Георгий Персиков - Дело о Золотом сердце
– Ну и славно, – Всеволоду, казалось, все было нипочем, – тогда нечего рассиживаться, вход в долину должен быть где-то рядом. – Он ткнул пальцем чуть пониже локтевого сгиба, где старухин серп выцарапал крохотное сердечко.
Маленькая экспедиция продолжала движение. Гнилые болота племени кайманов постепенно сменились затопленным лесом. Продвигались вперед крайне медленно: глубокие илистые ямы норовили стянуть обувь, корни и стволы поваленных деревьев преграждали едва различимую тропу.
Иногда приходилось идти по пояс в воде, иногда переправляться через глубокие протоки, переползая по осклизлым почерневшим бревнам. Вода в корнях затопленных деревьев кишела разнообразной рыбой, привлекающей стаи разноцветных птиц, которые наполняли воздух оглушительным гомоном. Рюкзаки с поклажей, люлька с безжизненной Ириной, рана Серхио – все это задерживало путников, и небольшой путь превращался в бесконечное испытание.
Наконец деревья расступились, и экспедиция вышла на широкую прогалину среди бесконечной топи. Огромное болото высохло на солнце, и верхний слой ила образовал сухую серую корку, которая легко выдерживала вес человека, даже Всеволод ступал по нему без опаски. Серую пустошь покрывал затейливый лабиринт лужиц, соединенных между собой ручейками. Все они, очевидно, были мелкими и не представляли большой помехи. Однако Пабло, подойдя к первой из луж, остановился резко, как строптивая лошадь. С видом крайней озабоченности, он преградил дорогу путникам и стал торопливо объяснять что-то отцу Лоренцо на им одним понятном языке жестов. Священник нахмурился и в задумчивости потер мясистый нос.
– Пабло говорит, что в этих речушках обитает чудовище. Он назвал его «арима». Если мне не изменяет память, это на языке индейцев-томанаков означает что-то вроде «лишающий движения». Хм… Даже не знаю, что и сказать. Пабло провел детство и юность в этих местах, нам не стоит игнорировать его слова.
– Зато я знаю. – Большакова была полна решимости, и никакие чудовища не могли заставить ее отступить. – Ваш новоиспеченный христианин наслушался в детстве сказок у костра, которые рассказывают полоумные шаманы, объевшиеся магических грибов. Это же лужи! Ваше чудище, даже если мы допустим, что оно там есть, должно быть размером не больше пескаря!
Затеялась очередная бурная дискуссия между Большаковой и отцом Лоренцо, в ходе которой было принято решение идти вдоль берега, покуда это позволяет ширина ручьев.
Всеволод сверился с картой и указал на противоположную сторону прогалины:
– Там, полверсты, не боле. – Он выглядел посвежевшим, будто бы близость тайного племени придавала ему сил. – Уже немного осталось, – и Всеволод улыбнулся неожиданно светло и радостно.
* * *Первое время идти было легко и даже приятно. После непролазных дебрей затопленного леса этот этап пути казался беззаботной прогулкой. Но постепенно лужи становились обширней, и перепрыгивать ручьи становилось все сложнее. В поисках удобного прохода компания растянулась по запутанной дельте широкой цепочкой, аукая и перекликаясь, чтобы не потеряться окончательно, и наконец путь им преградило небольшое озерцо, не больше чем по колено в самом глубоком месте. На другой стороне путешественники почти одновременно заметили вход в пещеру, ведущую в долину карихона. Пропустить его было трудно – в небольшом холме сверкал на солнце небольшой лаз. Стенки прохода, резко уходящего вниз, были сплошь покрыты сверкающей слюдой, искрящимися кристаллами кварца, золотистыми подтеками берилла и пирита. Вход был окружен обработанными валунами и столбами из толстых стеблей бамбука, перемотанных лианами. Все молча, не сводя глаз, смотрели на сияющую нору, ведущую к цели путешествия. Чтобы достичь ее, нужно было пройти через озерцо.
Большакова скептически посмотрела на Пабло и отца Лоренцо.
– Ну что, теперь мы будем сидеть на берегу и бояться вашего демона из лужи? Нет уж, если ни у кого из вас не хватает духу, то у меня хватит, и сказками для папуасов меня не запугать.
Неожиданно подал голос Карабанья:
– Сеньора, мы все восторгаемся вашей храбростью, и я лично выражаю вам всяческое уважение, признаюсь, вы первая женщина, способная дать фору любому мужчине, которую я встречаю. – Испанец снял шляпу и порывисто поклонился. – Но прошу вас, не горячитесь. Я не новичок в этих местах и тоже не раз слыхал про арима, и то, что я слышал, заставляет меня всерьез опасаться этой, как вы выразились, лужи.
Большакова выслушала эту речь с олимпийским спокойствием и только фыркнула:
– Полоумный индеец, запуганный поп, а теперь еще и льстивый разбойник! Вам не надуть меня, я, как представитель научного мира, смеюсь над вашей пещерной серостью! – С этими словами она решительно развернулась и вошла в мутную воду.
