Фред Варгас - Заповедное место
Кромсатель встал, положил револьвер на стол и безмятежно улыбнулся.
— Попробуй, если у тебя хватит смелости, — сказал он.
Адамберг смотрел, как он не спеша направляется к двери, открывает ее и уходит. На все четыре стороны. «Я пришел, чтобы изгадить тебе жизнь».
Он осторожно взял двумя пальцами пробирку и долго смотрел на нее. Нитроцитраминовая кислота. Он сцепил руки, опустил на них голову и закрыл глаза. Разумеется, никакого антидота ему не вводили. Он сорвал ногтем пробку.
XXV
Войдя в кабинет Жослена, Адамберг вдруг осознал, что от него буквально разит одеколоном, а доктор учуял это и удивлен.
— Я вылил на себя пробный флакончик, — объяснил он. — Это нитроцитраминовая кислота.
— Никогда не слышал о такой.
— Я сам выдумал название. Звучит убедительно.
Да, в тот момент все вышло удачно: Кромс попался на удочку, поверил, что в пробирке яд, который убивает за сотые доли секунды. Адамберг уже решил, что преступник у него в руках, но парень применил секретное оружие посильнее нитроцитраминовой кислоты. Тоже уловка, тоже блеф, однако это сработало. Адамберг, комиссар полиции, дал Кромсателю спокойно уйти, пальцем не пошевелил, чтобы остановить его. А ведь на столе лежал револьвер, Адамберг мог бы в два счета догнать этого парня. Или в пять минут оцепить весь периметр. Но он не двинулся с места. «Комиссар Адамберг отпускает маньяка-убийцу». Он словно видел заголовок на первой полосе во всех газетах Франции и Австрии. Крупные буквы сочились кровью, как ребра скелета на футболке Кромсателя. Потом будет суд, рев разъяренной толпы, веревка с петлей, переброшенная через толстую ветку. А вот и Кромсатель с красными от крови зубами, он вскидывает кулак и вопит вместе со всеми: «Сын побеждает отца!» Потом буквы газетного заголовка превращаются в россыпь черных и зеленых пятен.
В рот сквозь зубы вливалась грушевая настойка, голова уплывала то вправо, то влево. Он открыл глаза и вскоре четко увидел лицо склонившегося над ним Жослена.
— Вы потеряли сознание. С вами это часто бывает?
— Со мной это в первый раз.
— Зачем вы хотели встретиться? По поводу Воделя?
— Нет, я неважно себя чувствовал. Вышел из дому и подумал, что надо бы показаться вам.
— Вы неважно себя чувствовали? В чем это выражалось?
— Тошнота, туман в голове, разбитость.
— С вами это часто бывает? — повторил доктор, помогая Адамбергу встать.
— Раньше — никогда. Хотя нет, было однажды, в Квебеке. Но ощущения были другие, и к тому же перед этим я здорово напился.
— Прошу сюда, — сказал Жослен, хлопнув по длинному столу, обитому мягкой тканью. — Ложитесь на спину, снять надо только обувь. Возможно, это просто симптомы начинающегося гриппа, но все-таки давайте я вас осмотрю.
Когда Адамберг шел к Жослену, у него не было ни малейшего желания укладываться на стол и позволять доктору толстыми пальцами ощупывать его затылок. Ноги сами увели его подальше от Конторы и привели сюда. Ему просто захотелось с кем-то поговорить. Но этот обморок был как красный сигнал светофора. Нет, никому и никогда он не скажет, что Кромсатель считает себя его сыном. Никогда не расскажет, как дал убийце спокойно уйти, даже не попытался задержать его. Отпустил на все четыре стороны. И тот пошел своей дорогой, к следующей жертве, с мерзкой ухмылкой на губах, с эмблемой смерти на одежде. Кромс — это вроде звукоподражания, короткое словечко, которым обозначают какую-то пакость, мусор. Кромс, отродье Матта или Лулу, сын задрыги. Впрочем, за историю с хозяйкой магазина их никто не осуждал.
Доктор положил ладонь ему на лицо, двумя пальцами осторожно коснулся висков. Громадная ручища покрывала все лицо, от уха до уха. Другой рукой Жослен приподнял ему голову. В тени докторской ладони, слегка пахнущей одеколоном, глаза Адамберга закрылись сами собой.
— Не беспокойтесь, я только послушаю ПДМ вашего СБС.
— Да, — произнес Адамберг, и в его голосе прозвучал невысказанный вопрос.
— Первичный дыхательный механизм сфено-базилярного симфиза. Просто проверю, как у вас обстоят дела в основании черепа.
Пальцы доктора все время перемещались, легкие и чуткие, словно бабочки, вот они задержались на крыльях носа, потом на обеих челюстях, скользнули по лбу, ввинтились в уши.
