Елена Яковлева - Красное бикини и черные чулки
Я стояла и пялилась на эту лилию не в силах сдвинуться с места. А какие мысли громоздились в моей голове! Значит, все-таки Порфирий? Его работа? Тогда ему не «Скорую» вызывать впору, а милицию. Уж не знаю, на чьей совести Пахомиха и эксгибиционистка Маня с Трикотажки, а меня, так получается, он затерроризировал. Вот она улика, на полу, распласталась, как дохлая ящерица. Бр-р, нечисть…
Да, но как он все это устроил? Подбросил мне лилии, затем, высунув язык, примчался к себе на Новостройку, где и налакался клофелину? Хотя хотелось бы знать, зачем? Чтобы снять с себя подозрения? Ну тогда он перестарался. Во-первых, лишнего хватил, а во-вторых, в спешке насорил лилиями. Теперь все против него, и Кошмаров запросто и без каких-либо угрызений совести может пришить ему что только пожелает. Кстати, удивительно, что он еще не объявился. Ведь его только здесь и не хватало. Или объявился? Уж больно знакомый рык с улицы раздается.
Чтобы проверить свою догадку, я решительно направилась к окну, а по пути наклонилась и подняла с полу белую лилию. Признаться, не без содрогания. А ведь это, если разобраться без лишних эмоций, всего лишь цветок. Только боюсь, что после всего пережитого я уже никогда не смогу спокойно смотреть на белые лилии. Так же, впрочем, как и на красное белье с черными чулками. Что касается гробов — не к ночи будь помянуты, — то они и раньше не пробуждали во мне оптимизма.
ГЛАВА 24
Итак, я подбежала к окну, прилипла носом к залапанному стеклу и увидела, что во дворе уже вовсю идет коррида. При этом Жанка — в роли тореро, а Кошмаров — в роли быка. Остальные, включая типа из «Мерседеса», дядьку в дубленом полушубке и Порфирия на носилках, не более чем статисты. Жанка, размахивая руками, наскакивала на Кошмарова, а он невнятно огрызался и позорно отступал под ее натиском. Уж не знаю, чем бы все закончилось, не вмешайся в это дело медицина в лице юного эскулапа, быстро и деловито разъяснившего Кошмарову обстановку. Что тот ему ответил, истории неизвестно, ясно другое: чинить дальнейших препятствий погрузке Порфирия в «Скорую» Кошмаров не стал. Зато посмотрел вверх, прямо на меня. По крайней мере мне так показалось.
Я отпрянула от окна и заметалась по комнате. Измятая белая лилия в моем кармане жгла мне руку. Конечно, я понимала, что Кошмаров с минуты на минуту нагрянет в Порфириев свинарник, а я как законопослушная гражданка обязана предъявить ему свою находку, но мне почему-то совершенно не хотелось это делать. Почему, спрашивается, я должна облегчать ему жизнь, за какие такие заслуги? И потом, даже если я не расскажу о злополучных лилиях, Кошмаров все равно командирует Порфирия на нары, как только он оклемается после клофелина.
А тут и Кошмаров материализовался. Входная дверь медленно, с довольно-таки зловещим скрипом отворилась, и он возник в проеме, как злой дух.
— Та-ак, знакомые все лица, — проскрежетал он сквозь зубы вместо приветствия. — А я-то думаю — одна здесь, а где же другая?
— Ну так я пошла? — После такого вступления у меня окончательно пропало желание капать Кошмарову на Порфирия.
— Не смею задерживать, — просипел Кошмаров. Чувствовалось, что он не в своей тарелке. Как-никак его очередная, если мне не изменяет память, третья по счету попытка спровадить Порфирия в кутузку потерпела сокрушительное фиаско.
— Тогда всего хорошего, — не очень искренне пожелала я и стремительно покинула запущенное жилище служителя муз.
Про Новейшего я вспомнила, только когда он вырос передо мной у подъезда и со словами: «Осторожно, здесь скользко» — протянул мне руку. Надо же, оказывается, он меня ждал!
— А ваша подруга уехала на «Скорой», — сообщил он участливо.
— Я знаю, — кивнула я и подняла воротник. И мысленно приготовилась к вопросам, на которые невольно втянутый в эту катавасию Новейший имел полное моральное право. Однако он удовольствовался одним-единственным:
— Ну а вас куда отвезти? Домой?
— Если это вас не затруднит. — Я была до глубины души потрясена его бескорыстной предупредительностью.
— Нисколько. — Новейший был сама учтивость. Или сам? Впрочем, без разницы, лишь бы только он дорогой чего не выкинул, я ведь теперь одна, без Жанки.
Новейший ничего не «выкинул». Машину вел аккуратно, как будто у него был хрусталь в багажнике, с расспросами не лез, зато включил приятную инструментальную музыку. Весьма способствующую мыслительной деятельности, которую я тут же и развила, воспользовавшись удобным моментом.
