Последняя роль примадонны - Марина Серова
Я призадумалась. Если даже дочь не знает, зачем ее маман моталась в деревню, значит, это должна разузнать я.
Но вообще у меня от этой истории уже ум за разум заходит. Если предположить, что центр всего узелка – именно Ляля, то… что ж она за человек такой! Сначала – попытаться отбить мужа у родной дочери. Потом – похитить суррогатную мамашу и держать ее уже… да почитай, почти две недели. Дальше… А что, если и Дениса – она? Ну не сама, конечно, а заказала. Не так уж и сложно, если ты актриса, и полгорода у тебя в поклонниках. Зачем? Может, шантажировал чем-то, кто знает? И ради чего все это? Ради смазливого мужика? И богатого, ага. Н-да уж…
– Ой, Тань, а Антон вам по-прежнему нужен? Он вчера вернулся, рановато приехал, говорит, со сделкой все в порядке, очень быстро все вопросы утрясли.
– Нет, Марин, я все, что хотела, сама выяснила, – выдержав паузу – вспоминала, что Антона как раз и хотела по поводу Ляли расспросить, – ответила я.
Ладно, надеюсь, уже совсем скоро картина прояснится. А теперь мне пора, очень-очень пора. Еще не хватало упустить Лялю с Петром Ивановичем.
– Спасибо вам, Марина. Мне нужно бежать, очень много дел.
– Прошу вас, как только что-то узнаете, позвоните мне в любое время дня и ночи, – она вздохнула и с новыми силами принялась мять многострадальную салфетку.
– Обязательно, – пообещала я.
Пока я шла к машине, мысли вертелись в голове с бешеной скоростью. Пригодился бы мой шпионский арсенал. Не очень-то я люблю технические штучки, но иногда приходится ими пользоваться. Камерами, «жучками» для прослушки. Только вот… вся эта дребедень у меня в родной квартире, а там ведется ремонт. И в любом случае я туда не успеваю. Ладно, постараюсь обойтись имеющимся.
Я припарковалась неподалеку от выезда с больничной стоянки и принялась ждать. У меня около часа, может быть, чуть больше.
Достала телефон, и вовремя: позвонила Ленка. Ну ладно, немножко могу с ней поболтать.
– Ой, Танюха, тут у меня такое! – с ходу завопила в трубку подруга.
Иногда мне кажется, что вся Ленкина речь состоит из восклицательных знаков.
– И тебе привет, что там у тебя стряслось?
– Это просто ужас! Мне же в этом учебном году дали классное руководство! Теперь я счастливый обладатель седьмого класса из тридцати четырех душ! Ни дня покоя! Я скоро стану совсем седая! Что они вытворяют! Это невыносимо! Родители по вечерам без конца названивают, написывают, некоторые даже приходят ко мне домой! Им постоянно что-то от меня надо! Дайте расписание, а почему двойка по биологии, а где наша форма для физкультуры, а из чего делать поделку, а что на завтра задавали! Бесконечный поток вопросов! Мне уже дурно! А сегодня! Сегодня! Просто нонсенс! У меня есть только французские матерные выражения, чтобы описать это!
– Ну уж постарайся как-нибудь на русском, – хохотнула я.
– Представь себе, у нас есть Алевтина Егоровна, учитель музыки. Добрейшей души человек, педагог от бога! Но к детям строга. Вот они ее за эту строгость и невзлюбили. Сегодня устроили ей, как они выразились, хайп. Не знаю, что это слово значит на их басурманском, да и фиг с ним. В общем, когда прозвенел звонок, Алевтина Егоровна вошла в класс. Ну, как вошла, скорее, попыталась войти. Весь дверной проем был затянут скотчем! Она была без очков и не разглядела преграду. Поэтому он весь намотался на бедную учительницу! Но это еще полбеды, когда девочки помогли ей освободиться от скотча, и Алевтина Егоровна села за учительский стол, оказалось, что на стуле ее поджидает кнопка! Страницы ее нотной тетради они склеили клеем! Они испортили пианино! Петров принес из дома кусачки! И они перерезали ими несколько струн у пианино! А в карманы ее пальто положили дохлую мышь и опарышей! Какая мерзость! Где они их только раздобыли? И как все это успели за десятиминутную перемену? Как? Зачем? За что? Да, она строгая! Но она не орет и не бьет их, как порой грешат мои коллеги! Она просто требовательна! Бедная Алевтина Егоровна! Она вылетела из кабинета в слезах! Из-за них она хочет уволиться!
– Ого, – присвистнула я. – Что думаешь делать?
– Я не знаю! Я просто в отчаянии! Может, у тебя есть какие-нибудь идеи?
– Есть идейка. Могу позвонить старому знакомому, и, если у него будет возможность, он придет в рабочей форме и проведет беседу с твоими спиногрызами.
– А что за друг? Где работает? Женат? – слова вылетали из Ленкиного рта, как из пулемета.
– Киря, женат, двое детей, работает в полиции. Думаю, он поможет. Даже если сам не сможет приехать, отправит кого-то из ребят.
– Плохо… – погрустнела Ленка.
– Что плохо? Плохая идея?
– Плохо, что женат, – вздохнула Ленка. – А идея отличная! Давай договаривайся, потом перезвонишь!
И отключилась. Иногда меня вводят в ступор ее учительские замашки и приказной тон.
– Привет, Киря, занят? – спросила я, набрав номер друга.
– Постоянно занят, привет, – устало вздохнул тот. – Что-то случилось?
– Да нет, в принципе. Есть предложение. Надо запугать и устрашить тридцать четыре человека разом.
– Это как? – опешил друг. – Где ты нашла такую толпу народа? Ты опять во что-то встряла? Что на этот раз? Наркодилеры? Братки в малиновых пиджаках? Преступная группировка в полном составе?
– Не, – усмехнулась я. – Дети.
– В смысле, дети? Это как это? Зачем их пугать? – удивился Киря.
– Достался моей подруге Ленке больно шебутной класс, – пояснила я. – Детишки уже все грани дозволенного перешли. Надо приструнить их, пока они весь педколлектив не извели, и тот в ужасе не разбежался, кто куда.
– Ох, я уж думал… Думал, что-то серьезное. Ладно, так от меня-то что требуется? Я детей люблю и пугать их не хочу совершенно.
– Сам не хочешь – найди мне кого-то из своих ребят. Да чтоб видок грозный и устрашающий. Надо у них желание шалить отбить. Есть такие на примете? Ты же знаешь, я в долгу не останусь.
– Хм… Слушай… А и правда, есть у меня
