Софи Ханна - Маленькое личико

– … Похоже, весьма прочно укоренившаяся иллюзия, – продолжает доктор Аллен. Начало фразы я пропустила.

– А почему вы уверены, что это иллюзия? – спрашивает Вивьен.

Сердце бешено колотится. Куда подевалась моя вера в себя, если я готова благодарить за малейший признак поддержки?

– Могу я вас спросить, доктор Аллен?

– Конечно.

– Флоренс с рождения на искусственном питании. Элис не может кормить грудью, понимаете. Ребенок, который сейчас в детской, с аппетитом ест ту же смесь, что давали Флоренс. «Кау энд гейт». Доказывает ли это, что он и есть Флоренс?

Я киваю. Хороший вопрос. Вивьен допускает все возможности и пытается рассуждать логически.

– Ну… (Паузу я расцениваю как размышления доктора Аллен.) – Если с грудного вскармливания резко перевести на искусственное, ребенок, как правило, отказывается. Но если он с самого начала…

– Смеси ведь бывают разные, – нетерпеливо допытывается Вивьен. – Разве ребенок безболезненно переносит их смену?

– Ну… когда как. «Кау энд гейт» – популярная марка. Одни дети соглашаются только на грудное молоко, а другие без проблем едят все, что дают. Но если ребенок нормально ест ту же смесь, что и Флоренс, это еще не доказывает ничего.

Судя по голосу, доктору неловко и не терпится уйти. По-моему, она уже подозревает, что в «Вязах» все помешались.

Их разговор меня обнадежил. Вивьен и доктор Аллен в полной растерянности – точных доказательств нет. Да, я в беде, терплю издевательства мужа, чахну от тоски по дочери, и помощи ждать неоткуда, но, по крайней мере, я знаю правду. И хоть за это можно ухватиться.

22

Саймон так и не свыкся с поездками в тюрьму. Он ненавидел стоять в очереди с обычными посетителями. Как это ни мерзко, многие из них прятали на себе – а иногда и внутри себя – капсулы с героином, чтобы в удобный момент передать их под столом своим любимым. Надзиратели, по большей части продажные, знали об этом, но закрывали глаза.

Рядом с Саймоном расположилась стайка худосочных полуодетых девиц: подружки крутых бандитов или, точнее, мелкой швали. Голые ноги посинели от холода. Нетвердо переминаясь на высоких каблуках, соседки Саймона хихикали и перешептывались. Саймон расслышал слово «легавый». Вычисляют и в штатском.

После очереди – досмотр: всех посетителей обнюхивают служебные собаки. Наконец, пройдя все проверки, Саймон прошагал через замызганный зал свиданий во внутренний двор королевской тюрьмы Бримли и приготовился к привычному ору: «Чмо! Падла легавая!» – и грохоту решеток со всех сторон. Повиснув на окнах камер, зэки азартно облаивают всякого пришельца. Что ж, в обозримом будущем им вряд ли светят другие развлечения.

Глядя прямо перед собой, Саймон добрался до дверей тюремного корпуса, и надзиратель провел его в тесную допросную с горчичного цвета стенами и бурым вытертым ковром. Стандартный стол и два стула. Вверху – квадратный черный зрачок видеокамеры, а на столе – массивная пластмассовая пепельница. Любой сообразительный детектив знает: приезжать без курева – зря время терять. Упаковка табаку и книжка папиросной бумаги или пачка «Бенсон-Хеджеса» – все зависит от твоей щедрости. Зэки этого ждут, как официанты чаевых: на усмотрение, но приветствуется.

Саймону было неуютно и противно. Воняло застарелым потом и въевшимся в стены дымом. Был еще солоноватый запах секса, но Саймон старался его не замечать. Он только утром принял душ – даже в этой обстановке ему хотелось быть чистым.

«Куда тебя занесло?» – спрашивал он себя. Тоскливо думать, что это и есть его среда. Бездонная пропасть пролегла между ним и Элис Фэнкорт. Саймон вспоминал, какой увидел Элис впервые: она стояла, выпрямив спину, наверху винтовой лестницы, потом сидела на бежевом диване, рассыпав по подушкам длинные золотистые волосы. Элис не должна жить на одной планете со всеми этими мерзавцами, что сидят здесь. Саймон не знал, кого имеет в виду – Бира или себя.

Чарли, не глядя в лицо и без тени улыбки, проинструктировала Саймона: допросить Бира об орудии убийства и сумочке убитой. Что бы ни сказал ей Пруст с глазу на глаз, это подействовало. Чарли нарочито демонстрировала новый сознательный подход. На доске в комнате детективов появилась огромная единица, и рядом стояло имя Дэвида Фэнкорта. При каждом удобном случае Чарли громко заявляла, как важно пересмотреть дело Крайер. Саймона ее фокусы не обманывали, и он сомневался, что на них поведется Пруст. Чарли уже не впервые прибегала к подобной тактике: всем видом показывала, что ей претит эта дурь, но не оставляла шансов придраться к своим действиям.

