Фридрих Незнанский - Ночные волки
Сивунов расхохотался. И в ту же минуту заплакал ребенок. Портнов зашипел на Андрея:
– Заткнись.
Тот смолк. Женщина бросилась в другую комнату – успокаивать ребенка. Через некоторое время до слуха бандитов донеслись ее ласковые слова. По тону нельзя было заметить, что женщину только что ограбили, лишили огромных денег.
– Пошли, – сказал Портнов Сивунову, и они тихо, на цыпочках покинули квартиру.
Все последующие дни Феликс неотрывно думал об этой женщине. Она просто не выходила у него из головы. Он думал о ней постоянно и поэтому совсем не удивился, когда увидел ее на улице.
Это уже была не просто случайность, а случайность невероятная. Он перебегал дорогу в неположенном месте, чего никогда до этого не делал, и на самой середине дороги, уворачиваясь от автомобилей, наткнулся на нее. Она тоже как могла уклонялась от машин, которые сплошным потоком мчались по улице. Отскочив от одной из них, она вдруг очутилась прямо в объятиях Портнова. Оба посмотрели друг на друга и замерли.
Он успел подумать: надо сделать вид, что не узнает ее. Она вполне может закричать, схватить его за руки, призывая милицию.
Но он не сделал этого. Он смотрел на нее и понимал, что погиб окончательно.
– Вот так встреча, – сказал он. – Здравствуйте.
Машины гудели и обтекали их, а они стояли на середине дороги и ничего не замечали вокруг себя.
Она сказала:
– Привет. Я знала, что мы встретимся.
Прозвучало это мирно, без всякой угрозы в голосе.
– Знали? – спросил он.
– Да.
Машины уже не гудели – они возмущенно требовали покинуть проезжую часть.
Он подхватил ее на руки и понес к тротуару.
Она не вырывалась, не кричала, не просила отпустить. Она даже прижалась к нему, чтобы ему было легче нести ее. Когда Портнов опустил ее на тротуар, он уже знал, что никуда от себя не отпустит.
Они направились в ближайшее кафе, которое называлось «Лель» и располагалось на проспекте Мира. Выпили бутылку шампанского, и она рассказала ему о себе. Ее муж, высокопоставленный партийный работник, курирующий торговлю Москвы, давно уже не вызывает в ней ничего, кроме брезгливого недоумения. Конечно, она ему неверна. В последнее время меняла любовников, ей хотелось хоть что-то изменить в своей паскудной, как она выразилась, жизни. Единственной отрадой был ребенок, но, судя по всему, его она в скором времени лишится…
Муж вернулся через день после того, как он, Портнов, побывал у них на квартире. Она так и сказала – «побывал». Будто не грабил, а просто побывал, и все. В гости приходил.
Она рассказала мужу, что произошло в ту ночь. Призналась, что сама показала тайник. Муж был в ярости. Почему, кричал он, она не вызвала соседей, милицию? Почему она вела себя как идиотка? Почему она вообще ведет себя как идиотка – всегда? Почему делает все, что ей захочется, но только не то, что пошло бы на пользу их семье?
Она ответила, что семьи давно уже нет как таковой и он об этом знает. А она знает, что он живет с ней только потому, что боится, как бы их развод пагубно не отразился на его сволочной карьере в этой сволочной партии.
Муж пришел в ярость.
Сволочной?! Так она сказала? И повторить сможет? Сможет, сказала она. Он метнулся к соседям и за руку привел пожилую пару, которая тоже принадлежала к партийной номенклатуре. Он потребовал: повтори! Она сказала, что ее затрахали и он, и партия, и его высокопоставленные соседи. Ей было все равно.
Это конец, сказал он ей. Теперь – развод. Иначе он перестанет уважать себя. Потому что партия для него все. Она же может катиться ко всем чертям. А сына он ей не отдаст. Эти честные коммунисты – он показал на соседей – выступят свидетелями и подтвердят, что такой твари, как она, не позволено быть матерью, и ее официально лишат родительских прав.
Она поняла, что это не угрозы, он сделает это. Ей было очень плохо, но она не хотела, чтобы он это видел. Ничего, сказала она, мальчик вырастет и все поймет. И неизвестно, чью сторону он примет.
Это ей неизвестно, возразил муж. А теперь пусть она убирается, он начинает бракоразводный процесс.
Портнов внимательно слушал ее и знал, что тоже расскажет о себе все. Он чувствовал, что не сможет скрыть от нее свою жизнь.
Так и сделал. Признался ей, что он – бандит, который грабит людей и имеет большие деньги, которыми пока не может распорядиться так, как хочет. Но придет время…
Сказал, что «экспроприирует» именно таких, как ее муж, и если она хочет хоть как-нибудь отомстить мужу, то может к нему присоединиться. Слышала ли она что-нибудь о «Ночных волках»?