— Все ясно, — сказал он через пять минут, — мы тут имеем ситуационную фибрилляцию, и она скрывает от меня основные параметры. Совсем недавно какое-то событие вызвало страх смерти, который спровоцировал перегрев всей системы. Не знаю, что произошло, но вам это было крайне неприятно. Сильнейший психоэмоциональный шок. В результате у вас — неподвижность в передней зоне теменной кости, заблокированы передняя и задняя зоны клиновидной кости в позиции вдоха, а кроме того, полетели три предохранителя. Неудивительно, что при таком сильном стрессе вы неважно себя чувствуете. Первым делом надо снять стресс, а уж потом можно будет заняться более существенным.
Доктор нацарапал несколько строчек в блокноте и попросил Адамберга повернуться на живот. Потом, задрав ему рубашку, надавил пальцем на крестец.
— Вы же сказали, это где-то в голове.
— На кости черепа надо воздействовать через крестцовую кость.
Больше Адамберг ничего не спрашивал, он покорился пальцам доктора, которые вышагивали по его позвоночнику, как крошечные добрые гномы. Он держал глаза широко раскрытыми, чтобы не заснуть.
— Не спите, комиссар, перевернитесь на спину. Сейчас мне надо будет расслабить медиастинальную фасцию, она полностью блокирована. У вас бывают приступы межреберной невралгии в правом боку? Вот тут?
— Да.
— Прекрасно, — произнес Жослен.
Растопырив пальцы левой руки, он подсунул ее под затылок Адамберга, а ладонью правой стал гладить ему ребра, как гладят выстиранное белье.
Адамберг проснулся вялый, с неприятным ощущением, что прошло много времени. Уже двенадцатый час, отметил он, взглянув на часы на стене. Жослен позволил ему заснуть. Он соскочил со стола, влез в туфли и прошел в кухню, где доктор уже сидел за столом.
— Присаживайтесь, я обедаю рано, через час у меня пациент.
Он поставил на стол тарелку, положил приборы и пододвинул к Адамбергу блюдо с едой.
— Вы усыпили меня?
— Нет, вы заснули без моей помощи. При таком состоянии сон — лучшее, что можно было вам рекомендовать после сеанса лечения. Теперь все исправлено, — добавил он тоном сантехника, который отчитывается перед хозяином дома о проделанной работе. — Вы словно сидели в глубоком колодце: запрет на действие, невозможность двигаться вперед. Но скоро вы оживете. Если сегодня к вечеру возникнет ощущение тяжести во всем теле, а завтра случится несколько приступов тоски, вдруг навалится страшная усталость — это нормально. Через три дня вы будете чувствовать себя как обычно или, во всяком случае, лучше, чем сейчас. А еще я решил избавить вас от шума в ушах и, кажется, управился за один сеанс. Вам надо подкрепиться, — добавил Жослен, указывая на блюдо кускуса с овощами.
Адамберг послушно принялся за еду, он ощущал некоторую заторможенность, но ему было хорошо, уютно и очень хотелось есть. Утром его мутило, ноги еле двигались, словно налитые свинцом; сейчас от этого не осталось и следа. Подняв голову от тарелки, он увидел, как доктор дружески подмигивает ему.
— Помимо всего этого, — сказал Жослен, — я увидел то, что хотел увидеть. Вашу внутреннюю структуру.
— И какая она? — произнес Адамберг, несколько смущенный превосходством доктора.
— Приблизительно такая, какую я надеялся увидеть. Случай, подобный вашему, я наблюдал единственный раз, у одной пожилой женщины.
— А конкретнее?
— Почти полное отсутствие страха. Это очень редкое явление. И разумеется, у него есть своя оборотная сторона: недостаток эмоциональности, пониженный аппетит к жизни, фатализм, идея бегства от действительности, проблемы в отношениях с близкими, зоны немоты. Что поделаешь, за все надо платить. У вас наблюдается и другая, еще более интересная особенность: лазейка, оставленная между сознанием и сферой бессознательного. Такое впечатление, что шлюзовая камера не в порядке, что иногда вы по небрежности неплотно закрываете дверь. Поосторожней с этим, комиссар. Бывает, что из этой сферы в наше сознание проникают гениальные идеи, которые, как нам кажется, пришли извне, — мы ошибочно называем это интуицией, — а также масса различных воспоминаний и образов; но могут всплыть на поверхность и вредные вещества, которые надо во что бы то ни стало удерживать в потаенных глубинах. Вы понимаете, о чем я?
— В общем, да. А что получается, если вредные вещества все-таки всплывают на поверхность?
Доктор Жослен покрутил пальцем у виска.
— Тогда вы перестаете отличать правду от лжи, галлюцинацию от реальности, возможное от невозможного. Короче, вы смешиваете селитру, серу и уголь.
