Анатолий Афанасьев - Мимо денег
Кряхтя, подчеркивая утомление, Иван Савельевич опустился в плетеное кресло и тут же, смущенно улыбнувшись, извинился за то, что не бельмеса не понимает на бусурманском языке. Первая откровенная ложь, которую Трихополов за все время знакомства услышал от честного доктора. Разумеется, тот частенько хитрил, лукавил, да и профессия накладывала отпечаток, но чтобы вот так, с кондачка, солгать неизвестно зачем, такого за ним не водилось. Трихополов с удовольствием передал американцу извинения. Энтони ответил по-русски:
— Ничего, я тоже плохо, плохо говорю, совсем бестолковый.
После этого завязалась легкая беседа, в которой Трихополов, посмеиваясь, принимал участие в качестве переводчика. Американец спросил, почему уважаемый русский профессор, будучи не первой молодости, решил заняться бизнесом. Сабуров ответил, что его уговорил, вынудил достопочтенный Илья Борисович, а ему самому «Токсинор» так же нужен, как собаке пятая нога. В переводе это прозвучало иначе. Оказывается, ученого соблазнила возможность наблюдать изнутри процессы дальнейшей дебилизации россиянского общества, что, он надеется, даст ему материал для сенсационной книги. Американец, признавшись в своем невежестве, поинтересовался трудами Ивана Савельевича, на что тот ответил, что никаких особенных трудов нет, так, одни ошметки, незавершенные планы, но в переводе Трихополов назвал две почитаемые в узких кругах монографии и книгу «Смерть в жизни или наоборот», ставшую лет пять назад настоящим бестселлером.
— Я признаю медицину только в виде хирургии, — заметил Энтони Джонсон. — Все остальное — чистое шарлатанство.
Сабуров с ним согласился.
— Хотя, — добавил американец, — некоторым помогает голодание. Представляешь, Ильюша, моя невестка Эльза таким образом вылечилась от алкоголизма. Доктор, а что бы вы посоветовали от геморроя? Замучил, проклятый.
Сабуров с глубокомысленным видом сообщил, что если пользоваться народными средствами, то при геморрое, а также при некоторых других заболеваниях, связанных с возрастом, пожалуй, кроме голодания, лучше всего использовать уринотерапию. Рецепт такой: стакан урины натощак, стакан перед обедом и стакан на ночь. Плюс к этому — уриновые компрессы на беспокоящие места.
— Откуда же я возьму столько мочи? — озаботился мистер Энтони. — У меня, любезный доктор, с этим тоже некоторые затруднения.
— Можно брать у родственников, у соседей, у кого угодно, но желательно, чтобы это были люди, к которым вы испытываете душевную симпатию.
Сорокапятилетний юбиляр, давясь от смеха, тут же предложил свои услуги, но мистер Энтони не обратил внимания на его, возможно, остроумную реплику. Он проникся доверием к хмурому русскому профессору, увлекся и начал перечислять свои застарелые болячки, из которых выделил радикулит, аденому предстательной железы, гипертонию, ишемическую болезнь, синдром Ульяшова-Зеккера, паралич левого уха и болезнь Паркинсона. Сабуров внимательно его выслушал и заверил, что все это пустяки, не заслуживающие внимания. Единственное, чего следует по-настоящему опасаться, так это геморроидальной лихорадки, пришедшей на континент, по предположению медиков, скорее всего из Индонезии.
— Что за лихорадка? — насторожился американец, возбужденный интересной беседой настолько, что по ошибке проглотил рюмку чистой водки.
— Скверная вещь, — понурился Сабуров. — Два-три дня — и летальный исход обеспечен.
— И как ее избежать?
— Избежать нельзя. Во всяком случае, не следует вступать в половой контакт с индонезийками.
К этому моменту необходимость в услугах Ильи Борисовича отпала: Сабуров незаметно перешел на английский, забыв, что он им не владеет. Энтони Джонсон торжественно изрек:
— Дорогой профессор, делаю встречное предложение. Приезжайте к нам в Техас. Все расходы, естественно, беру на себя, размеры гонорара обговорим отдельно, — и, обернувшись к Трихополову, пояснил: — Если бы ты знал, Ильюша, сколько я натерпелся от этих горе-лекарей. Светила науки, и каждый норовит содрать последнюю шкуру, пользуясь нашим невежеством. Вот доктор, который мне нужен. Вижу по глазам. Без зауми, без всяких хитрых новомодных теорий. Пей мочу — и дело с концом. Мне это по нраву. Вашу руку, профессор. Согласны на мое предложение?
За доктора ответил Микки Маус:
— Энтони, дружище, профессор недавно принял фирму, у него забот полон рот.
— Плевать на фирму, — возразил миллионер. — Все суета сует. Когда будешь в нашем возрасте, Ильюша, вспомнишь мои слова. Если бы за все свои капиталы я мог вернуть хоть частицу молодости, сделал бы это не задумываясь.
