Чингиз Абдуллаев - Фактор страха

— Что еще случилось?

— Завтра суд, — осторожно напомнил адвокат.

— Я знаю, знаю. Говори, что произошло?

— Завтра суд, — повторил Тумасов, — и все зависит от того, как ты себя поведешь. Если сейчас сорвешься, об освобождении забудь. Ты понял?

— Почему я должен сорваться? — запсиховал Чиряев.

— Неприятные новости из Москвы. Но повторяю, держи себя в руках. Если не сможешь, поговорим завтра.

— Говори сейчас, — потребовал Чиряев, — я ничему не удивлюсь. Все выдержу. Говори.

— Только спокойно, — еще раз предупредил Тумасов, — сегодня утром убили Матвея Очеретина.

Чиряев впился руками в край стула, и лицо его стало медленно багроветь. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, потом закрыл и наконец выдавил из себя:

— Как это произошло?

— Подробностей по телефону не сообщили, — Тумасов видел, что подзащитный на пределе, и решил побыстрее закончить разговор.

— Значит, они и его убили, — тяжело задышал Чиряев. — Кто тебе позвонил? Толик Шпицын?

— Он. Вместе с ним был Галкин, тот самый, что звонил мне накануне ночью.

— Что он сказал? — быстро спросил Чиряев, перебивая Тумасова. — Что он тебе сказал?

— Сказал, что Матвей попал в засаду. И они ждут твоего решения. Так и сказал, ждут твоего решения.

— В засаду, — повторил Чиряев, помолчал с минуту и спросил: — Ты уверен, что меня не выдадут Москве?

— Полной гарантии, конечно, нет. Надеюсь, что не выдадут. Предварительные договоренности есть. У них нет главного свидетеля. Вместо Труфилова приехал сотрудник ФСБ, кажется, Попов, который будет свидетельствовать против тебя. Но прямых доказательств у них нет. Разве что показания твоих людей. Однако в немецком суде не очень-то верят показаниям бандитов, полученным российскими следователями. Я легко могу исключить их, объяснив, что показания были получены под давлением или под пытками. В Европе убеждены, что в России сохранилось судопроизводство времен Ивана Грозного.

— Можно подумать, что это не так, — хмыкнул Чиряев, вновь обретая способность ясно мыслить. — Думаешь, завтра все пройдет нормально?

— Шансы достаточно высоки, — снова уклонился от прямого ответа Тумасов, — разумеется, если не произойдет ничего непредвиденного.

— Значит, они были вместе? — переспросил Чиряев, — Шпицын и Шахматист?

— Да, вместе. Сначала говорил Шпицын, потом трубку взял Галкин. Сказал, что они готовы начать. И показать, кто в городе хозяин. Теперь ждут твоего согласия. — Адвокат покосился на дверь. — Ты ставишь меня в дурацкое положение, — прошептал он, — нас могут услышать. А потом используют это против тебя.

— Используют против меня убийство моего друга? — зло спросил Чиряев. — Может, и в смерти Матвея я виноват?

И он написал на листе бумаги: «Пусть начинают. Я согласен». Подумав, приписал номер телефона и фразу: «Позвони по этому номеру, скажи, что Матвея убили. Номер постарайся запомнить».

Чиряев смял листок и разорвал на мелкие кусочки. Собрал их в пепельницу и кивнул Тумасову. Тот щелкнул зажигалкой, и от листка остался пепел.

— Как там моя краля поживает? — без всяких эмоций спросил Чиряев.

— Говорят, болеет. — Тумасов провел ладонью по горлу: это означало, что она умерла.

— Пусть выздоравливает, — жестко ответил Чиряев, — думаю, они полетят к солнцу вместе со своим другом.

— Возможно, — кивнул Тумасов, радуясь, что этот тяжелый разговор закончился. Он собрал документы. — Итак, до завтра, — сказал он. — Выспись хорошенько, чтобы быть в форме. Тщательно побрейся, приведи волосы в порядок, надень галстук. В общем, постарайся произвести впечатление добропорядочного бизнесмена, невинно осужденного. Судимости объясним преследованием по политическим мотивам. Расскажи про нажим Москвы. В общем, дадим бой, — пообещал адвокат.

Чиряев вдруг схватил еще один листок и написал: «Шпицыну напомни про магазин. Он все поймет. Скажи, пусть начнут с магазина».

Тумасов прочел и уже хотел достать зажигалку, чтоб сжечь листок, когда Чиряев взял его и стал с остервенением жевать, словно уничтожал своих недругов. Тумасов вздрогнул. Не приведи бог иметь такого врага, подумал с облегчением.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Москва. 11 мая

В больницу они приехали в половине пятого. Суровая медсестра подтвердила, что к ним привезли молодую женщину и она находится сейчас в девятнадцатой палате.

