Андерс Рослунд - Дитя мрака
Гренс расхаживал по кабинету, он был везде, его крупное тело занимало все свободное пространство. В конце концов прокурор устало откинулся на спинку стула, пусть агрессия уляжется.
— У тебя все?
Комиссар продолжал кружить по кабинету, не зная, куда податься, и не чувствуя желания продолжать разговор.
— Ты звонил мне в полтретьего ночи. В половине седьмого ты был в больнице Святого Георгия, наблюдал за осмотром еще одного места преступления. Близится время обеда, а ты уже провел обыск в квартире убитой. Гренс… когда ты, собственно, спал последний раз?
— Не твое дело.
— Кроме того, у тебя личные…
— Я, кажется, ясно сказал: тебя это не касается.
Ларс Огестам положил ладони на письменный стол, опустил локти, не сводя глаз с человека, который никак не мог успокоиться.
— Ты выбит из колеи, Эверт. Тебе необходимо поспать. Иди. А я попробую тебе помочь.
*Болел затылок, от плеч до того места, где когда-то была кромка волос. Если бы он сейчас осторожно оторвал голову от высоковатого диванного подлокотника и, как обычно, скатился на пол, боль наверняка бы немного отпустила, не отдавала бы так сильно в спину, лоб и темя.
Но Эверт Гренс ложиться не собирался. Времени не было. Вдобавок поспать ему советовал Ларс Огестам. А когда он ушел из прокуратуры и добрался до Крунуберга и собственного кабинета, на письменном столе трезвонил телефон. Он не ответил, и тогда зазвонил мобильник во внутреннем кармане куртки. Комиссар опять не ответил, и опять зазвонил стационарный телефон на столе. В конце концов он, совершенно без сил, снял трубку и услышал голос медсестры из Софиахеммет:
— Ее состояние несколько изменилось.
Он не ответил, не пошевелился.
— К лучшему.
Анни впервые за сутки начала дышать самостоятельно. Аппарат искусственной вентиляции легких отключили. Мощная доза антибиотика подействовала и уже уничтожала опасные бактерии.
Он не особенно обрадовался. Не так, как должен бы. Чувствовал только безумную усталость, медленно прошел к дивану, лег на потертую обивку, свернулся калачиком, неловко положив голову на подлокотник, и уснул, не успев поймать ни единой мысли.
— Ты искал меня.
Вот что его разбудило. Голос. На пороге стояла Херманссон.
— Ты оставил сообщение. Я не сообразила, что ты спишь. Могу…
— Я не сплю.
Он таки скатился на пол и теперь, став на колени и упершись руками в край дивана, поднял на ноги свое грузное тело. Херманссон смотрела в усталые глаза, вспоминала ночной разговор, когда он решился открыться.
— Как она?
— Кто?
— Анни.
— И ты туда же? Тебя это не касается.
Он танцевал с ней в кафе. Ни свет ни заря заставил ее двигаться в тесном пространстве между музыкальным автоматом и сервировочным столиком. Белая рубашка под кожаной коричневой портупеей, такой же старой, как и обивка дивана.
— Я звонил, потому что хотел быть в курсе. Хотел узнать о детях, о твоем расследовании.
Она тоже не спала ночь. Пыталась прилечь утром на минутку, пошла домой, в квартиру на западе Кунгсхольма, чувствовала, как тело требует отдыха, но из головы не шел визит в Викшё, ужин, закончившийся приступом на полу в кухне.
— Эти дети уже развалины. Поведение и реакции как у конченых наркоманов.
Она описала, как они боялись сесть за накрытый стол, как случился припадок эпилепсии и как привычно им, судя по всему, видеть товарища, потерявшего над собой контроль.
— Я устал и прошу тебя перейти к делу.
— Это и есть дело.
Она не такая, как Эверт. Не умела прикидываться невозмутимой. Ей необходимо выплеснуть из себя все, что мешает, тогда она сможет идти дальше.
— Мне не интересны твои чувства. Мне интересно, как продвигается расследование.
— А я хочу, чтобы ты выслушал. Я как раз и веду к делу.
Он ей не нравился. И она не боялась его. То, ночное чувство снова вернулось. Она жалела его.
— Двенадцатилетний мальчик лежал на полу, прикусив полотенце. И он… он всего лишь один из них.
Марианна Херманссон продолжала рассказ так, как считала нужным, со своей точки зрения, а не с позиций этого пожилого, очень одинокого мужчины.
Еще сорок два ребенка в плохом физическом и психическом состоянии были размещены в приемных семьях в окрестностях Стокгольма.
Временно.
