В начале XIX века врачи писали о страшном трупном яде, который накапливается в мертвых телах. В самом конце того же XIX века его тайну раскрыли: была обнаружена Bacillus botulinus, что в переводе с латыни означает «бацилла колбасная». Она-то и оказалась источником того самого «трупного яда». Эта крошечная палочка синтезирует и накапливает один из самых сильных нервно-паралитических ядов. По силе своего действия он в 375 раз опаснее яда гремучей змеи! Один миллиграмм способен быстро отправить на тот свет 100 миллионов мышей. Смертельная доза ботулинистического яда для человека — 50 нанограммов на килограмм массы тела (один нанограмм — одна миллиардная часть грамма). Иногда при вскрытии людей, скорее всего погибших от трупного яда, точно поставить диагноз так и не удается, ведь концентрация яда в крови ничтожна.
К счастью, бактерии, вызывающие ботулизм, «оживают» и начинают производить яд только в среде, практически лишенной кислорода. Они не способны ни размножаться, ни выживать в кишечнике живого организма, куда легко могут попасть вместе с растениями и почвой. Но они начинают быстро размножаться в герметично закупоренных консервах, приготовленных и хранившихся без соблюдения технологии, а также в трупах, поскольку в тканях погибших животных концентрация кислорода резко падает. Помните, что даже три дня назад умершая морская свинка может представлять для вас серьезную угрозу! Если бактерии попадут в желудок или в рану (раневой ботулизм), возможен летальный исход. Следовательно, мертвые организмы представляют собой своеобразную мину с часовым механизмом. Опасайтесь!
Г-жа Можаева несколько раз перечитала написанное, с каждым разом приходя все в большее замешательство. Выходит, трупный яд и ботулизм — фактически одно и то же? Тогда картина смерти двух подружек — Кати и Лены — становится все более загадочной. Ленка перед смертью читала про трупный яд. Люся точно помнила, что обнаружила в компьютере Зайцевой множество ссылок на интернет-сайты, посвященные трупному яду. Но зачем она про него читала? Очевидно, что боялась заразиться от своей почившей вечным сном морской свинки. Это логично. Но тогда почему зараза напала не на нее, а на ее подружку Катю? Если, конечно, это была она. Как такое возможно? Не ели же они эту мелкую тварь? Наверное, Катя могла бы подхватить бактерию, если бы закапывала свинку. Но Ленка хоронила свою Щапу одна, где-то в парке возле дома. Г-жа Можаева напряглась, вспоминая, откуда она это знает. Точно! В понедельник, во второй день после появления небесных знаков, она подслушивала разговор Зайцевой по телефону. И Ленка рассказывала Кате про то, что все воскресенье у нее было плохое настроение, потому что ей пришлось провожать в последний путь любимого зверька.
И еще про книжки какие-то говорили, что Ленка Пелевина кофеем залила…
«Не может быть!» — ахнула Люся, хлопнув себя по лбу, и чуть не побежала к выходу из поликлиники.
Но в последний момент здравый смысл возобладал, и она решила все-таки получить заветный бюллетень.
Обрадованная и донельзя возбужденная г-жа Можаева выскочила из поликлиники, засовывая в сумку больничный. «Джонни Уолкер» потянул аж на пять выходных! Так что теперь Люся до вторника абсолютно свободна. По документам у нее ОРВИ — и пусть весь мир подождет!
Люся решительно продиралась сквозь пробки к «Дому игрушки» на Якиманке, громко подпевая «Мумий Троллю». Ей надо было срочно проверить свою догадку! Пулей влетев в магазин, она схватила с полки первый же попавшийся детский набор для игры в песочнице, заплатила в кассу 85 рублей и помчалась дальше.
Наконец она была у цели. Припарковавшись во дворе дома Зайцевых, г-жа Можаева вытащила из набора совок побольше и вышла из машины. Обойдя дом по периметру, она обнаружила, что он одной стороной примыкает к небольшому скверику. В центре этого зеленого островка, который с большой натяжкой можно было бы назвать «парком», гуляли мамаши с детьми. Малыши копались в песочнице, катались с пластмассовых горок и беспрерывно галдели. Люся осмотрелась вокруг, пытаясь представить, где бы она закопала свою морскую свинку, если бы решила похоронить ее в этом парке. Очевидно, где-нибудь подальше от песочницы и от пешеходных дорожек. Где-нибудь около забора. Пожалуй, даже вон там — в крапиве.
Г-жа Можаева постаралась придать себе как можно более невозмутимый вид и направилась к крапиве. В одном месте этого медвежьего угла крапива была явно примята, виднелись следы недавних раскопок. Так она и знала! Но копать не пришлось — бедная Щапа со шнурком вокруг шеи валялась тут же, даже не присыпанная землей.
* * *На неверных ногах г-жа Можаева брела по Новослободской к первому попавшемуся кафе с китайскими фонариками. Там она первым делом бросилась в туалет. Люся раз десять намылила руки по самые локти. Мысленно поблагодарила себя за то, что отказала себе сегодня в плотном завтраке. Потому что, несмотря на сильную тошноту, сделать это было попросту нечем. Все той же блуждающей походкой она направилась к своей машине, размышляя, отчего же ей стало так плохо. От вида ли морской свинки с перетянутой шнурком мохнатой шейкой? Или оттого, что ее худшие предположения начинают подтверждаться? Или оттого, что она слишком живо представила себе, как Ленка угощает Катьку каким-нибудь дурацким бутербродом, в котором содержатся те самые нанограммы — неуловимые, незаметные, малюсенькие, бесцветные, но такие вредоносные частички трупного яда?
Брр! Какая гадость!
Единственным разумным, но притом и крайне не разумным мотивом Леночкиного поступка, по мнению г-жи Можаевой, могло быть только одно: любовь. Если, конечно, это собственническое чувство можно назвать любовью. Скорее всего, Зайцева просто выпала в осадок, когда обнаружила, что она для своего Андрюшеньки далеко не единственная. Причем эта вторая ни в чем ей не уступает и имеет почти те же шансы! У нее ведь такой же точно знак! И, наверное, шансы ее будут побольше: ведь она не получала от него в десятом классе письма с явным отказом во взаимности. К тому же, Катька была художница, а Андрей, очевидно, очень интересуется этим видом искусства. Да и по социальному статусу они друг другу ближе. Все-таки Волкова — дочь достаточно известного мастера кисти, обладателя собственной галереи. А Ленка кто? Училкина дочка без всяких перспектив на международное признание.
«Бедная девочка! — посочувствовала Зайцевой г-жа Можаева и тут же пришла в ужас от того, что она может испытывать какие-то человеческие эмоции по отношению к такой коварной девице, способной замочить собственную свинку и отравить подружку. — Ну надо же! Ни в жизнь не заподозрила бы в этой серой мышке леди Макбет! Кошмар! И вообще, неужели это чванливое чудо в перьях стоит того?»
