Камилла Лэкберг - Проповедник

— И думать про это не смей, только попробуй выкинуть такую штуку, этот твой Тобби…

Патрик решил, что пора прекращать перепалку между отцом и дочерью, и легонько помахал рукой, чтобы привлечь внимание. Слава богу, они поутихли.

— Значит, ты не имеешь ни малейшего понятия, почему она не появилась?

— Не-а, ни сном ни духом.

— А ты не знаешь, с кем она еще общалась здесь, в кемпинге, ну если не дружила, то хотя бы разговаривала?

Как бы случайно Мелани украдкой дотронулась под столом своей голой ногой до Патрика и с удовольствием увидела, как он вздрогнул. Парни все такие примитивные, и не имеет никакого значения, сколько им лет, у них у всех на уме одно и то же. И умеючи ими можно вертеть как угодно. Она опять дотронулась до его ноги и с восторгом заметила, как на его верхней губе выступил пот, хотя, надо признать, в доме на колесах было чертовски душно. Мелани немного подумала, прежде чем ответить:

— Да есть тут один такой занюханный малый, их семьи сюда каждый год ездят, поэтому они с детства знакомы. Сморчок полный, но я уже сказала, что она и сама-то не красавица, так что клевая из них получилась парочка.

— Ты знаешь, как его зовут или, может быть, где его можно найти?

— Фургон его родителей стоит через два ряда, у него тент в коричневую и белую полоску, и снаружи на крючках эти пеларгонии вонючие навешаны.

Патрик поблагодарил за помощь и с порозовевшими щеками протиснулся наружу мимо Мелани. Мелани изобразила, стоя в дверях, тщательно отработанную позу и весьма театрально помахала рукой, прощаясь с полицейским. Папаша, конечно, опять будет бухтеть, но, как обычно, она пропустит это все мимо ушей. Он никогда не говорил ничего стоящего.

Вспотевший — и не только от давящей жары — Патрик быстрыми шагами пошел искать фургон. Он почувствовал огромное облегчение, когда выбрался из маленького тесного домика на колесах на простор. Патрик сам себе показался каким-то педофилом, когда эта девчонка демонстрировала ему свой хилый бюст, а потом, когда она начала свои штучки ногой под столом, просто не знал, куда деваться — настолько неловко он себя чувствовал. К тому же надето на ней, прямо скажем, было совсем немного. Если сложить все вместе, так примерно носовой платок получится. Патрик моментально представил себе, что у него есть дочь семнадцати лет, которая одевается таким макаром и бегает за парнями постарше. Он пришел в ужас от подобной перспективы и искренне понадеялся, что у них с Эрикой будет сын. По крайней мере, он по своему опыту знал, что такое быть мальчиком-подростком и что творится у них в голове. А когда он глядел на Мелани, она казалась ему пришельцем из космоса, раскрашенная, как пасхальное яйцо, и обвешанная кучей побрякушек. Естественно, Патрик не мог не обратить внимание на кольцо у нее в пупке. Наверное, он становится слишком старым. Потому что не считает это сексуальным, скорее думает о возможных инфекциях, рубцах — в общем, ничего хорошего. Но, как говорится, кто не был глуп, тот не был молод. Патрик до сих пор с точностью до деталей помнил, какую выволочку устроила ему мама, когда он заявился домой с серьгой в ухе. А ему тогда все-таки уже стукнуло девятнадцать. Идея насчет серьги осенила его внезапно, и, насколько Патрик помнил, это, пожалуй, осталось самым экстравагантным, что он позволил себе в плане внешности.

Сначала Патрик немного побродил среди домов на колесах, которые стояли так тесно, что казались склеенными друг с другом. Он всегда недоумевал, как люди добровольно могут проводить отпуск, сбившись в кучу, как сельди в банке, но признавал, что у каждого свои предпочтения и свой стиль жизни и кому-то может нравиться год за годом приезжать в один и тот же кемпинг, становиться на то же самое место и видеть вокруг давно знакомые лица. Глядя на некоторые трейлеры с растянутыми в разные стороны тентами и навесами, можно было подумать, что они никогда отсюда не уезжают, а так и стоят здесь круглый год.

Патрик понял, что заблудился, и ему пришлось спрашивать дорогу. Но в итоге он нашел домик, который довольно ясно описала ему Мелани. Первое, что он увидел рядом с домом, — длинный, худющий, на редкость прыщавый малый, выставленный наружу, наверное, для украшения. Он сидел, подняв лицо к солнцу. Когда Патрик подошел поближе, ему стало жаль парня, потому что тот буквально весь был усыпан красными и белыми прыщами в разной степени спелости и созревания. Удовольствия ему это зрелище не доставило ни малейшего, скорее наоборот: Патрик мог только посочувствовать бедняге — в свое время ему тоже пришлось помучиться с акне.

Солнце слепило Патрика, и он приложил руку к глазам, чтобы защититься от света. Солнечные очки он, разумеется, оставил на столе в участке.

