Елена Басманова - Кот госпожи Брюховец
– Уверен, дойдет и до этого. Власть Государя шатается, церковь ослабла, внутренние ее распри становятся достоянием профанов. Хорошо, что Государь поступает мудро – идет своей царской дорогой, настоял на Саровских торжествах.
Вирхов испытующе взглянул в светлые, чистые глаза инженера. Вот на таких, как он, и держится сила империи.
– А у кого из ваших друзей могли быть мотивы для убийства Магнуса?
– Возможно, что и у всех. Сами знаете, после кишиневского погрома отношение к евреям...
– Но ни Степан, ни отец Онуфрий не были евреями! – не согласился Вирхов. – А вы имели дело с покойным банкиром?
– По счастью, не приходилось. – Фрахтенберг, оглянувшись на строчившего протокол письмоводителя, наклонился к следователю и зашептал: – Сообщаю в конфиденциальном порядке: репутация у банка не из лучших, отчетность запутана, предусмотрены лазейки для хищений. Я свои деньги и бумаги этому банку не доверяю. И с банкиром не знаком. Так, иногда его речи в газетках читал.
– А как вы объясняете отсутствие на отпевании в храме господина Оттона?
Фрахтенберг усмехнулся.
– Ведет тайную жизнь. И вчера рано из «Аквариума» исчез. Думаю, любовное свидание.
Вирхов поблагодарил ценного свидетеля и выпроводил его из кабинета.
В коридоре, проявляя явные признаки нетерпения, рядом с бледным велосипедистом стояла Мария Николаевна Муромцева.
– Прошу вас. – Вирхов галантно склонился перед распахнутой дверью.
Младшая дочь профессора Муромцева поспешно вошла.
– Карл Иваныч, я очень тороплюсь, – призналась она, присаживаясь.
– Как вы себя чувствуете, дорогая Мария Николаевна?
– Все в порядке, но я еще не успела вас поблагодарить за избавление от похитителей, – ответила она, потупившись.
– Вы узнали главаря шайки? Внешность у него приметная, котообразная, да на запястье браслетик с камушком.
– Да-да, Карл Иваныч, – воодушевилась Мура, как будто что-то припоминая, – это Васька-Кот. Я с ним и раньше встречалась. Случайно. В Демьяновом трактире.
– Тише, – приложил палец к губам Вирхов. – Об этом потом. А теперь по порядку. Что вы мне хотели рассказать о происшествии в Воздухоплавательном парке?
– Уверена, что это был взрыв. Умышленное убийство. В руках у Степана Студенцова была шкатулка с адской машинкой. Так же, как и в руках погибшего нищего.
– А кто вручил погибшим опасные устройства, вы не догадываетесь? – Вирхов с ускользающей надеждой смотрел на начинающего детектива.
– У меня несколько версий.
– Несколько версий есть и у меня, – разочарованно протянул Вирхов. – Такие адские машинки нам известны. Они поступали в столицу из Харькова, Тулы, Екатеринбурга, Очакова. А не мог ли ваш поклонник привезти с собой пару штук из Крыма? Ведь как он приехал, так все и началось...
– Нет, невероятно, – возмутилась Мура. – Эрос Орестович человек достойный.
– Успел он вам голову вскружить! – усмехнулся Вирхов. – А что вы о нем знаете? По приезде в Петербург стал жертвой покушения. Приволок в гостиницу подозрительные шприцы, склянки, чемодан асфальта. Распорядился в жару топить печь. Все вместе это мне не нравится.
Мура растерянно молчала, но сказать она ничего не успела, так как дверь в следственную камеру стремительно распахнулась, и на пороге возникли два внушительных жандарма, следом за ними появилась группа представительных мужчин в мундирах и в штатском.
Вирхов вскочил и одернул форменный сюртук, непроизвольно следом за ним поднялась и Мария Николаевна.
Вперед торжественно выступил высокий импозантный господин с огромным лбом, с коротко стриженными волосами на макушке и затылке, с пышной растительностью на румяном лице: усы переходили в раздвоенную бороду, оставлявшую обнаженными волевой подбородок и полные красиво очерченные губы.
Муре казалось, что она встречалась раньше с этим внушительным, похожим на бравого гренадера господином. Прямой нос с широкими ноздрями и большие глаза под низкими бровями кого-то напоминали. Она оглянулась на Вирхова: тот смотрел на грозного генерала снизу вверх, вся кровь отхлынула от лица следователя.
– Что ж вы, mon cher ami, activite d'amateurs* изволите заниматься? – с расстановкой произнес высокопоставленный господин. – Второй раз подряд среди бела дня взрывы в людных местах! В столице Российской империи! Четверо погибших! А вы не находите времени поделиться своими данными ни с охранным отделением, ни с сыскной полицией. Террористам потакаете! C'est im-pensable! **
< * Самодеятельностью (фр.).
