Сокровища Рождественского монастыря - Ольга Баскова
– Осторожнее! Мы попадем в аварию!
Мужчина с ненавистью посмотрел в зеркало: ребенок на заднем сиденье сжался и побелел.
– Когда я скажу, выкинешь его из салона, – приказал он Тамаре.
Она замотала головой:
– Я этого не сделаю.
Он погладил рукоятку пистолета:
– Еще как сделаешь!
Женщина сжала кулаки:
– Господи, зачем я с тобой связалась?
Она заплакала, но это его не разжалобило, наоборот, разозлило:
– Приготовься, если не хочешь встретиться со своим Денисом на небесах!
Тамара придвинулась к мальчику, который доверчиво смотрел на нее голубыми глазами. Нет, она не сможет, она…
– Выталкивай его! – от крика Артема ее будто отбросило на дверь, и, увидев дуло пистолета, женщина зажмурилась, открыла дверь и толкнула Витю в ночную темноту.
Глава 31. Российская Империя, Москва, 1900 г
Савелий Воротынский оказался сухоньким сморщенным стариком лет семидесяти или чуть больше, с жидкой козлиной бородой, морщинистой лысиной и лицом, как печеное яблоко.
Войдя в дом, он чинно поздоровался с Турусовым и позволил Домне Павловне разразиться прибаутками, характерными для всех свах. Сначала женщина рассыпалась в комплиментах жениху, а потом принялась расхваливать невесту.
Соня, притаившаяся за дверью, готовилась к выходу и слышала причитания свахи.
– Красавица пятнадцатилетняя, как яблочко наливное. Щечки румяные, губки алые, брови соболиные… Идет как лебедушка, речь как ручеек.
Девушка зажмурилась и зажала уши. Она чувствовала себя, как невольница на восточном рынке, и ей было и горько, и противно.
Соня не услышала, как Домна Павловна позвала ее, и очнулась, когда женщина дернула ее за руку.
– Ступай, жених ждет.
Девушка опустила глаза и вошла в комнату. Воротынский, увидев невесту, расплылся в сальной улыбке и причмокнул. Его маленькие выцветшие глазки жадно заблестели, и девушке стало не по себе.
Сваха пела без перерыва, расхваливая товар. Воротынский сделал ей знак замолчать, встал и направился к Соне.
Турусов с благодарностью взглянул на Домну Павловну, как бы говоря: клюнула рыбка. Девушка затаила дыхание: даже дружеское прикосновение этого старика вызывало тошноту. И вдруг сильный спазм сотряс ее тело, она зажала рот и бросилась из комнаты.
Воротынский удивленно посмотрел на Турусова.
– Наверное, всякие женские дела, – пояснила сваха в притворном смущении и кинулась следом за Соней.
Она застала девушку во дворе. Согнувшись пополам, Соня давилась рвотой.
Домна Павловна развернула ее к себе:
– Что с тобой, красавица?
Девушка приложила руку к груди:
– Ничего. Этот рыбный запах… Эти стерляди… Мне плохо от одного вида…
Сваха выпучила глаза:
– Плохо от запаха? А ну пойдем к папеньке, негодница!
Она схватила девушку за локоть и потащила в дом. Соня хотела вырваться, спастись бегством, но силы покинули ее, и купеческая дочь покорно поплелась за пожилой женщиной.
Домна Павловна, красная от стыда, втолкнула ее в гостиную и с порога объявила удивленному жениху:
– Простите меня, Савелий Игнатьевич. В моей практике сроду такого не было – порченую невесту подсовывать.
Воротынский растерянно заморгал:
– То есть как – порченую?
– А так, – Домна Павловна указала на едва заметно округлившийся живот Сони. – Брюхата она.
Турусов побагровел:
– Что ты плетешь? Быть такого не может!
– А это вы, Дмитрий Борисович, у дочки своей спросите, – запричитала сваха. – Господи, позор-то какой! На всю Москву позор!
– Это правда? – Воротынский затрясся, закачался всем тощим телом. – Это правда?
Соня не отвечала. Домна Павловна,