Это по-детски и недостойно. Но больше всего Саймона злило, что, похоже, именно его Чарли считала главным врагом. Саймон терялся в догадках, чем же он ее обидел. Всего лишь высказал пару дельных мыслей по расследованию убийства Лоры и мог рассчитывать на похвалы, завистливое восхищение, жаркие споры. Но вместо этого Чарли вообще перестала на него смотреть и разговаривала с ним так, точно читала с телесуфлера. Селлерс с Гиббсом, казалось, ничего не замечали, с ними-то она была само очарование. И это только оттеняло ее враждебное отношение к нему, Саймону.

Он не раз слышал, что женщины – взбалмошные создания, но думал, что к Чарли это не относится. Должна же она понимать, что в той выволочке, которую устроил ей Снеговик, никто не виноват. До беды ее довело собственное легкомыслие и те глупости, что она городила на совещании. Это были не рассуждения полицейского, а бабьи сплетни.

Распахнулась дверь, и в тесную вонючую каморку вошел молодой зэк. В спину его подталкивал еще более юный надзиратель. Саймон не сразу признал Дэррила Бира: конский хвост сменился ежиком, и парень заметно набрал вес. На воле это был чахлый шибздик, и видом, и повадками похожий на беспокойного грызуна, что вынюхивает объедки. Теперь же он раздобрел и больше напоминал рядового обывателя – мужичка, который по субботам ходит по магазинам, присматривает садовую мебель, электроинструмент и закупает растопку для мангала.

Саймон представился. Бир в ответ пожал плечами. Ему совершенно до лампочки, кто его посещает и с какой целью. От полицейского в любом случае ничего хорошего не жди.

– У меня есть несколько вопросов по поводу убийства Лоры Крайер, – приступил к делу Саймон.

– Неумышленного, – на автомате поправил Бир и сплел на животе волосатые пальцы со словом УБЕЙ. Роба ему была тесновата, и валик бледной плоти свисал над ремнем.

– Пырнуть женщину кухонным ножом и бросить истекать кровью – самое настоящее убийство.

Бир и ухом не повел.

Саймон вынул из кармана пачку «Мальборо» и зажигалку. Бир потянулся к ним, закурил, неторопливо, со смаком затянулся, потом – еще.

– Так это ты сделал?

Бир удивился, а потом повеселел.

– Прикалываешься, начальник?

Саймон покачал головой.

– Я вину признал, разве нет?

– А куда ты дел сумочку убитой? И нож?

– Ты хоть что-нибудь знаешь про Лору Крайер? – спросил Бир. – Про ее работу? – и он заговорил легким светским тоном: – Если б она осталась в живых, могла бы сейчас создать лекарство от рака. Может, когда-нибудь его создаст ее лаборатория, а ведь работу начала доктор Крайер. Ты знаешь, что это она уговорила Морли Ингланд вложить миллион долларов в «БиоДиверс» – финансировать исследования? Она могла бы прославиться. И я, кстати, тоже.

– Куда ты дел сумочку и нож?

– Не помню.

Бир осклабился, радуясь, что хрен с него что возьмешь, и почесал заголившееся брюхо длинными ногтями. Л-Ю-Б-И – прочитал Саймон.

– Выкинул. Зачем вам теперь понадобилось?

– Ты вообще помнишь, как ударил Лору Крайер ножом?

Поведение Бира начало злить Саймона. В животе будто разгорались угли. Только из-за Бира или они тлели и раньше? Как-то Чарли посоветовала ему представлять, что берешь огнетушитель и заливаешь пламя. «Представь мокрую пену, – говорила она, – чтобы сами слова казались волглыми». Сейчас рецепт подействовал. Неужели благоразумная дама, что давала этот совет, и вздорная старшеклассница-переросток, которая металась сегодня по комнате следователей, – одно и то же лицо?

– Получается, что ударил, – ответил Бир. – Там все улики налицо.

Иронически растягивая слова, он явно провоцировал Саймона.

Та к и напрашивается, чтоб ткнули харей в пепельницу. У Саймона зачесались руки.

– Слушай, ты, мудило. Пропали без вести молодая мать с ребенком. Младенцу нет и месяца. Если расскажешь, как было, мы их быстрее найдем.

В детстве Саймон намыливал рот всякий раз, когда случалось выругаться при матери. На службе другие полицейские обыденно сквернословили, но Саймон употреблял бранные слова только по делу и осмысленно. Смаковал каждое ругательство из того мира, где его родителям нет места.

Бир пожал плечами:

– Ты теряешь время, начальник. Не иначе, твоя молодая мать с ребенком давно на небесах.