Анна и Сергей Литвиновы - Бойся своих желаний
Мишель меня зацепила. Нет, я в нее не влюбился. Но я хотел бы обладать ею – как ковбой мечтает взнуздать холеную, независимую лошадь.
* * *Идет ли мне роль преступника? Не знаю… Но почему, спрашивается, я (такой великий и могучий!) вынужден всем этим заниматься? А с другой стороны, кто, если не я? Дельце такое – постороннему не поручишь. Да и близкому не поручишь тем более. Грязненькое дельце, неприятное. Да чего уж там, грязненькое! По-настоящему грязное и неприятное. Но делать его – надо. Как говорится, кто, если не я.
* * *Я сидел за столиком на улице и заметил Мишель издалека. Она явно чувствовала себя в новой Москве, словно рыба в воде. Плыла, возвышаясь над прохожими. Возвышалась она не физически, а мен-тально. Одета была в спортивный костюм. Видать, где-то неподалеку занималась фитнесом. Могу себе представить, сколько здесь стоит клубная карта. Однако спортзальный наряд девушку явно не смущал. Потому как майка наверняка была от какого-нибудь Хреначчи, брючки от Куккараччи, туфли от Моветона. Моя бывшая, Катя, конечно, легко назвала бы фирмы, в которые девушка была разодета. А я не силен.
Мишель подошла ко мне. Дежурно улыбнулась, поздоровалась. Уселась напротив. Черт, я понял, что даже рад ее видеть.
К ней тут же подскочил официант. Она бросила мне:
– Что вам?
– Ничего.
Тогда она заказала себе свежевыжатый морковный.
– Сливочек добавить? – спросил официант.
– Ну, разумеется.
Когда половой отбежал, я спросил:
– Вы пять часов рассказывали мне историю своей семьи, но никакого задания не последовало. Почему? Я не психотерапевт, не адвокат, не консультант. Я частный сыщик. Поэтому вопрос – что вам от меня надо?
Она ответила ни в склад, ни в лад:
– Слушай, Синичкин, давай перейдем на «ты». Ты не такой уж старый.
Я терпеть не могу, когда меня зовут по фамилии. Но усмехнулся и сказал:
– Давай, Монина.
Прав был Пушкин: когда с девушкой меняешь «вы» на «ты» – это сближает. Словно первое рукопожатие. И первый поцелуй.
– Мне от тебя нужно-о-о… – протянула клиентка. – А ты не догадываешься?
Я усмехнулся.
– У меня много достоинств. Но телепатия в их число не входит.
– Жаль.
– Ну, извини.
– Я хочу доказать, что я – внучка битла.
– Доказать – как? Провести ДНК-экспертизу?
– Ага, а ты достанешь мне образец слюны сэра Пола Маккартни. И волосок с груди мистера Ричарда Старки.
Я посмотрел на нее, подняв бровь. Она засмеялась.
– Ладно, Синичкин, не парься. На самом деле мне будет достаточно косвенных улик.
Тут Мишель принесли морковный сок.
– Еще что-нибудь желаете? – склонился над ней официант.
– Чтоб ты поскорее исчез.
– Пардон.
Половой отскочил от столика как ошпаренный.
– Только один вопрос, Мишель: а зачем тебе это надо?
– Это – что?
– Зачем доказывать, что ты – внучка битла?
– Ты что такое пиар знаешь?
– Слыхал чегой-то.
– Я – певица. Певица Мишель. Слышал?
– Пока нет. А ты – спой.
– Это тебе будет дорого стоить. Ну, ничего, скоро из всех утюгов страны меня услышишь. Мне дают деньги на раскрутку. И на съемку клипов, и на ротацию. Но одно дело, когда будут говорить: поет новая звезда и бла-бла-бла Мишель (кстати, имя для подмостков хорошее, мне даже псевдоним брать не надо). И совсем другое: Мишель, внучка битла!.. Да об этом все трещать будут, и не только в России! Международный, блин, скандал.
– На мировой уровень нацелилась? Хит-парад «Биллборда» и все такое?
– Почему нет?
– Тебе, наверное, телохранитель понадобится.
– Желаешь предложить свои услуги? – прищурилась она.
Я считаю: если уж чего-то хочется – надо артикулировать свои притязания. Одних только пламенных взглядов девушка может и не понять. В лоб, конечно, не стоит ей сразу заявлять: хочу, мол, с тобой возлечь. Что-нибудь поизысканнее. Поэты, к примеру, предлагают даме сердца стать, типа, росой на ее устах. У меня другие методы.
– Да, я мечтаю хранить твое тело.
Она помотала головой:
– Бизнес – отдельно, чувства – отдельно.
– Ради тебя я готов отказаться от твоего заказа. – Своим нахальным взглядом она распалила меня.
– Вот как? А может, ты, наоборот, поработаешь на мое тело бесплатно?
Последнее предложение меня отрезвило.
– Хочешь сэкономить? Расплатиться со мной любовью?
Она аж отпрянула. Покачала головой.