— Как ее самочувствие? — спросил Романенко.

— Нормальное, — ответила медсестра, поджав губы. Очевидно, она была из числа тех бескомпромиссных дам, которые в изнасиловании склонны обвинять саму потерпевшую. Медсестра имела двух невесток и потому считала, что женщины виноваты во всех смертных грехах. Не сыновей же винить. А мужа она давно потеряла.

— Как это нормальное, — заволновался Романенко, — ведь ее изнасиловали!

— Внутренних повреждений нет, — с плохо скрываемым отвращением заявила медсестра, — да и наружных тоже. Небось пыталась кого-то соблазнить, вот и попалась. Говорят, из дома ее привезли. Не чужих же она в квартиру пустила?

— Вы, бабуся, прямо как адвокат говорите, — заметил Дронго, — но защищаете не женщину, а насильников.

— А зачем она двери открыла? Зачем мужиков пустила? У нас в деревне бабу никто снасильничать бы не мог, такой крик подняла бы на всю деревню. Да и как они ее раздели? На теле ни царапины нет. Своими глазами видела. А ты говоришь насильники. Нечего было оголяться перед ними. Наверно, сама согласилась сразу с двумя мужиками, а потом опомнилась, да поздно. Вот и прихватило сердечко. Стыдно ей стало.

— Ну, бабушка, ты прямо как Цицерон, — сказал Дронго. — Следователи у нее были?

— Сидит один молоденький, — вздохнула медсестра, — краснеет и вопросы задает. Да разве такой поймет что-нибудь? Она уже в сознание пришла, но молчит. Известное дело, бабы народ живучий.

— Все, убедила, — кивнул Дронго, — веди нас к этой живучей. Только поскорее, у нас мало времени.

— Бывают же такие стервозы, — сказал он тихо. — Хотите поспорим, что дочерей у нее нет. И мужа нет.

— Совсем не обязательно, — ответил Романенко, — но поспорить могу. На рубль.

— Скажите, пожалуйста, — обратился Дронго к медсестре, — у вас есть семья?

— А как же, — ответила женщина. — Два сына, оба женаты, но такого блуда никогда не допустят. Они своих жен в строгости держат.

— А дочь у вас есть?

— Бог миловал, — ответила она, поднимаясь по лестнице, — а то выросла бы вертихвосткой. Мне невесток хватает.

— Один ноль, — согласился Романенко. — А как насчет мужа?

— Интересно, как бы ваш муж отнесся к этой женщине? — продолжал Дронго.

— Так же, как я, царство ему небесное. Он у меня помер, почитай, десять годков будет. А мы с ним в строгости жили, в согласии.

— Поразительно, — пробормотал Романенко, — нет, спорить с вами нельзя. Ваша проницательность даже пугает.

— Она не способна понять женской боли, — заметил Дронго, — и во всех грехах винит женщину. Это характерно для старых дев и не имеющих дочерей женщин. А насчет мужа я просто догадался чисто интуитивно, по всяким мелким деталям.

Кроме Мары, в палате лежали три женщины, они с интересом прислушивались к вопросам Савина, на которые Мара не отвечала, отвернувшись к стене. Увидев Романенко, Савин быстро поднялся. Обычно делами об изнасиловании занимались сотрудники районной прокуратуры, но, учитывая связь женщины с Чиряевым, Романенко поручил допросить ее Савину.

Мара пришла в себя еще по дороге в больницу. Воспоминания о случившемся были невыносимы. Надо сказать, что особой боли она не испытала, мучили отвращение и стыд. Все истязания бандиты отложили на потом, вначале хотели позабавиться с ней и получить удовольствие. Тем более что, обессилев от страха, она не оказывала никакого сопротивления. Удовольствие они получили, последнее в жизни, и так и остались лежать бездыханными в ее квартире.

Мара не могла поверить в случившееся. Какие-то неизвестные появились в квартире, застрелили ее мучителей, ничего не взяли и ушли. Как стыдно, что они видели ее в таком состоянии. Эти люди ее спасли. Она их не знала и, возможно, никогда не узнает.

За полчаса, проведенных у постели Мары, Савин не добился от нее ни слова. Врачи не нашли у нее никаких повреждений, ни внутренних, ни внешних, и положили ее в палату для выздоравливающих. Ее соседками оказались три женщины, одна из которых была проститутка, избитая сутенером, и это Мару шокировало. Быстрее, чем ожидала, она оправилась от шока, как только узнала, что все бандиты мертвы. Но отвечать на вопросы следователя при посторонних Мара не хотела.

— Она молчит, — доложил Савин, разведя руками.

Романенко нахмурился. Он хотел что-то сказать, но Дронго остановил его, кивнув на соседок Мары.