Она слышала. «Ночные волки» гремели тогда по всей Москве. Толстосумы, нечестные на руку, боялись их как огня.
А потом наступили сумасшедшие дни. Он забывал о предосторожностях, и Ремизов ему всю плешь проел со своими предупреждениями. Но все обходилось. Их как будто кто оберегал. Они были на редкость удачливы.
А потом наступил момент, когда он вынужден был принять решительные меры, чтобы уйти от беды, которая им грозила. Меры эти заключались в том, чтобы «убрать» активных членов – Сивунова и Матюхина. Оба были недовольны существованием в банде женщины, но это можно было бы перебороть, авторитет Портнова был неколебим. Опасность была в другом – Сивунов и Матюхин стали вести образ жизни, который никак не соответствовал их официальной зарплате. Разоблачение их было делом времени, которое поджимало и терпеть уже не могло.
Ольга поддержала его тогда, когда нужно было принять нелегкое решение по ликвидации зарвавшихся соратников. Именно она помогла ему в этом. Вдвоем им удалось «организовать» дело так, что Матюхин и Сивунов погибли. Это преступление спаяло их еще больше.
Ольга к тому времени была уже не той Ольгой, которую когда-то встретил Портнов. Она все реже вспоминала о своем сыне, все больше ожесточалась ее душа. Она сломалась: с каждым днем становилась циничнее и равнодушнее. Но Портнов ничего этого не замечал.
Однажды она сказала Портнову, что борьба с хищниками бессмысленна: никогда эти сволочи не станут беднее, а деньги их счастья не приносят. Он тогда ничего не ответил, посчитал, что просто она устала.
Она больше не возвращалась к этому разговору. Пусть все идет как идет. Гори оно все синим пламенем.
Его арестовали. Ольга в тот день уехала в Ленинград – навестить подругу.
При аресте Портнов застрелил Ремизова: он не хотел, чтобы тот на допросах выдал Ольгу. Не хотел, чтобы она сидела в тюрьме. Она была нужна ему на свободе.
На следствии он показал, что Ремизов пытался застрелить вначале его, Портнова, а потом себя. Не мыслил он жизни в лагере. А он, Портнов, преступление совершил в порядке самообороны. Следователи не смогли инкриминировать ему умышленное убийство.
Судебный процесс был странным. Свидетели путались в показаниях, несли несусветицу, давали ложные свидетельства. Потерпевшие отказались от обвинения.
И дело тут было не только в том, что они боялись мести. Как они могли объяснить судье и заседателям, откуда у них, простых советских людей, взялись такие деньги – сотни тысяч, миллион! А раз не было таких денег – значит, никто их и не грабил.
Обвинение рассыпалось.
И снова гудела Москва. Слухи, домыслы. Нашли каких-то подставных свидетелей, которые показали, что Портнов со своей шайкой врывался в их скромные квартиры, совершая грабежи и разбои, и уходил с «гигантской» суммой двести – триста рублей.
Портнов видел этих людей впервые в жизни, но принял правила фальшивой игры и «сознался» во всем. Возможно, подобное поведение и спасло ему впоследствии жизнь.
Его приговорили к пятнадцати годам лагерей. Но даже в ту минуту, когда оглашали приговор, он знал – это фикция. Власти должны успокоить публику. Близится шестидесятая годовщина Октября. И ему обязательно снизят срок.
Так и вышло. Мосгорсуд снизил срок наказания до семи лет.
После освобождения он какое-то время сидел тихо, не высовывался. Потом, решив, что все в порядке, стал потихоньку наводить справки об Ольге. Но что бы он ни предпринимал, все было напрасно. Она словно в воду канула.
Немало прошло времени, прежде чем он поутих и перестал ее искать.
И вот они встретились. В Риме. Оба собирались выехать в Америку.
Снова случайность.
Или – судьба.
Она избегала его. Он пытался с ней поговорить, она отказалась. Словно он олицетворял то, что она навсегда отринула от себя. Ни под каким видом Ольга не хотела с ним разговаривать. Он успокоил себя тем, что найдет ее в Штатах. И тогда уж она никуда от него не денется.
У него не было к ней никаких претензий. Он оставил большую сумму в тайнике, о котором на всем белом свете знали только двое: он и она. Он думал, что когда вернется, то найдет в тайнике только половину. Это было справедливо: он сам ей сказал, что половина принадлежит ей.
Но деньги были в целости и сохранности – Ольга не взяла оттуда ни копейки.
Это его потрясло. Первое время он думал, что она погибла. Но как-то под Новый год на адрес его матери пришла открытка-поздравление. Без подписи. Но почерк он узнал. И с удвоенной силой стал ее искать. Матери к тому времени уже не было в живых.
