Наталья Борохова - Личная жизнь адвоката
– Хорошо. Тогда какое оружие вы взяли с собой для расправы? – продолжал спрашивать Кротов. – Что это вы там говорили про костыль?
– Это я литературно выразился, – поправился Жорик. – Никакого оружия я с собою не ношу…
– Ну, вот видите! – торжествующе воскликнул Василий. – Нет тут никакого умысла на убийство! Ведь вы не будете утверждать, что Бирюков собирался задавить Винницкого голыми руками?
– … не ношу ничего, кроме ножика, – проговорил арестант.
– Ева знала о наличии у вас ножа?
– Конечно, ведь я им резал закусь под портвейн.
Кротов опустил плечи.
– Но все равно у Винницкого не обнаружено колотых и резаных ран, – упрямо произнес он. – Потерпевшего лишили жизни без использования ножа.
– А вы видели уже заключение эксперта? – ехидно спросил сыщик.
– Нет, но вы сами сказали, что…
– Поживем – увидим, – философски заметил следователь.
Дальше все пошло примерно в том же духе. Жорик рассказывал о том, как они попали в дом Винницких, о недружелюбном приеме потерпевшим, о его требовании немедленно уйти. Он признал кражу двух колец с каминной полки, говорил о потасовке в гостиной, в результате чего порядок в гостиной оказался нарушен. Про сам факт причинения смерти он говорил смазанно.
– Да, я нанес ему удар в челюсть, потому что он назвал меня быдлом. Дальше я ничего не помню.
– Но от удара в челюсть не умирают, – возразил Кротов. – Вы его били еще?
– Возможно. Но я не помню.
– Почему вы не помните?
– Потому что у меня был аффект!
– Что?! – изумился Василий. – Кто вам об этом сказал?
Аффект, то есть состояние сильного душевного волнения, во время которого человек не осознает характер своих действий и не руководит своими поступками, всегда было излюбленной линией защиты для многих лиц, обвиняемых в причинении смерти или телесных повреждений. Свалить вину на потерпевшего, а самому умыть руки – не это ли заманчивая цель? Проблема состояла лишь в том, что суд признавал наличие аффекта в единицах из сотен заявленных случаев.
– Сам не дурак, – гордо отвечал Жорик на вопрос, кто ему подсказал такой путь защиты.
– Но где же была Ева, когда ты наносил удары Винницкому?
– Рядом была.
– Но ты же не помнишь, что происходило? Если ты не знаешь, что делал сам, как же ты можешь говорить о том, что делала Ева? – возразил Кротов. Эта игра в «помню», «не помню» показалась ему подозрительной.
Он обратил внимание на адвоката, который занимался своим делом, не собираясь вмешиваться в процесс.
– Коллега, – сказал он, собираясь привлечь защитника в союзники, но тот и ухом не повел. – Коллега, вы меня слышите? – он осторожно коснулся спины корпящего над своей писаниной адвоката. – Тут происходит какое-то недоразумение.
– А? Что? – встрепенулся тот, отрывая взгляд от бумаг. – Что нужно подписывать?
Следователь покачал головой.
– У вас нет к участникам очной ставки вопросов?
– Какие вопросы? – поморщился тот.
На самом деле, откуда они могли у него появиться, если в течение двух часов он блуждал по дебрям трудового законодательства? Все, что происходило в кабинете следователя, было ему неведомо и абсолютно неинтересно.
Ева, молчавшая до сих пор, вдруг вскинула глаза. В них блестели слезы.
– Жора, скажи правду, – попросила она. – Тебя били?
Это был единственный аргумент, на ее взгляд, который мог объяснить нелепое поведение приятеля. Она смотрела на него жалостливо, как глядят на тяжелобольного. Должно быть, она уже представила себе заскорузлые раны на его теле, следы ментовских прожарок.
Жорик дернул головой, не подтверждая, но и не опровергая ее догадки.
– Просто, детка, у меня есть определенные обстоятельства… – туманно заявил он. – Жизнь чертовски трудна.
– Какие обстоятельства могут заставить человека оговорить другого? – холодно поинтересовался Кротов.
– Мой клиент заключил досудебное соглашение о сотрудничестве, если вас это интересует, – сообщил защитник Жорика, собирая бумаги в портфель. – Теперь он связан определенными обязательствами, которые ему нужно выполнить. У нас все под контролем, молодой человек! Во всяком случае, мой клиент получил недурной шанс.
– Что это за «досудебное соглашение»? О чем оно? С кем он собирается сотрудничать? – беспомощно спрашивала Ева, переводя взгляд с одного лица на другое.
