Алексей Пронин - Территория войны
...Настоящее судебное определение подлежит к немедленному исполнению...»
Внизу стояли подписи судьи и секретаря суда.
Когда я дочитал до конца, этот момент отследил старший, судя по нашивкам, судебный пристав:
– Вы удовлетворены? Вы как будто лучше разбираетесь.
– Мне эта бумажка нравится. Не знаю, как другие, а эта хорошо составлена. Сейчас мы ее, а заодно и все остальные, скопируем, а вы пока устраивайтесь удобнее.
На самом деле, эта бумажка была убийственной: «удаление с территории чинящих препятствия» означало разрешение судом штурма с применением, при необходимости, физической силы. Странно только, почему в проходной еще не было бойцов в синей форме.
Послали гонцов за электриком, за копиром и бумагой, возникла легкая суета. Приставы переминались с ноги на ногу, понимая – деться теперь им некуда, все правила, если их тут знают, придется соблюдать до конца. Но полицейский лейтенант, самый старший здесь, вдруг не вытерпел начинающейся тягомотины и протолкнулся к нашему столу. Ему было не до наших правил.
– Вы почему не подчиняетесь решению суда! Очистить помещение! Убрать свою охрану! Кто старший?
– Я старший! – что было мочи гаркнул я ему в ухо. – Я!
За долгое время контактов с разными чиновниками, и честными, и продажными, вытягивающими взятки, я усвоил привычку или даже прием: не переходя границ приличий, кричать на них в подобных ситуациях. Буквально – кричать, и очень громко. Это вполне законно, внушительно и действует мгновенно.
– Вы тут только для охраны общественного порядка! А вы вздумали лезть в спор хозяйствующих субъектов? Завтра же будете объясняться с прокурором! Вы поняли меня? Завтра! Обещаю вам!
– Кто это? – ткнув в мою сторону пальцем, спросил лейтенант у Киселева.
– Гражданин! – снова гаркнул я. – Этого недостаточно? Завтра же, прокурору, за превышение полномочий, только попробуйте тут покомандовать!
Тот не ответил, но я мог записать на свой счет еще одного врага в полицейских погонах.
Теперь меня интересовало, что происходило на улице. Я протиснулся к выходу и толкнул дверь наружу. В глазах зарябило от химической зелени по всей улице. Это были бойцы чужого ЧОПа. Поверх формы на них сегодня были надеты яркие, неонового зеленого цвета, жилеты, какие надевает в темное время суток дорожная полиция. Их тут было не меньше сотни, они только что вышли из автобусов и нетерпеливо топтались, развлекая себя шутками и ожидая команды. Заметил я и Портного.
Я еще постоял на ступенях – хотел встретить журналистскую братию, которая запаздывала: не хватает им оперативности, не выработали жилку. Зато был сам Портной, поэтому представление можно было начинать даже для него одного. Сбоку у ворот меня привлек шум и толкотня: спиной к воротам стоял мой курносый знакомец, неизменный спутник Портного, счет с которым у меня никак не кончался. Его плотно окружали зеленые жилеты, и он, помахивая руками, что-то им объяснял.
Я вошел в проходную и остановился у дверей: понаблюдать со стороны. Судебные приставы уже присели на подоконники, полиция кучковалась около турникета, тем самым морально подавляя наших охранников. Из заводского начальства остался только молодой Софронов. Киселева не было. На двух стульях уже запустили маленький копир, и две секретарши, не торопясь, ксерили многочисленные бумаги – на каждый лист из вороха на столе уходило несколько минут.
Нам только это и оставалось – ксерить, чтобы завтра все спокойно перечитать и писать в суды жалобы. Но делать это, судя по всему, придется уже не на заводе. В кабинетах завтра будут сидеть другие люди, со Стукаловым за директора. Исполнительный лист, с которым пришли, не оставлял нам лазейки: немедленное исполнение, удаление с территории, передача вновь избранному руководству завода печатей, штампов, ключей от сейфов и помещений... А, как известно, неисполнение судебного акта, вступившего в законную силу, могло обернуться возбуждением уголовного дела по серьезной статье. Для этого и была призвана сюда полиция. Но и без полиции у приставов сил физической поддержки в зеленых жилетах предостаточно.
Прицепиться можно только к тому, что не было ранее уведомления, не была направлена на завод копия этого исполнительного листа, хотя бы за день-два. Это серьезное нарушение. Но, возможно, копия была направлена, да Стукалов о ней «позаботился». Или, может, в этом ворохе бумаг на столе найдется и почтовое уведомление о вручении такого листа. Все липа, конечно, как и определение этого далекого, никому не известного уездного суда, за пару дней сумевшего войти в положение пьяницы Сереги из столицы и перекинуть, как мячик, из рук в руки многомиллионный завод.
