Евгений Константинов - Рисунки Виктора Кармазова
— Щас, — отозвался Петляев. — Сколько у тебя, Теря, девятнадцать? А у меня двадцать, банкирское очко!
— Опять, что ли? — возмутился Тереха.
— Не опять, а снова. Давай, беги за бутылкой, — Ухмыляющийся Петляев вышел на улицу и протянул Лексию руку. — Ну, здорово. Чего скажешь?
Притаившийся поблизости в густом ивняке Виктор отметил, что Лексий немного выше Александра и шире в плечах, но Петляев выглядел более дико, что ли, словно настороженный зверь. Он достал из кармана тонкий портсигар, одну папироску протянул Лексию, тот не отказался. Закурили.
— Тереха за бутылкой потом может сбегать. Я вот чего притащил, — Лексий открыл сумку, в которой что-то звякнуло.
— Опаньки! С чего такая щедрость?
— Да, понимаешь, брательник у меня есть, Шуриком зовут. Говорит, твои корефаны у него какую-то иконку или складень отобрали.
— Так, значит, мы твоего родственника обработали?
— Ну да, дальнего.
— Ну, извини, Леский, не знали.
— Он ее вернуть просит. Говорит, семейная реликвия.
— Хм, здесь такое дело, корефан. Будь этот складень у меня — отдал бы без проблем. Но, к несчастью, это Терехин трофей. А насколько я помню, ты с ним когда-то в контрах был?
— Да мы и сейчас не приятели, — нахмурился Лексий.
— Отсюда вывод — фиг он тебе семейную реликвию вернет. Хотя бы из-за своей природной вредности не вернет, понимаешь?
— И что делать?
— А я тебе скажу — что делать, — Петля доверительно положил руку на плечо Лексия. — Выиграй! Ему же предстоит за бутылкой бежать, вот ты свою самогоночку и поставь против складня.
— Да я в карты, сам знаешь, не особо…
— Не дрейфь, корефан, Тереха в картах вообще дубиствер. Пойдем!
— Да…
— Даже если проиграешь, все равно что-нибудь придумаем, — Петляев взялся за ручку сумки, в которой вновь звякнуло, и потянул ее в сторону терраски. — Пойдем-пойдем, а то вон дождь собирается…
Лишь после того, как Петля завел Лексия в терраску, до Виктора дошло, что ему в этой ситуации правильней всего было бы выскочить из кустов и наброситься на Петлю с кулаками. И тогда Лексий, а на самом деле, троюродный брат Олег наверняка, принял бы его сторону.
В нетленке Александра Ивановича было по-другому, там Петля сам выигрывал у Терехи складень, и отдавал его корефану, хотя, потом по требованию Ирины вновь завладевал этой совсем не «семейной реликвией», а ключ к тайнику в подвалах монастыря.
Теперь Петля спровоцировал Лексия на игру в карты.
Виктор живо себе представил, что из этого может выйти. Скорее всего, Лексий быстро проиграет принесенную с собой выпивку, чтобы отыграться, согласится на какие-нибудь условия — Петля, наверняка, придумает что-то оригинальное, не исключено, что каким-то боком это коснется пятнадцатилетних сестричек…
С потемневшего неба упали первые капли. Виктор больше не видел смысла торчать здесь и прислушиваться к разговорам в терраске, к тому же за шумом дождя все равно ничего бы не услышал, да и промокнуть не хотелось. А вот к Машеньке с Настей наведаться стоило.
От «базы» до их дома было минут десять ходьбы, но Виктор побежал, надеясь успеть до того, как слабенький пока дождь не ливанет по-настоящему. Все равно промок, но хоть не до нитки. И только взбежав на крыльцо вдруг поймал себя на мысли, что не помнит, когда именно, будучи реально семнадцатилетним, общался с истринскими дальними родственниками. Он даже не знал, какой сегодня день! В рукописи в начале каждой главы стояла дата, но он как-то не обращал на это внимания и напрасно.
— Олег, давай открывай, пока я совсем не растаял! — будто не зная, где и с кем сейчас находится троюродный брат, закричал он, стуча в окошко входной двери.
— Его нет дома, — отозвался приятный голос.
Дверь открыла Машенька, а он открыл от удивления рот. Такую он ее не видел. Прав был Тереха, говоря, что девочка «в самом соку». Какие там пятнадцать лет! Крепенькая, словно физкультурница из старых документальных фильмов, загорелая до такой степени, что даже веснушек не видно, со стрижкой под Мирей Матье, огромными карими глазищами и с маленькой родинкой над уголком верхней губы…
— Привет, сестренка! — сказал Виктор, лихорадочно пытаясь вспомнить, когда же, в самом деле, он видел ее в последний раз.
— Витя, здравствуй. Заходи, — Машенька улыбнулась, пропуская его в дом. Потом закрыла дверь на крючок и пошла за ним. — Олежка ушел куда-то, а когда вернется, не сказал.