Проклятые белые лилии не выходили у меня из головы. Ну хорошо, логически рассуждала я, допустим, их все-таки подкинул Порфирий, но когда же он успел? Раз мы с Жанкой не заметили ничего особенного, открывая дверь моей квартиры, значит, тогда их еще не было. Гм-гм, а Новейший притащился через четверть часа, и лилии уже лежали под дверью. Еще через тридцать минут мы, добравшись до Новостройки, обнаружили Порфирия на собственном диване, почти без пульса и чуть ли не при смерти. Значит, на все про все у него было не больше часа. И чтоб в свинарник свой добраться, и чтобы водки с клофелином наглотаться. Да-а, хоть и в рифму получается, а все равно нескладуха.
И потом, даже если Порфирий и есть тот самый убийца, на кой черт ему навлекать на себя лишние подозрения? Как ни крути, а объяснений этому феномену может быть только два: либо Порфирий — псих, как все маньяки, либо… Порфирием кто-то прикрывается. Кому-то до зарезу хочется сделать из него козла отпущения, чтобы направить следствие по ложному пути. При том, что такое следствие можно без труда завести куда Макар телят не гонял. Кошмарову ведь все равно, кто у него в кутузке, лишь бы только она не пустовала.
— Вас проводить? — неожиданно возник Новейший.
— Что-о? — Я захлопала ресницами, соображая, на каком я свете.
— Я спрашиваю, может, вас до квартиры проводить, а то поздно уже?
Батюшки, так мы уже приехали, оказывается!
— Нет-нет, не стоит! — Я плечом толкнула дверцу «мерса», чтобы только опередить галантного Новейшего. А то еще начнет напрашиваться на чашечку кофе, а мне сегодня как-то не до него. Потом вспомнила про то, что его нужно поблагодарить. — Огромное вам спасибо за все.
— Огромное вам пожалуйста, — отозвался Новейший и присовокупил, обернувшись: — А можно вас как-нибудь навестить?
— Как-нибудь… — я замялась. — Ну, как-нибудь, наверное, можно. Можно, если как-нибудь…
Я еще полминуты потопталась у машины, раздумывая, стоит ли возвращаться к разговору о разбитом мною бампере, но в конце концов решила, что поминать старое не в моих интересах, и захлопнула дверцу.
«Мерс» Новейшего плавно и торжественно вырулил со двора, я шагнула к подъезду и невольно закрылась рукавом, такой пронзительно яркий свет ударил мне в лицо.
— Это что еще за идиот! — отважно закричала я, покрываясь от страха липким потом.
* * *— Это не идиот, это Дроздовский.
Ослепительная вспышка померкла, и я поняла, что это всего лишь автомобильные фары.
— Хоть ты и Дроздовский, а все равно идиот, — отозвалась я на голос, плохо ориентируясь в темноте.
— Ну и чего же ты не пришла? — обиженно засопел Дроздовский. — Сама договаривалась о встрече. Говорила, деньги нужны.
— Были нужны, — я поежилась на ветру, — а теперь все утряслось.
— Уж не тот ли, что на «мерине», подсобил? — язвительно осведомился Дроздовский.
— А тебе не все равно? — отбрила я его, но тут же спохватилась. Все-таки это я ему названивала, а не он мне, и деньги у него тоже я выклянчивала. — Ну ладно, извини. Честное пионерское, я так больше не буду.
— Извини, извини… — пробурчал Дроздовский. — Я тут, понимаешь, мотаюсь, как будто мне делать нечего… Думаю, может, случилось с ней что…
— Так ты что, не в первый раз приезжаешь, что ли? — осенило меня. — Ну прости, я правда закрутилась.
— Закрутилась… При такой-то жизни немудрено. — Дроздовский стоял надо мной суровый и насупленный, как туча. — Что, опять ротация кадров? Как говорится, свято место пусто не бывает.
— Ну ты говори, да не заговаривайся, — охладила я его пыл. — И вообще спасибо за заботу, не поминай лихом.
— Да я что. — Дроздовский попятился к своей тачке. — Я же так, по-дружески. Из самых добрых побуждений. Ты сама раскинь мозгами-то на досуге. Когда так много воздыхателей, немудрено и на мстительного нарваться. Или ревнивца. Подружка-то твоя заклятая тоже ведь очень неразборчива в личной жизни была, за что и поплатилась…
— Ты про что? Ты про кого? — кинулась я за Дроздовским, но он уже запрыгнул в автомобиль и надавил на газ. Я показала вслед ему язык, чего он, конечно же, не заметил в темноте, и с горечью констатировала, что с этого дня мой кредит в банке Дроздовского закрыт окончательно и бесповоротно.
Дома я первым делом подобрала злополучную вязанку белых лилий, которая все еще валялась в прихожей, распространяя свой противный сладкий запах по всей квартире, и, не взирая на позднее время, спустилась во двор и выбросила в мусорный контейнер. Вторым — позвонила Жанке и поинтересовалась, как себя чувствует Порфирий. Только, пожалуйста, не торопитесь падать в обморок от удивления, поскольку мною двигало вовсе не сострадание к этому обормоту, а всего лишь трезвый расчет. Ну кто, кроме него, объяснит мне, откуда взялись проклятущие белые лилии.