— Привет, я из полиции. Я разговаривал с Мелани, там, у них в вагончике, и она сказала, что ты знаешь Ени Мёллер. Это так?

Парень молча кивнул. Патрик сел прямо на траву рядом с ним и заметил, что в отличие от красотки Мелани, которой все по барабану, этот парень чем-то здорово обеспокоен.

— Меня зовут Патрик, а тебя как?

— Пер.

Патрик приподнял бровь и выразительно посмотрел на Пера, давая понять, что ждет продолжения.

— Пер Туршун.

Он довольно нервно вырывал из земли травинки, крутил в пальцах, ронял и рвал следующую. Не глядя на Патрика, Пер сказал:

— Я виноват. Это я виноват, что с ней что-то случилось.

Патрик вздрогнул от неожиданности:

— Что ты имеешь в виду?

— Она из-за меня пропустила автобус. Мы встречались здесь каждый год с самого детства и все лето проводили вместе. Но потом она познакомилась с этой макакой Мелани, ну и начала тусоваться вместе с ней. Я только и слышал: «Мелани то, Мелани сё», «Мелани говорит», «Мелани считает», а по-моему, эта Мелани просто дура набитая. Раньше с Ени можно было поговорить о важных вещах, по-настоящему важных, а теперь только про тряпки и косметику, ну и прочее дерьмо. И она стала меня стесняться и не говорила ей, что мы встречаемся, потому что Мелани сказала, что я жердь облезлая или что-то такое.

Он продолжал драть траву и, пожалуй, даже увеличил темп, и перед ним образовалось что-то вроде маленькой копны. В воздухе висел сильный, аппетитный запах еды, жарящейся на гриле, и когда Патрик вдохнул его, у него зычно заурчало в животе.

— Девчонки в таком возрасте все одинаковые. Это пройдет, я тебе обещаю. Они переживают этот период и потом снова становятся похожими на людей. — Патрик улыбнулся, но потом опять посерьезнел: — Но все-таки что ты имел в виду, когда сказал, что это твоя вина? Ты знаешь, где она? Потому что, если это так и ты знаешь, учти, что ее родители с ума сходят, они очень беспокоятся…

Пер замотал головой:

— Нет, я понятия не имею, где она. Я знаю только, что с ней, должно быть, случилось что-то очень плохое. Она бы никогда не сбежала вот так. И потом — ее, наверное, подвезли…

— Подвезли? А куда? Когда это было?

— Я поэтому и говорю, что я виноват. — Пер очень тихо, но очень отчетливо произносил слова, словно растолковывал ребенку. — Ну, мы немного с ней поцапались, как раз перед тем, как ей идти встречаться с Мелани на автобусной остановке. Я ей прямо так и сказал, что мне с ней очень хорошо, что мне с ней очень нравится и мне наплевать, что там думает и что говорит эта мартышка Мелани. Так прямо все и выложил, что думал. Похоже, ей меня стало жаль, она ничего не возразила, просто стояла молча и слушала, а потом сказала, что уже опоздала на автобус и теперь ей придется ловить попутку во Фьельбаку. Сказала и ушла.

Пер оторвал взгляд от своей травяной кучки и посмотрел на Патрика, нижняя губа его дрожала. Он изо всех сил старался удержать себя в руках и не расплакаться здесь, посреди кемпинга.

— Поэтому я и говорю, что это моя вина. Если бы я не начал с ней ссориться из-за полной, в общем-то, ерунды, то вся эта чертовщина не случилась бы. Она бы успела на автобус, и все было бы нормально. А так она нарвалась на какого-то психопата, который ее подвозил, и я в этом виноват.

Последнюю фразу Пер почти прокричал, но его голос неожиданно сорвался на фальцет. Патрик покачал головой и сказал сочувственно:

— Нет, ты не виноват, и мы пока еще не знаем, действительно ли что-то случилось. Пока мы только пытаемся узнать, где она. Кто знает, может быть, она выйдет из следующего автобуса и вернется домой как ни в чем не бывало.

Патрик слышал сам, как фальшиво и неубедительно звучат его слова. Ему казалось, что беспокойство, которое он видит в глазах парня, не менее ясно читается и в его собственных. Всего в сотне метров от них в своем вагончике томились родители Ени Мёллер и ждали дочь. Патрик чувствовал где-то внутри леденящую уверенность: Пер прав, и случилось самое худшее — кто-то наложил свою лапу на Ени, кто-то явно с недобрыми намерениями.

Якоб и Марита уехали на работу, отправив детей к дневной маме.[12] Линда ждала Йохана. В первый раз у них было свидание здесь, в доме в Вестергордене, а не на сеновале. Линда находила это захватывающим. Мысль о том, что они будут заниматься любовью в доме ее брата, приятно будоражила ее. Но когда она посмотрела на лицо Йохана, на то, как тот оглядывается вокруг, оказавшись внутри дома, Линда поняла, что у него совсем другие чувства.