В этот миг черное небо над беседкой вдруг со свистом и стоном раскололось на множество разноцветных осколков. Снизу вырвался восторженный рев множества пьяных глоток. Зрелище было действительно необычным и впечатляющим. Казалось, могучая рука горстью бросала в черноту снопы огня, располосовывая ночь сверкающими линиями всевозможных конфигураций, создавая над головами очарованных гостей призрачную, волшебную, тающую на глазах вселенную, одну за другой, поселяя в сердца чувство тревоги, какое, вероятно, испытывают животные, приблизясь к пылающему костру.
Все трое вышли из беседки. Опьяневший от рюмки водки мистер Энтони опирался на плечо Трихополова. Сабуров сбоку недовольно пробурчал:
— Ты не выполнил обещание, Илья Борисыч.
— Какое, Ванюша?
— Насчет Берестовой… У нас было условие.
— Какая Берестова, Вань?
— Не прикидывайся, пожалуйста. — Сабуров говорил сухо, с нажимом. Ему надоела вся эта история с «Токсинором», от которой за версту несло дерьмом.
— Я не прикидываюсь, с чего ты взял? — Трихополов повернулся к нему. Американец покачнулся, пытаясь поймать в ладонь искру с неба. — Я правда не помню.
— Берестова по-прежнему на «Белой даче»? — Сабуров не скрывал раздражения. — Мы твердо договорились. Я беру фирму, хотя так и не понял, зачем тебе это нужно. Взамен ты позаботишься о девушке. Ее выпустят из психушки. По крайней мере, до суда.
— Ах вот ты о чем?! — Трихополов понизил голос, но Энтони Джонсон их не слушал. Отпустив плечо Трихополова, подпрыгивал, размахивал руками и веселился, как юнец. — Честно говоря, я думал, ты пошутил, — задумчиво произнес Микки, вглядываясь в доктора. — На кой черт тебе буйно помешанная? И откуда ты ее знаешь?
— Неважно. Сугубо личное дело. Вопрос стоит так: или ты держишь слово, или я отказываюсь участвовать в твоих дурно пахнущих интрижках. Это серьезно, Микки.
— Ты съездил на «Белую дачу»?
— Да, представь себе.
— Старина, не обижайся, я просто хочу понять. В чем твой интерес? Из того, что я слышал об этой девице, — заурядная шлюшка. Жила с убийцей, сама убийца. А теперь, как я понимаю, вряд ли годится даже для постели.
Сабуров понял, что какое-то объяснение все же придется дать.
— Считай, что интерес чисто научного свойства. Потом, я же не спрашиваю, с какой целью ты подставляешь меня этому американскому недорослю.
— У американского недоросля, — обиделся Трихополов, — половина Техаса в кулаке.
Будто услышав, что речь о нем, мистер Энтони заверещал по-птичьи, споткнулся о невидимую кочку и растянулся на траве, продолжая заливисто реготать. Микки и Сабуров помогли ему подняться.
— Ох, Ильюша, — растроганно бормотал старик. — Давненько я так не шалил. Прекрасный фейерверк, прекрасный! Россияне — великий народ. Умеют радоваться жизни, как и мы, американцы. По-детски, без затей.
Сабуров ощутил жжение в груди, предвестие сердечного спазма. Проведя целый вечер среди людей, которых воспринимал как инопланетян, он страшно устал. Но раз уж затеялся этот разговор, следовало довести его до конца. Уходя из психушки, он пообещал Берестовой: «Не волнуйся, я вернусь за тобой!» — и она ответила таким потерянным взглядом, от которого до сих пор скребло на сердце. Сабуров не сомневался, что понадобился Микки для какого-то очередного злодейства, но если удастся спасти невинную душу, его собственная жизнь и собственные грехи хоть отчасти уравновесятся на весах судьбы. Пусть он немного лукавил сам с собой, но суть именно такая.
— Так как же, Илья? Наш договор остается в силе?
— Ты опять про девицу? Хорошо, попробую вытащить ее оттуда.
— Что значит «попробую»? Тебе стоит снять трубку и позвонить. Разве нет?
— Хочешь, чтобы я сделал это при тебе? — Трихополов не улыбался, в его тоне зазвучали незнакомые нотки.
Сабуров хорошо знал своего могущественного пациента-друга: Микки не выносил малейшего нажима, от этого с ним в любую секунду мог случиться нервный срыв. Добиться от него какой-либо услуги можно только окольными путями, изощренной дипломатией или гипнозом. Ни на то, ни на другое у Сабурова не было ни времени, ни желания. Довольно того, что он до сих пор, вопреки намерениям, не избавился от опеки супостата, напротив, все глубже увязал в паучьих сетях. Директор «Токсинора»! В страшном сне не приснится.