Но всех привлекло другое, не менее волнующее событие. Ирина, до сих пор безжизненно висевшая в люльке за спиной отца Лоренцо, выпрямилась и, высвободив тонкую, почти бесплотную руку, указывала куда-то через голову Большаковой. На глаза Георгия навернулись слезы, он смотрел и не мог поверить: его возлюбленная очнулась, пусть ненадолго, и в ее светло-карих глазах искрилась жизнь и сознание. Но куда она указывала? Родин отошел на несколько шагов, запрокинул голову и чуть не плюхнулся на спину от изумления. Заглядевшись на сверкающий золотом вход в пещеру, никто из путешественников не обратил внимания на то, что казалось с первого взгляда просто рощей исполинских деревьев, оплетенных лианами и плющом.
Теперь Георгий ясно различил в них рукотворные черты. Это было строение, и какое! Огромный чудо-терем из сплетенных лианами стволов стремился ввысь над козырьком прохода. Этот поросший джунглями древний храм напоминал одновременно и готические соборы с их воздушными формами, и индийскую пагоду, и крученые маковки Василия Блаженного. На фронтоне красовалось сплетенное из толстенных лиан сердце, еле различимое среди прочей зелени. Родин смотрел, потеряв дар речи.
Тем временем торжествующая победу разума над суеверием Большакова стремительными шагами пересекла озерцо и, подойдя вплотную ко входу, схватилась за одну из бамбуковых опор. В следующие секунды события развивались со стремительностью игрушечного чертика, выпрыгнувшего из табакерки.
Вице-председатель Российского географического общества Лариса Анатольевна Большакова неожиданно для всех внезапно изогнулась дугой и, взвизгнув не своим голосом, чуть не подлетела над водой, будто получив пинка от невидимого великана. После чего рухнула на мелководье и, судорожно дернувшись пару раз, застыла. Столб, за который она неловко схватилась в момент удара, нехорошо накренился и вся величественная постройка угрожающе заскрипела. Лианы, связывавшие конструкцию, стали с веселым звоном лопаться одна за другой.
Всеволод первым пришел в себя и, чертыхаясь, кинулся на помощь своей покровительнице. В несколько неправдоподобно длинных прыжков он достиг противоположного берега и уже спешил обратно с обмякшей Большаковой на руках, когда за его спиной начал рушиться храм. Лианы лопались, слеги трещали, и величественная прекрасная башня оседала внутрь, как карточный домик.
Через минуту, когда пыль осела, все с отчаяньем увидели, что секретный ход в долину карихона превратился в груду камней, земли и обломков бамбука. С расчисткой этого завала не справилась бы и рота солдат инженерной команды.
Глава 14
Компания понуро сидела на берегу, молча разглядывая обломки рухнувшей надежды. В очередной раз невидимая рука смешала их карты. Большакова лежала на берегу со свернутым одеялом под головой и медленно приходила в себя. Серхио отпаивал ее ромом из личного запаса. Через некоторое время она прокашлялась и обратилась к окружающим совершенно спокойным и лишенным всякого сожаления голосом:
– Меня ударил электрический угорь. Это совершенно точно, я могу утверждать. Обычный угорь, никакое не волшебное чудовище и не демон, хочу отметить. Я вошла в воду, понадеявшись на свои высокие сапоги, но эта рыбешка их прокусила.
Отец Лоренцо улыбнулся.
– Я слышал историю, подобную случившейся с вами. Она произошла с конкистадорами, искавшими легендарное Эльдорадо. – Здесь он встал во фрунт и громким, поставленным голосом начал рассказ: – Одному такому отряду удалось проникнуть в верховье Амазонки. Несколько месяцев люди добирались по реке, прежде чем достигли ее истоков. Дальше плыть было невозможно, и отряд двинулся по суше. Дорогу преграждали непроходимые заросли, страшные топкие болота. Опасность подстерегала на каждом шагу: огромные крокодилы, ядовитые змеи и несметные тучи комаров и москитов, заражающих людей малярией, тропической лихорадкой и другими опасными болезнями. Наконец отряд вышел на окраину огромного болота. Индейцы-носильщики категорически отказались заходить в воду, а в глазах их застыл ужас. Европейцы никак не могли понять, в чем дело, ведь болото было неглубокое. Там абсолютно негде было спрятаться крокодилам или анаконде, а воды было так мало, что даже пираньи не могли там обитать. Один смельчак все-таки пошел вперед, чтобы показать испуганным носильщикам пример, и поплатился за это. Не успел он сделать и нескольких шагов, как с диким криком рухнул в воду, словно был сбит с ног могучим ударом. Только к вечеру он стал понемногу приходить в себя, но полностью оправиться смог только через несколько дней. Желание идти дальше отпало, и отряд решил вернуться. Это был первый случай, когда европейцы узнали об электрическом угре. Позднее, расспросив индейцев, они выяснили, что эта довольно крупная рыба живет в реках и мелких протоках по всему среднему и нижнему течению Амазонки. Встречаются угри в ручьях и болотах, а когда болота пересыхают, они закапываются в ил и дожидаются следующего сезона дождей.