Анна Данилова - Ангел в яблоневом саду
– Думаете, существовал некто, кто знал о том, что он живет во времянке?
– Во всяком случае, это не исключается. Человеку вообще трудно спрятаться так, чтобы его никто не видел. Даже если он не включал свет во времянке вечером, чтобы его не заметили соседи, он мог выходить оттуда и днем, в туалет, скажем, или в баню.
– Я думаю, что в вечернее и ночное время суток он не сидел в темноте, а находился в доме Надежды. Или в доме Валентины.
– Иван Михайлович, пожалуйста, отдайте на экспертизу эту салфетку. Мы хотя бы будем знать, чей это почерк. Но я уверена, что эти записи делала Надежда.
– Или мужчина, с которым ее видели в ресторане. Говорите, неудачный фоторобот составили? Что ж, это не удивительно, ведь прошло три года. Официантка могла просто не вспомнить его лицо.
– Лиза попросила другую официантку помочь нам. Может, на этот раз что-нибудь удастся выяснить. Но мне почему-то кажется, что этот человек – из Идолги.
– Почему?
– Интуиция.
– Я не верю в интуицию. Только фактам.
– И еще… Надо бы взять отпечатки пальцев Сони Карасевой.
– Мотив. Я тоже думал об этом. Но я знаю ее, видел несколько раз. Совершенно безобидное существо. Очень милая молодая женщина. Вы думаете, что она способна задушить свою соперницу?
– А вы как думаете?
– Я сегодня же поговорю с прокурором. Но уверен, что ему эта версия не понравится. Он в свое время был очень дружен с Сониным отцом.
Я рассказала Коростелеву о том, как люди Русакова, следователя, который занимался поисками сбежавшего от него Гаранина, установили слежку за Людмилой Нечаевой и как потеряли ее.
– Да уж, поймай мы Гаранина, мы бы многое от него узнали. Во всяком случае, он мог видеть убийцу в лицо.
О нашей с Лизой вылазке в город, о том, что Лиза нашла в квартире Гаранина деньги, я промолчала. Подумала, что это не имеет отношения к делу об убийстве женщин. К тому же не хотелось, чтобы он узнал, какими способами мы добываем информацию. Это было незаконно, ведь мы вторглись на частную территорию.
Коростелев пообещал поговорить с прокурором района о том, чтобы отдать салфетку на экспертизу, я же, распрощавшись с ним, отправилась по старому адресу: в дом Валентины Шинкаревой, где у меня была назначена встреча с ее племянницей Ириной.
– Вы придете на похороны? – спросила она меня, когда мы с ней пили чай в саду.
Над Идолгой нависла большая фиолетовая туча. На скатерть упало несколько капель дождя.
Ирина изменилась. Я не могла понять, что же в ней такого произошло, что у нее даже взгляд стал другим. Она как бы успокоилась, движения ее уже не были судорожными, нервными. Да и тембр голоса стал мягче. Возможно, тот факт, что ее не трогают, не вызывают больше на допросы, не задают вопросов, не подозревают в убийстве собственной тети, повлиял на нее лучшим образом. К тому же осознание того, что она теперь не бедная, что у нее есть дом, деньги и бизнес, который достался ей от Валентины, заставило ее взглянуть на мир совершенно другими глазами.
Обратила внимание я на безукоризненный маникюр, искусно сделанный макияж, прическу, красивое розовое домашнее платье.
– Ирина, вы хорошо выглядите, – не выдержала я. – И неплохо держитесь для племянницы, которая завтра будет хоронить свою единственную родственницу.
– Я понимаю, вы все ждете, что я буду плакать. Но я не артистка, и слез у меня нет. А есть только злость к тем, кто ее убил. И я готова заплатить вам дополнительно, чтобы вы только поскорее нашли его… или их… или ее… Не представляю, кто мог убить Валю. Но уверена, что вы найдете.
Я знала этот сорт людей, бросающихся подобными фразами, мол, готовы заплатить и все такое. На самом деле она, скорее для себя, озвучила свой новый статус: я богата, у меня есть деньги, и об этом должны знать все.
– Как вам известно, нашу работу оплатил Кузнецов, – напомнила я ей. – И от того, заплатите ли вы нам или нет, следствие не пойдет быстрее. Все идет так, как идет.
– Но у вас уже есть какие-нибудь зацепки? Вы что-нибудь узнали?
– Думаю, вам не следует разговаривать со мной в таком тоне. Мы работаем, и когда будет результат, об этом узнают все, кто заинтересован в поимке преступника. Я же пришла к вам, Ирина, чтобы вы проводили меня к вашему работнику. Тому, кто пасет и доит коз. Как его зовут?
– Андрей… – протянула она, удивленная. – А зачем он вам?
– Где он сейчас?
– Как где? На пастбище, конечно! Коз пасет. Их, если не пасти, молока не будет, вымя высохнет… Я, конечно, не специалист, мало что понимаю, но Валя так всегда говорила. Она расстраивалась, когда Андрей пил. Ругалась на него, грозилась уволить. Но найти пастуха в наших краях не так-то просто. Мало кто может быть пастухом. Человек должен знать животных. К тому же одним из главных условий при приеме на работу является то, что человек должен быть один. Без жены, без семьи. Иначе придется кормить всю ораву.
