День писателя - Анна Велес
— Диван привычнее, — усмехнулся Савелий. — Я на нем как-то спал.
— Да, хороший! — мило улыбнулся дядя писательницы. — Я обычно тоже на нем и сплю… Подожди. Так… Ты ее парень или нет? Или ты ее охраняешь?
— Я не берусь за настолько бессмысленные дела, — выдал саркастично следователь. — Я просто расследую все это. И кстати, — он обернулся к Алине. — Да, угадала. Пока мы ругались у останков пальмы, он спокойно вышел через соседний подъезд. Ваша управляющая компания специально не закрывает люки на крышу. Считает их запасными выходами на случай пожара, наводнения или атомной войны. Он отсиделся в квартире наверху, спокойно наблюдая за нами из окна. Потом ушел.
— Камеры! — вспомнил Гриня. — В подъездах есть.
— И висят так, что их не обойдешь, — напомнила Алина.
— Все тоже существо в черной дутой куртке, — устало сообщил следователь. — Могу показать.
Он нашел и включил видео, скаченное на его смартфон.
— Господи… — снова позвал Всевышнего Гриня, как и всегда, когда пребывал в расстроенных чувствах. — Да тут же…И не поймешь, кто это. Мальчик или девочка?
— Гуманоид, — угрюмо бросила Алина. — Спасибо, что хоть от моей квартиры ключи вернул. Да, на них, наверное, тоже надо проверить отпечатки…
— Думаю, их стерли, но надо, — согласился Савелий, тоскливо глядя в проем, ведущий в прихожую.
— Ладно, — почти сочувственно сказала писательница. — Я тогда, наверное, опять что-то приготовлю пока.
— Нет! — категорично заявил Гриня. — Кухня моя.
— Она вкусно готовит, — почему-то посчитал нужным заступиться за Алину Савелий.
— Знаю, — согласился ее дядя. — Просто я тоже люблю это делать. Мне нервы успокоить надо.
— А! — усмехнулся следователь. — Это ваш семейный способ выходить из психологически кризисных ситуаций.
— Вроде того, — подумав, кивнула девушка.
— Кстати, — Савелий вспомнил, что когда они шли из кафе, он собирался задать ей этот вопрос, но Алина перешла на пересказ своего очередного сюжета. — Почему ты не занимаешься этим профессионально? Кафе это частично твое. Могла бы там и работать. Так же проще. И тоже, как ты говоришь, почти творчество.
Григорий перевел на свою племянницу удивленно-вопросительный взгляд. Видимо, его самого эта мысль ранее не посещала, но сейчас он нашел ее правильной.
— Можно было бы, — рассудила Алина. — Но… Работаешь на дядю ты по часам. А на себя круглосуточно. Потому точно нет. Да и вообще, я все еще мечтаю, что смогу когда-нибудь сидеть дома и просто писать. И не помирать при этом с голоду. Потому проще создавать дополнительный пассивный заработок. Кафе такой вариант. Пусть и приносит он не так много. Но я и трачу мало. Могу копить. Но от еще парочки таких бы вариантов я бы не отказалась. Пока их нет, хожу в оптику.
Ее дядя слушал все это очень внимательно, забыв, что собирался готовить, но сейчас спохватился.
— Да! — он все же вскочил с кресла. — Я-то могу себе позволить просто отдыхать на кухне. Минут через сорок чего-нибудь сооружу.
— Помочь? — в тоне писательницы энтузиазма было ноль.
— Ты писать собиралась, — напомнил ей Савелий.
— Надо сначала предыдущую главу подправить, — сообщила девушка. — Появилась одна мысль…
— Вот иди и работай, — распорядился следователь. — Поваренком буду я. Ты же не против?
Гриня только пожал плечами. Алина направилась в спальню, хотя, как рассудил Савелий, пытаясь снимать в прихожей отпечатки с возвращенной связки ключей, в ближайшее время, можно будет считать, что та комната принадлежит писательнице, а бывшая гостиная ее дяде.
Когда следователь появился в кухне, Григорий уже развил бурную деятельность. Достал бекон, овощи, соусы и хлеб, приготовил посуду.
— Похоже, ничего особо сытного не намечается, — глубокомысленно изрек Савелий.
— Но ты и помогать на самом деле не собирался, — парировал Гриня.
Следователь отметил про себя, что дядя Алины вообще мужик однозначно не глупый, только любит казаться простым и немного инфантильным. Интересно.
— Хотел поработать, — ответил он новому повелителю кухни. — Непосредственно по специальности. Поговорить с тобой.
— Мое алиби? — предположил Гриня, сам при этом начиная выкладывать бекон на разогретую сковороду. — Уверен, ты уже проверял и знаешь, где я был до сегодняшнего дня. И вообще, я никогда, принципиально, не занимаюсь ничем, связанным с криминалом. Даже если дело выглядит, ну, очень привлекательным.
— Я переговорил с тем таксистом, — спокойно сообщил Савелий. — Твое, как ты сказал, алиби, подтвердилось. Даже на сегодня. Хотя оно меня не интересовало. Зато у меня есть предположение, что ты можешь помочь мне в деле с трупом.
— Что? — Гриня развернулся так резко, что задел ручку сковороды и она чуть не съехала с плиты. — Труп?!!! Но…
Савелий чудом умудрился подскочить ближе и все же спасти их несостоявшийся будущий ранний ужин, установив сковороду на место.
— Я о том эпизоде, — пояснил он. — Восемнадцатого марта в вашем подъезде, на вашем этаже, да прямо на пороге у твоей племянницы было обнаружено тело…
— Господи… — прошептал явно потрясенный Гриня и вдруг, повернувшись к выходу из кухни, заорал так, что Савелий вздрогнул от неожиданности. — Алина!!!
Его племянница появилась на пороге спустя пару секунд. Судя по ее встревоженному лицу, она бежала через комнату на зов, и даже успела прихватить по дороге непонятно как оказавшуюся в этом доме гантель, на случай возможной опасности.
Только увидев следователя, девушка вообще вспомнила, что Гриня тут не один и с ним представитель закона. Беспокойство тут же сменилось явным раздражением.
— Ты чего так орешь? — осведомилась она у дяди, прислонившись к косяку и уложив гантель на рабочий кухонный стол.
— Умереть от неожиданности я не мог, но оглох на одно ухо точно, — пробурчал между тем Савелий.
Алина сочувственно кивнула, и снова уставилась на родственника. А Гриня как-то слишком сосредоточенно вытирал руки об кухонное полотенце. И, похоже, внутренне кипел.
— Труп Алина, — холодно и сурово изрек он.
— Где?… — писательница с опаской оглядела кухню. — Серьезно?
Сарказма не было. Только удивление и настороженность.
— На твоем пороге! — обвиняюще отозвался ее дядя.
— А… — девушка окончательно успокоилась, прошла и уселась на табурет, при этом снова бросила взгляд на гостя, уже теперь сердитый. — Вот же трепло-то!