Техники закончили свое дело и двинулись к турникету. Одним из них был вчерашний электрик, тянувший провода к микрофону на митинге. Он-то мне сейчас и нужен.
Я схватил его за руку уже в вертушке и потянул назад. Молодой парень, на голове черная бандана с белыми черепами, на шее болтаются на серебряной цепочке два собачьих зуба.
– Помощь твоя нужна. Стой.
Взяв его худую голую руку в кольцо, я подвел его к единственному оставшемуся тут начальству: к молодому Софронову.
– Простите, господин Софронов, мне нужна помощь этого паренька. Подтвердите ему, так сказать, мои полномочия.
Тот закивал парню головой:
– Делай, делай все, что ему нужно. – И в мою сторону, понизив голос: – Нам-то как поступать?
– Копируйте пока все, имеете полное право. Еще не вечер. Глотова что-то не видно...
С пареньком я не хотел говорить в этой толкотне. Не выпуская длинную холодную руку, я повел его к бюро пропусков и толкнул жидкую фанерную дверь. Та только задребезжала на слабом крючке. Я толкнул сильнее, и дверь отскочила, перед нами стояла какая-то испуганная женщина.
– Свои, свои, не бойтесь, мы хорошие!
Я подвел паренька к окну и вынул из кармана компакт-диск.
– Знаешь, что это такое? – Тот только презрительно усмехнулся: «Гы-ы». – Тебе надо сейчас зарядить его в аудиосистему, что у вас на третьем этаже, и пустить по всем громкоговорителям завода. На всю мощность, чтобы стекла задрожали. Сможешь?
– Почему нет... попробую.
– И сразу запрись. К дверям стол, шкаф... Они к тебе ломиться будут, чтобы вырубить.
– Что там? – спросил он, с опаской разглядывая диск.
– Скоро услышишь. Круче твоего рэпа. Ты все понял? – Тот только кивнул. – И последнее. Чем дольше продержишься в радиорубке, тем круче ты мужик.
29. Штурм
Когда с потолка проходной и с заводского двора крякнули динамики, все непроизвольно завертели головами. «Раз-два, раз-два... проверка системы, раз, два, три...» Щелчок, несколько секунд тишины, и все заводское пространство заполнил бархатный вкрадчивый голос Портного: «...Нельзя ли поскорее, Сергей Палыч, за денек-другой, очень нужно...» – «Это непросто... вы знаете расценки?» – «Ну, конечно, мы же с вами не первый раз работаем...»
Я наблюдал за реакцией народа. Первый интерес скоро сменился раздражением: было громко и однообразно, режиссура этой радио-пьесы им не нравилась. Вскоре никто даже не вслушивался, воспринимая это как технический сбой в телефонной сети или, как поняли судебные приставы, шумовое противодействие ответчиков: им приходилось выслушивать и не такое...
На иное я не рассчитывал, и не для них было это представление, и даже не для запаздывавших журналистов: те бы тоже не сразу врубились, и пришлось бы долго все объяснять. Представление предназначалось только Портному, только для его ушей. Это сработало, и даже слишком быстро, слишком сильно, потому что события начали выходить из-под контроля.
Взвизгнула пружина, хлопнула входная дверь, и влетел курносый подручный Портного, мой знакомец. Он сразу бросился к старшему приставу. По тому, как взял его под локоток и повел обратно к двери, было ясно, что они уже имели возможность познакомиться ближе.
Я шагнул к молодому Софронову:
– Копии документов – в портфель, все с собой, ничего не оставлять! Заканчиваем, заканчиваем!
Я начал помогать секретаршам, подавал им самые важные оставшиеся бумаги из вороха на столе: все скопировать мы не успевали. И вскоре раздался отвратительный скрежет и лязг тяжелого металла, доносившийся откуда-то по соседству с проходной.
«Ворота!» – сообразил я и выскочил на улицу. Тяжелый грузовик, с тросом через лом, пятился, вырывая стальные створки ворот из петель. Между створок была уже щель в метр, но грузовик продолжал реветь, тужиться и рвать сталь. «Они так и не заварили ворота... Разгильдяи!»
Десятки зеленых, как ночной неон, жилетов, подобно своре гончих, ждали только момента, когда грузовик, наконец, встанет, трос упадет и они смогут ринуться, как лавина, в кривую щель.
Я обернулся: десяток видеокамер и фотоаппаратов запечатлевали это зрелище: оно того стоило. Журналисты все-таки приехали, но слишком поздно, когда все уже заканчивалось.
