Анна Малышева - Зеркало смерти
– Да что вы болтаете! – раздраженно закричала она. – Сумму он забыл! А хотите назову?! Пять тысяч долларов!
Его даже покачнуло от такого известия. Дмитрий силился что-то сказать, но не мог. Наташа торжествовала:
– Что, дурно сделалось? Вы что же думали, мы в лесу живем, в тайге?! Некому за нее заступиться, никто ничего не видел? Знаете, куда вам теперь дорога?! В тюрьму! В тюрьму!
Она распалилась и наступала на него, сжав кулаки. Был момент, когда Наташа была готова его ударить – избить это ненавистное одутловатое лицо, сорвать очки с перепуганных глаз, свалить его со стула и истоптать каблуками. В этот миг она превратилась в разъяренную фурию, от которой не осталось ничего от хорошей жены, матери, преподавательницы литературы, которую ученики ценили за легкий характер…
– Да я вас в порошок сотру, уничтожу! – кричала она над самой его головой. – Мерзавец, сволочь, альфонс!
Дмитрий отодвинулся от нее вместе со стулом. Вероятно, ему тоже почудилось, что дело без рукоприкладства не обойдется. Он только и сумел, что пробормотать какую-то невнятицу.
– Что-что?
– Никогда в жизни… – лепетал этот здоровый парень, который мог одним ударом повалить на пол хрупкую женщину. Но сейчас он казался беззащитней младенца. – Никогда! Столько денег!
– А сколько же?!
– Да это абсурд, – он сделал попытку двинуться со стулом дальше, но не смог – за ним была стена. – Пять тысяч долларов! Никогда в жизни таких денег не видел!
– Я зато видела! И они пропали!
– У Анюты были такие деньги? – потрясенно шептал он. – И они пропали? Господи боже… Да ведь я их не брал!
– А кто брал?
– Не знаю…
Этот ответ привел женщину в исступление. Она, по крайней мере, рассчитывала на переговоры с этим негодяем. Но он даже отказывался признать свою вину! «А что я могу с ним сделать? – Мысли мелькали у нее в голове, будто вагоны несущегося под откос поезда. – Устроить у него дома обыск? Тащить его в милицию? Он должен был спрятать деньги, но где?»
– Ей-богу, – заговорил Дмитрий уже чуть громче. – Таких денег у нее никогда не брал. Я задолжал, это правда, но не так уж много… Тысяч восемь-девять… Рублей, конечно. Больше не брал, да я просто не смог бы отдать такой долг!
– Можно подумать, вы об этом думали, когда обирали мою сестру, – Наташа наконец разжала кулаки. У нее даже пальцы заболели – так сильно она их напрягла. – У меня есть свидетель, что вы брали у нее деньги. И я могу доказать, какая именно сумма пропала после ее смерти.
– Но я…
– Молчите!
Она заходила по кухне и, остановившись у окна, вдруг обнаружила, что в доме Елены Юрьевны горит свет.
– Ну вот и соседи проснулись, – удовлетворенно сказала она. – Сейчас наверняка явятся сюда узнать, почему такой крик среди ночи.
Дмитрий вскочил. Обернувшись, она увидела его на пороге родительской спальни – парень как будто собирался там спрятаться.
– Чего испугались? – издевалась Наташа. – Не бойтесь, это не уголовники, хорошие люди.
– Я умоляю вас, – хрипло сказал он, – не вмешивайте сюда никого. Я виноват и перед ней, и перед вами, но только косвенно…
– О, какие фразы!
– Я вам все скажу, я солгал, но сейчас скажу правду, – он задыхался и опасливо смотрел в сторону окна. – Да, вы правы, у нас было… Было. Я виноват перед ней, очень сильно. Но ваша сестра тоже виновата… Не бывает же, что в этом виновен только один, всегда двое… Всегда!
В груди у Наташи что-то оборвалось. Хотя она не сомневалась, что именно этот человек был любовником Анюты, но услышать это из его собственных уст было настоящим потрясением. Анюта – и любовник. У ее сестры, которая до последнего момента оставалась для нее чудаковатым ребенком, был любовник. Настоящий, живой, из плоти и крови – и вот он перед ней. «Это было все равно, что изнасиловать ребенка», – подумала она. И в то же время сознавала, что неправа. Анюту никто не насиловал. И Дмитрий немедленно это подтвердил.
– Я просто помочь захотел, донести сумки… Она меня поразила… Не то чтобы очень понравилась, но лицо у нее было какое-то… Несовременное, что ли? Будто героиня девятнадцатого века, когда порядочные женщины еще не красились…
И в самом деле Наташа часто думала, что ее сестра не принадлежит ко времени, в котором живет. Именно поэтому многие ошибались, считая ее блаженной. Но живи она лет на сто пятьдесят раньше, она была бы просто засидевшейся в девках мещаночкой, с литературными интересами, добрейшим на свете сердцем и наивным взглядом на мир.