– Это что-то вроде сделки с обвинением, – мрачно заявил Кротов. – Этот субъект предоставляет следователю нужную информацию о преступлении и взамен ее получает определенные поблажки. Ему дадут меньший срок, чем тот, на который он мог рассчитывать при подобных обстоятельствах.
– Вы хотите сказать, что ему дадут меньший срок, если он оговорит меня? – в голове Евы не укладывалась происходящая нелепица. – Это что, теперь закон такой – стучать за вознаграждение?
– Не нужно извращать закон! – предупредил рассерженный адвокат Жорика. – Кто может упрекнуть Бирюкова в том, что он хочет получить минимальный срок? У Бирюкова еще три эпизода разбоя, чтобы вы знали.
– Ничего личного, детка! – виновато улыбнулся Жорик. – Просто так мне меньше дадут. Сама понимаешь, три разбоя – не шутка. Не сидеть же мне четверть века, как какому-нибудь злодею. Ты должна понять. Это у меня единственный выход.
– Очень мило, – произнес Василий, покрываясь от негодования краской. – А ты о ней подумал?
Он указал пальцем на Еву, но Жорик, конечно, и сам все понял.
– Конечно, подумал! У Евки нет судимостей, и она женщина. К бабам закон завсегда мягче. Амнистии там всякие. Опять же если она вдруг ребенка родит…
– Что ты несешь? Какого ребенка? – в глазах Евы заблестели слезы.
– Ну, я подумал… Может, тебя потерпевший им наградил или еще кто-нибудь. У женщин есть масса способов освободиться до срока, – нес он очевидный вздор. Становилось ясно, что решение оговорить Еву он принял осознанно и добровольно, без пыток и шантажа.
Разумеется, Жорик ожидал проклятий, оскорблений со стороны своей подельницы, но никак не того, что вдруг произошло. Худенький очкастый адвокат Евы проворно, как воробей, подскочил к нему и ударил его по щеке.
– Как ты мог! Ведь она верила тебе! У-у, гадина…
Все онемели. Даже слезы на глазах Евы моментально высохли. Адвокат Жорика схватил себя за галстук. По закону обстановку должен был разрядить следователь. И он это сделал.
– Попрошу без рук! – его голос от волнения перешел на фальцет. – Отойдите к окну! Живо!
Складывалось впечатление, что Вася, по крайней мере, вооружен. Но сам возмутитель порядка был напуган не меньше. Конечно, он хорохорился, показывая, что ему все нипочем, но глаза за стеклами очков приняли форму блюдец, а руки задрожали. Он подчинился приказу следователя, отошел к окну, а теперь пытался носовым платком протереть запотевшие линзы. На щеке Жорика горело алое пятно…
* * *– Не могу поверить, – произнесла Дубровская, выслушав рассказ следователя. Ее так поразила импульсивность Кротова, что даже известие о вероломном поступке Жорика произвело на нее куда меньшее впечатление. – Что это вдруг на него нашло?
– Если в его крови обнаружат алкоголь – разгадка будет лежать у нас на ладони. Но если нет – то я, право, затрудняюсь что-либо предположить.
Сыщик был взволнован и даже не поскупился заварить для гостьи чай. Сегодня Дубровская показалась ему весьма привлекательной. Быть может, она относилась к той категории женщин, красота которых, не бьющая в глаза с первого раза, раскрывается постепенно? К тому же ей удивительно шел небесно-голубого цвета летний костюм с белым шелковым шарфиком на шее. Во всяком случае, от нее он не ждал сейчас сюрпризов, подобных тому, что разыграл перед ним сегодня адвокат Кротов.
– Я прошу вас не писать представление на Кротова в адвокатскую палату, – смиренно попросила Лиза. – Я думаю, он уже сам раскаивается в том, что натворил.
Она грациозно закинула ногу на ногу, мельком заметив, что нарядная пара туфель, приобретенная по совету свекрови специально для выходов в свет, смотрится великолепно и в кабинете следователя. Конечно, вырядилась она сегодня не для забавы, а исключительно с деловой целью. Старалась она ради Васи, который своим глупым поступком поставил под угрозу защиту по делу. Помня золотое правило о том, что на сладкую бумажку прилипает больше мух, она сосредоточила на следователе взгляд, полный очарования и кротости.
– В том-то и дело, что он ни в чем не раскаивается! – стоял на своем сыщик. – Он нам так и сказал: «Жалею только, что удар получился слабый». Но это уже ни в какие ворота не лезет. Кроме того, вы забываете о Бирюкове. Допустим, я не дам этому делу ход. Но этот фрукт обязательно куда-нибудь напишет!
– Конечно, ударить человека по лицу – это уже чересчур, – согласилась Дубровская.
– Еще бы! К тому же все это произошло во время следственного действия.