– Это Валентина так говорила?
– Конечно, кто же еще. Андрей – хороший пастух, козы его слушаются. Еще – он не бьет их, что среди пастухов вообще редкость. Поэтому Валентина его прощала, все его пьянки, загулы…
– Он молодой?
– Лет тридцать пять ему.
– Где он живет?
– При козах есть старый дом, вот Валентина ему там все и устроила. Даже теплый душ.
– Он живет один?
– Вы хотите спросить, не ходит ли к нему кто? Этого не знаю. Скорее всего, ходят. Какие-нибудь местные дэвушки. А что, он парень высокий, черноволосый, загорелый, как черт. Но выглядит мужественно, не хлюпик, физически развит, несмотря на то, что кажется худым. Он жилистый, сильный.
– Вы проводите меня к нему?
– Прямо сейчас? – Капли дождя с тихим стуком посыпались на стол, на наши головы и плечи. – Дождь ведь! Пойдемте в дом…
Она схватила поднос, быстро загрузила его чайной посудой и бросилась к дому.
– Ирина, у вас есть номер телефона Андрея?
– Ну конечно! Мы позвоним ему сейчас. Хотя лучше позвонить попозже. Сейчас он наверняка гонит стадо домой, он не пасет в дождь.
Конечно, я могла бы на машине поехать к пастуху и поговорить с ним. Но кто знает, разыщу ли я его дом, да к тому же он действительно сейчас занят.
Мы продолжили с Ириной пить чай уже в доме.
– Знаете, так непривычно, что Валюши нет. Пекла сегодня блины, стою на кухне, и все мне кажется, что Валя где-то рядом, что вот сейчас окликнет меня… И еще мне как-то не по себе из-за того, что она умерла, а я хозяйничаю в ее доме. Она, бедняжка, всю свою жизнь работала, а я, получается, буду всем этим пользоваться.
– Но помимо материального наследства в виде дома, денег и прочего существует еще и бизнес – козы. Как вы будете со всем этим справляться?
– Знаете, мне тут наши сельские доброхоты советуют все продать и жить себе спокойненько. Но плохо они меня знают. У меня что, мозгов, что ли, совсем нет? Или я бездарь какая-то, лохушка, чтобы все то, что тетка моя наработала, похерить? Да я уже послезавтра собиралась отправиться к Андрею и все у него расспросить – что да как с этими козами. Надо уже корма заготавливать, это мне одна хорошая женщина подсказала. Сейчас самая низкая цена на кукурузу будет, да и люцерну надо косить по третьему разу… Короче. Вот протрезвеет Андрей после завтрашних поминок, сядем с ним и обо всем потолкуем. А то, смотрите-ка, хотят, чтобы я продала всех коз! У Валюши, думаете, простые козы? Нет, молочные, какие-то швейцарские или немецкие. У них вымя – во! – Она показала руками размер большого астраханского арбуза.
– Валентины нет, но молоко-то каждый день доится… И куда оно девается? Вы его продаете? Или как?
– С утра пораньше приезжает машина и забирает молоко. Раньше, когда Валюша была жива, она большущий бидон привозила домой и здесь, на кухне, делала брынзу. Вон, видите дверь, она ведет в кладовку. Там и висели марлевые мешочки, стекала сыворотка… А в большом холодильнике, там же, в кладовке, стоит бочонок с рассолом. А сейчас? Сейчас мы все молоко сдаем. Но я и брынзу освою, я смогу. Да, жаль, конечно, что при жизни Вали особо-то ни во что не вникала. А ведь она мне говорила, мол, учись, Иришка, все в жизни пригодится…
– А кто ее научил брынзу делать?
– Бабка ее и научила, еще когда Валя девчонкой была. Они тогда в Каменке жили, в двадцати километрах отсюда. У бабы Насти тоже козы были. Она не только брынзу делала, но еще домашний сыр.
– Она жива? – спросила я и тотчас пожалела: знала же, что у Валентины никого, кроме племянницы, в живых нет.
– Померла, давно уже.
– И что, в этой Каменке у вас никого не осталось?
– Ну, живут какие-то очень дальние родственники, так, седьмая вода на киселе… Но бабу Настю точно все помнят и знают. Вот приедете в Каменку, спросите, помнят ли они бабу Настю Кубасову, и сразу все скажут: да, конечно помним.
– Валентина долго там жила?
– До замужества и жила. Она и школу там закончила, и когда в городе в сельскохозяйственном техникуме училась, часто в Каменку ездила. Как же, у нее там закадычные подружки, друзья, мама… Я знаю, что она встречалась в городе с одним парнем, он из интеллигентных был, не то физик, не то математик, замуж звал, ему родители и квартиру купили, и машину, но Валюша за него не пошла. Скучный он, говорит. Но все знали, что не в этом дело. Просто в Каменке у нее любовь была. Большая.