– А ты хам, Синичкин.
– Прости.
– Бог простит. – Наползшее было на наш столик облако неприкрытого кобеляжа вдруг рассеялось, как дым. – Ладно, к делу. Я тебя, Синичкин, хочу нанять, чтобы расследовать чисто конкретное преступление.
– То есть?
– Мою квартиру в Гусятниковом переулке обокрали.
– Когда?
– Две недели назад. Я как раз ездила к друзьям на дачу.
– Что взяли?
– Ценности. Золото-бриллианты. Пару шуб. Но самое главное – бумагу с записью той самой песни, которую сделала моя покойная бабушка, Наталья Петровна Васнецова.
– Ту, неизвестную битловскую?
– Ну да! Ту, что он написал тогда утром в военном городке. А там не просто слова и музыка. Еще – его автограф и посвящение.
– Во как! Супостаты взломали дверь?
– У них был ключ.
– Значит, кражу совершил кто-то из своих?
– Не факт. Понимаешь, Синичкин, – я опять передернулся оттого, что девушка называет меня по фамилии, – мы ведь с мамой и отчимом в той квартире с девяносто второго года не жили. Были за границей, а теперь, в две тыщи восьмом, вернулась только я. А до того в ней съемщики проживали. И замки я после них не поменяла.
– Неразумно, – заметил я.
– Слушай, железные двери, а я только что из Европы вернулась. А здесь ДЭЗы какие-то, слесари пьяные… Разбираться с ними… Ну, я рукой махнула, а потом завертелась и забыла.
– А что у вас за жильцы-то были?
– Приличные люди, иностранцы. Бизнюк один французский с семьей. Он был единственным нашим квартирантом, да в восьмом году, под кризис, его на родину отозвали.
– Значит, вряд ли он мог два года спустя вернуться в Москву и твою квартиру ограбить, – дедуктивно заметил я.
– Да, но кто-то мог с его ключей слепок сделать.
– Оставим как одну из версий, – кивнул я.
– Ты, Синичкин, выражаешься прям как комиссар полиции.
– Тебе это важно? Или тебя результат волнует?
Такие юные особы, как она, редко выдерживают прямой наезд и твердый взгляд. Вот и Монина отыграла назад.
– Конечно-конечно, Пашенька, меня интересует результат.
– Тогда комментарии свои оставь.
– Знаешь, я не сомневаюсь, что грабителями были русские. Не французы какие-нибудь. Не этническая мафия. Наши.
– Отчего?
– Да у меня несколько икон есть – ну, обычных, не писаных, художественной ценности не представляют. Так вот, воры аккуратно сложили их в пакет и засунули в тумбочку.
– Богобоязненный русский народ, – протянул я.
– Да уж! А еще я, знаешь, что думаю: воры выносили из квартиры шубы, ноут… Я не говорю про мелочовку… Почему никто их даже не заметил?
– А кто тебе сказал, что не заметил?
– Следователь. Он говорил, что участковый по квартирам ходил, опрашивал, искал свидетелей. И ничего.
– А следствие вообще хоть что-то нарыло?
– Они мне, конечно, не докладываются. Но, кажется, как всегда, буксует.
– А почему ты следаку денег не предложила, а предпочла ко мне обратиться?
– Потому и предпочла, что совсем пусто у них, понимаешь? Да и мутный он какой-то, этот следователь.
– Но, ты знаешь, по свидетельским показаниям квартирные кражи редко раскрываются (когда подготовленная, конечно, кража, а не наркоман сдуру полез). Что там свидетели расскажут? Мужик в красной майке, бейсболка надвинута на глаза. Вот и все. К тому же нынче лето. Мало кто сидит в городе. Да у вас, наверное, в Гусятниковом переулке и зимой-то мало кто живет. Ведь квартира в центре – не крыша над головой, а инвестиция капитала.
– Да уж! Мне неоднократно звонили, сумасшедшие деньги за нее предлагали.
– Мне тоже.
Я хотел установить с Мишель неформальные отношения. Чтобы нас связывало что-то личное. Общие интересы – прямой путь в койку.
– А где ты живешь? – заинтересовалась она.
– Жил, – поправил я. – Я-то, в отличие от тебя, на уговоры поддался. А проживал на Пушкинской, ныне Дмитровке, напротив генпрокуратуры.
Мишель посмотрела на меня с интересом.
– Жалеешь?
– Не без этого… Но вернемся к теме дня. А ты следователю про битловский автограф сказала?
– Нет.
– Почему?
– Догадайся с трех раз.
– А все-таки?
– Ну, слишком многое пришлось бы рассказывать, – скучающим тоном начала она. – Слишком похоже на сказку. И слишком мало шансов, что менты бумагу найдут.
– Ты сама кого-нибудь подозреваешь?
– Понимаешь… – Она размышляла, колебалась, потом все-таки решилась. – Не знаю, стоит ли говорить… В ментовке я не сказала… Короче, был у меня друг, довольно близкий…