— А Настя? — он не мог отвести от сестры глаз и этим, кажется, немного смутил.
— На речку пошла, купаться. Я говорила, что дождь собирается, но у нее другой интерес — жениха себе нашла, — она подала ему чистое полотенце. — Сильно промок?
— Спасибо, не очень, — он вынет лицо и руки. — Если Настя стала такой же красавицей, как ты, то грех жениха не найти.
— Витя, что ты говоришь! — она еще больше засмущалась и убежала на кухню. Через минуту вернулась, держа в руках полную трехлитровую банку молока.
— Молочка попьешь парного?
— С удовольствием, сестренка.
Машенька достала из настенного шкафа зеленую эмалированную кружку, поставила на стол и до краев наполнила молоком.
— А ты будешь? — Виктор взял кружку.
— Пей. Я после тебя.
Он пил медленно, не сводя с девушки глаз. И она, не отрываясь, смотрела на него.
— А знаешь, если ты допьешь это молоко, то сможешь узнать мои мысли? — Виктор, улыбаясь, протянул ей кружку.
— Знаю. Может, мне твои мысли очень даже интересны, — Машенька быстро выпила оставшееся молоко.
— Ого! Да ты любопытная. И что же тебе, к примеру, интересно узнать?
— К примеру, как ты ко мне относишься, — сестренка провела по губам верхней стороной запястья, стерев появившуюся белую полоску.
Он как-то разом вспомнил время, когда сестренки еще не ходили в школу. Всякий раз, когда он подходил к их дому, Машенька и Настенька наперегонки бежали его встречать, бросали на шею, а он по очереди носил их на руках и обязательно угощал ирисками. Кажется, у сестренок было постоянное соперничество, — кому из них он больше уделит внимания.
— Милая Машенька, я тебя очень люблю, — сказал он как можно нежнее.
— И я тебя, Витя, очень сильно люблю.
Виктор даже растерялся — так серьезно она это сказала.
— Ну, конечно. Мы же с тобой родственники, пусть хоть и дальние. Но все равно — брат и сестра.
— При чем здесь брат и сестра, — Машенька махнула рукой, словно прогоняя надоевшую муху.
— Как причем? — еще больше растерялся он. А она шагнула к нему, отчего у Виктора замерло сердце. Закрыв глаза, Машенька прошептала, а ему показалось, что свежий ветер прошелестел зелеными березовыми листочками:
— Витя, поцелуй меня, пожалуйста.
— Конечно, — он наклонился и бережно чмокнул ее в загорелую бархатную щечку.
— Я же тебя по-взрослому просила!
— А ты знаешь, как взрослые целуются?
Машенька не ответила.
— Может быть, и меня научишь?
Виктор не успел опомниться, как сестра, поднялась на мысочки, обхватила его руками за затылок и, притянув к себе, прижалась своими мягкими губами к его губам. Он почувствовал, как лизнул его ее язычок, и как слегка куснули за губу ее зубки, и тут же Машенька отскочила от него, пихнув руками в грудь, и опять убежала на кухню. Виктору стало жарко и, чтобы собраться с мыслями он решил выйти под дождь — освежиться. Но на крыльце нос к носу столкнулся с Петлей и его корефаном Терехой…
* * *— Да что с тобой, дружище!? Очнись, очнись!!!
Виктор рывком сел и увидел перед собой испуганное лицо Никиты, а за ним — Антона с чудесной страничкой в руках.
— Отдай ее мне! — Виктор выхватил у слепого друга страничку, поспешно сложил, убрал в задний карман джинсов. Шмыгнул носом, облизал губы, почувствовав на языке вкус крови. Сколько же он ее пролил после того, как впервые взял в руки подарок Александра Ивановича!
— Ты — как? — спросил Никита.
— Уже утро? — проигнорировал вопрос Виктор, уставившись в окно.
— Ну, да. Я полночи роман твоего знакомого читал, а другую половину ночи мне все это снилось. Монастырь, Истра, шпана, девчонки… Мужик пишет, словно своими глазами все видел.
— Вот-вот…
— Что — вот-вот?! — вскипел Никита. — А то, как Петля деда зарезал, он тоже своими глазами видел?!
— Ты про старца, которого фашисты ослепили? Так это же художественный вымысел.
— Вымысел? Ослепили? — одновременно спросили Никита и Антон.
— В романе этот старец больше трехсот лет прожил, — принялся объяснять Виктор Антону, то и дело, шмыгая носом. — Благодаря оберегу, дарованному так называемым «нефритовым голубем». Но это не уберегло старца, ни от гестаповца, который ему глаза сигаретой выжег, ни от Сани Петляева, который в конце семидесятых ему горло перерезал. Такую вот книгу мой знакомый написал.