** Немыслимо! (фр.) >
Вирхов раскрыл рот, но вместо слов из его уст вырвалось какое-то жалкое бульканье.
– Хотя я человек известных форм, но несогласованности действий допустить не могу, буду увольнять без выходного пособия! Под суд! В Сибирь! Не можете предотвратить ни одного преступления! Des protecteurs puissant ne vous aideront pas en ce caj*.
< * Высокие покровители в данном случае вам не помогут (фр.).>
Начало фразы, знакомой каждому петербуржцу, подсказало Муре, что импозантного господина она неоднократно видела на фотографиях: в кабинет к Вирхову в сопровождении важных чиновных лиц явился сам градоначальник Клейгельс. Мура встревожилась – ее старинному другу явно угрожала немилость, и немилость несправедливая. Она очнулась и дрожащим голосом произнесла:
– Ваше превосходительство, господин Вирхов спас меня...
Клейгельс побагровел, щеки его надулись, глаза метали молнии.
«Неужели я сам не могу защитить себя? Неужели у беззащитной девушки больше отваги чем у меня, старого сыщика?» – обозлился Вирхов.
– Я уйду! – выкрикнул он неожиданным фальцетом, от которого генерал отшатнулся. – Уйду! Сию же минуту! Но есть одно строго конфиденциальное дело, которое хочу передать перед своей отставкой лично вам.
Вирхов вытащил из потаенного кармана ключик, открыл нижний ящик стола и извлек оттуда солидную папочку.
Клейгельс глубоко вдохнул и стал перебирать листки. Через мгновение его лицо утратило напыщенность. Он стоял, откидывая листок за листком, и бормотал побледневшими губами себе под нос:
– Так, помощник пристава Билетов: звала Ваську-Кота, сына генерал-лейтенанта Клейгельса. Так, домовладелица Сопрыкина: квартиру для хипесницы Розочки Райцыной снял ее любовник, сын генерала Клейгельса... Так... учинил драку в трактире Васька-Кот, незаконнорожденный сын градоначальника Клейгельса....
Генерал хватил открытым ртом воздух и замахал рукой.
– Почему вы до сих пор молчали? –Он поднял светлые очи на Вирхова, оглянулся на смущенную свиту, на старательно отводивших глаза подчиненных, на вжавшегося в свой стул маленького письмоводителя. – Почему не поставили меня в известность?
– Боялись вас огорчить, ваше превосходительство, – едва слышно шепнул Вирхов. – Весь город знает, что ваш сынок бузит, а трогать все боятся.
Клейгельс швырнул папку на вирховский стол, обернулся к своей свите и топнул ногой.
– Сию же минуту провести массовую облаву в городе! Доставить мерзавца незамедлительно! А за укрывательство самозванца ответите по закону!
Глава 24
Доктор Коровкин чувствовал себя опустошенным. Ему было жаль Ульяну, жаль себя, своих нравственных мучений и надежд. Он думал о тщете человеческих усилий. Он размышлял, не является ли гибель Ульяны знаком свыше для него лично. Знаком, указывающим на недопустимость промедления при решении неотложных дел, на недопустимость колебаний и робости в достижении намеченной цели.
Смерть Ульяны, по правде говоря, не являлась столь уж неожиданной. Она могла умереть еще тогда, когда ее ветреный любовник отшвырнул беременную на последнем сроке женщину на ночную мостовую. Могла умереть во время родов. Смерть девушки предрекал ее собственный отец, Вирхов тоже высказывал уверенность, что конец ее близок. Да и сам, сам доктор Коровкин, вполне мог сообразить, что судьба бедняги предопределена, что она закоснела во грехе и дорога к свету перед ней закрыта.
Он был на ложном пути, понапрасну пытаясь спасти заблудшую. А вот та, которая привыкла к его поддержке и заботе, осталась без защиты. Мария Николаевна Муромцева. Где она сейчас? Что с ней? Удалось ли Вирхову отправить агента по ее следу?
Пролетка мчалась по Тучкову мосту. Бешеный стук копыт по мостовой перекликался с биением сердца вцепившегося в сиденье Клима Кирилловича. В конторе «Господина Икса» он никого не застал, света в окнах не было, на двери висел замок. Надежды прояснить у Бричкина местопребывание Марии Николаевны не осуществились. Страх охватил доктора.
Дверь квартиры профессора Муромцева открыла смущенная Глаша. Марии Николаевны дома не было. Пройдя в гостиную, доктор увидел скромно притулившегося на стуле Софрона Ильича Бричкина. Помощник сыщицы тут же вскочил.
– Добрый вечер, Клим Кириллович!