Социальное ведомство сообщило утром, что не намерено платить за детей до тех пор, пока полиция не закончит расследование. Они оплатят издержки за неделю, а потом отправят детей на родину.
Марианна Херманссон попыталась перехватить усталый взгляд Гренса.
— И, Эверт, со ссылкой на какой-то параграф гражданского законодательства, я забыла какой… возьмут младенца под опеку.
— Младенца?
— Ребенка Нади.
— Это важно для расследования?
— Это важно для меня!
Гренс зевнул, потянулся. Попросил Херманссон немного подождать и пошел в коридор к кофейному автомату. Ему надо проснуться. Первую чашку он выпил сразу, как только она наполнилась, снова нажал на кнопку и, взяв еще одну порцию, вернулся в кабинет.
— Думаю, мы очень близко.
Херманссон заметила, что он не спросил, хочет ли она кофе, значит, уже не тревожится, Анни стало лучше.
— Близко?
— К прорыву.
Она дождалась, пока он усядется на край стола, потом сообщила вчерашнюю информацию Клёвье и шведского Интерпола о четырех других автобусах на стоянках четырех других крупных западноевропейских аэропортов.
— Насколько же близко?
О в общей сложности ста девяноста четырех детях, брошенных во Франкфурте, Риме, Осло и Копенгагене. О тамошних следователях и их нежелании сотрудничать, о подозрительном молчании в ответ как на вопросы Клёвье, так и на ее собственные.
— Утром мне звонили из Германии, из Федерального управления уголовной полиции. Комиссар, по-моему.
— Его имя?
— Бауэр.
— Не знаю такого.
— Он хочет поговорить со мной, с нами. Но не по телефону. Дело слишком щекотливое.
— И?
— Он прилетит сюда из Висбадена сегодня вечером.
Три часа на коротком диване.
Затылок все еще болел, но, как ни странно, Гренс чувствовал себя отдохнувшим.
Анни дышала сама. Херманссон, как он и надеялся, держала свое расследование под контролем. А сам он точно знал, где находится человек, убивший Лиз Педерсен.
В открытую дверь постучали.
— Ты посвежел.
Огестам.
— Прекрасно, Гренс.
— Прекрасно?
— Что ты последовал моему совету.
Эверт Гренс раздраженно тряхнул головой:
— Тебе что-то нужно?
— Я принес разрешение. Можешь спуститься в туннели вокруг Фридхемсплан. — Ларс Огестам шагнул в комнату, положил на стол белый лист бумаги. — Гренс, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Комиссар не ответил. Прошел к полке с магнитофоном и стоял там, пока прокурор не удалился. Перебрал кассеты с давней музыкой, включил запись и принялся подпевать, ухитрившись при этом за несколько минут сделать три коротких телефонных звонка.
— Проснулся?
Гренс вздохнул.
— Убегался, черт побери. И устал талдычить одно и то же.
— Я два раза проходил мимо, стучал в дверь.
— Я прилег, поразмыслил немного. С каких пор это запрещено?
Свен Сундквист улыбнулся и вошел. Он знал, что Ларс Огестам советовал Эверту поспать, а потому Эверт никогда не признается, что так и сделал.
Свен сел на диван, который только что служил кроватью.
— Ты спал как ребенок.
Музыка, голос Сив Мальмквист, как подушка, в которую можно уткнуться, они сидели друг против друга и слушали. Эверт выглядел… сильным, остатки волос вокруг лысины были взъерошены со сна, но веяло от него чем угодно, только не усталостью. Совсем недавно он был на последнем издыхании, а теперь его снова переполняла энергия. Свен, правда, не заметил в отдохнувшем Гренсе спокойствия, начальник и друг, которого он неплохо изучил, был далек от равновесия, его, как никогда, бросало в крайности — то он был совсем близко, то невероятно далеко.
— Через час-другой спустимся.
— О чем ты?
— Вниз спустимся, Свен. К тому, кто таскает трупы. К той, что исчезла.
Теперь Свен Сундквист понял, что он чувствует. Понял, чего здесь не было, чего недоставало человеку в кризисном состоянии, чтобы принять правильное решение.
— Эверт?
— Да?
— Это плохая идея.
— Нет, Свен, чертовски хорошая.
Всклокоченные седые волосы, когда-то густые, теперь же превратившиеся в венчик вокруг лысины, торчали в разные стороны, а Эверт еще и ерошил их руками.
— Тактический инструктаж для восьмидесяти полицейских, для отряда быстрого реагирования в полном составе, через сорок пять минут. Еще через девяносто минут, в семнадцать ноль-ноль, мы разместим на Фридхемсплан в общей сложности двадцать подразделений.