– И знаете, она как-то сразу мне доверилась, – рассказывал Дмитрий. Его голос звучал мягко, почти растроганно, и Наташа волей-неволей проникалась его ностальгическим настроением. Она уже поняла, что соседи не явятся сюда – они просто встревожены и прислушиваются изо всех сил. «Кричать не буду, – думала она. – Неизвестно, что он тут наговорит, может, лучше, чтобы никто не знал. Лучше для Анюты».
– Мы пришли сюда, выпили чаю. Потом она мне книги свои показала, рассказала, чем интересуется, что читает. Про вас говорила – как вы летом с сыном приедете.
– О боже, – вздохнула Наташа. – Привела в дом неизвестно кого! Да еще всю душу перед ним вывернула!
– Почему неизвестно? – удивился он. – Я же представился. Паспорта, конечно, не показывал, но это для уличного патруля хорошо, а не для девушки…
– И как же это у вас вышло? – перебила Наташа. – Сразу, наверное, воспользовались случаем?
Он поднял руки, будто защищаясь, подошел к столу и уселся на прежнее место:
– Вы все время пытаетесь меня обвинить во всех смертных грехах, но вы неправы. Я вас хорошо понимаю. Потерять такую сестру… Мне тяжело, а что уж говорить о вас!
– Ваши сантименты мне не нужны. Когда вы с ней сошлись?
– В марте, – после короткой паузы сознался он. – Буквально под праздник… Я занес ей букетик, знаете, в виде знака внимания… Даже и не думал ни о чем, но все так сложилось…
«В марте, перед восьмым числом, – быстро соображала Наташа. – А на исповеди не была с февраля. Знакомство она бы скрывать от священника не стала, а вот связь… Не сходится. Куда-то пропал целый месяц. Он лжет, я чувствую, но не могу понять где! Насчет денег – ложь. Насчет прочего… Да кто его может проверить!»
– Вы же понимаете, как это иногда случается, – виновато говорил Дмитрий. – Будто само собой… Дни, что ли, бывают такие странные!
– Не знаю, – оборвала его Наташа и тут же смутилась. В самом деле, зачем этому типу знать о ее интимной жизни? Да, она не изменяла мужу. Но размахивать этим фактом, как флагом, да еще перед кем! Перед кем!
– Простите, я… А вот у меня такое постоянно бывает, – заторопился он. – Не подумайте, что я какой-то местный Казанова, просто…
– Вы тут живете?
– Да, я отсюда, – смешался он. – Бывают моменты, когда от тебя чего-то ждут, ну и приходится…
Наташа снова разгневалась:
– Вы что – хотите сказать, что моя сестра затащила вас в постель?! Принудила?
– Да что вы, напротив…
– Значит, вы настояли на своем?
– Не так, не так! – Дмитрий был в полном замешательстве. – День был такой странный, я же говорю.
Судя по его словам, он действительно не питал к Анюте никаких мужских чувств. Он не воспринимал ее, как объект желания, смутный или не смутный – вообще никакой. Она была для него только интересным собеседником. Не в смысле начитанности – дойдя до этого места, он слегка возгордился. Дмитрий полагал, что уровень образования у него намного выше. Но Анюта так искренне, чисто судила обо всем, так близко к сердцу принимала любую прочитанную книгу, что он просто не мог устоять перед искушением навещать ее снова и снова.
– И выбор книг у нее был прекрасный, – сказал он. – Конечно, благодаря ее подруге. Татьяну знаете?
– Да, – бросила Наташа.
– Она никогда не подсовывала Анюте барахла, та читала только хорошие книги. И судила о них так интересно, со своей точки зрения. Мне никогда не приходилось такого слышать – ну я и увлекся.
Накануне восьмого марта, когда даже самые последние пропойцы и забулдыги задумываются, а не купить ли своим дамам букетик цветов, Дмитрий решил навестить Анюту. Он считал это вполне естественным поступком и явился ближе к вечеру с букетом мимозы. Ему обрадовались – впрочем, как всегда. Напоили чаем, накормили. Анюта поставила цветы в воду.
– Ну а потом, – смущался Дмитрий, – я все искал предлог, чтобы уйти, потому что и так уже засиделся, а мне еще нужно было поздравить маму… Восьмого я не мог, был занят. Я сидел, сидел, а разговор все шел… И стало уже так поздно, что она стала волноваться, как я пойду в темноте… Тут такая слякость, вы же знаете… Можно шею себе сломать, если поскользнешься.
Наташа знала все про местную слякость. Она не носила приличной обуви вплоть до того времени, как стала учиться в Москве. По Акуловой горе разгуливала в резиновых сапогах или старых кроссовках. Только лето было милосердно к местным модницам, да и то они предпочитали покупать светлые туфли, поскольку на них не была заметна густая пыль.
