Лобстер для Емели - Дарья Донцова
– Эксперт считает, что скелет принадлежит мужчине возраста до тридцати лет. Зубы у него в идеальном состоянии, в костях нет ничего такого, что бы свидетельствовало о тяжелой болезни. Отсутствуют следы ударов на черепе, шейные позвонки в полном порядке. Со дня его смерти, вероятно, прошло несколько десятилетий. Звали покойного, предположительно, Роберт.
– По костям теперь можно узнать имя? – изумилась я.
– Нет, – усмехнулся Степан. – На щиколотке у скелета обнаружился браслет – стальные кольца с небольшой планкой, а на них гравировка: «Роберт».
– Странно, что убийца его не снял, – удивилась я.
Василий почесал в затылке.
– Возможно, он не сумел стащить украшение. А вероятно, не догадался, что на ноге есть, так сказать, визитка. Дом стоит на отшибе, в эту местность редко кто заезжает, преступник мог подумать, что никто сюда не приедет, по ямам лазить не станет. Киллер определенно не профессионал. И следов огнестрельного ранения на останках нет.
– Или парня не убивали, – прошептала Олеся, – он, как я, просто угодил в ловушку. Пошел по лужайке, не думая ни о чем дурном, и упал в яму.
– Мы не можем утверждать, что смерть насильственная, – подхватил Бурлаков. – Возможно, Олеся права, парень просто угодил в западню. Она глубокая. А стены гладкие, словно их под окрашивание приготовили. Одному без шансов вылезти. Но! Я склоняюсь к мысли, что имело место отравление. Вероятно, его сбросили в яму уже мертвым. По какой причине подозреваю отравление? Чуйка подсказывает.
– Роберт, – повторила я. – Так звали младшего брата Матвея Николаевича.
– Хотя имя не самое распространенное в России, нет уверенности, что это останки именно родственника Кузнецова, – заметил Степан.
Калинина подняла руку.
– Можно сказать?
– Да, пожалуйста, – разрешил Степан.
– Простите меня, – очень тихо начала девушка. – Бросала эсэмэски Вилке в полном отчаянии. Знала, что она не придет. Будь я на ее месте, никогда бы не полетела спасать себя! А Тараканова примчалась.
– Давайте перестанем вспоминать это происшествие, – попросила я. – Я не мать Тереза. Отправь вы сообщение Василию или Степану, приехали бы они.
– Жутко обозлилась, когда меня за дверь выставили, – призналась Олеся. – До этого на работе только похвалу слышала.
– Мы не успели узнать вас как профессионала. Вы не подошли по своим личностным качествам, – объяснил Степан.
– Очень захотелось отомстить, – прошептала девушка, – самой разобраться во всем, потом отправить Вилке результат и написать нечто едкое, типа: «Еще стараешься понять, что случилось? Я не потратила много времени на поиск информации». На старое место работы меня вернуть не захотели, сказали: «Пока не нужна». Свободного времени навалом, а кое-какие вводные по делу были.
Олеся повернулась к Бурлакову:
– Вы отличный профессионал. Но есть места, куда никогда не войдете.
– Я в даркнете как у себя дома, даже там, где все замуровано, – процедил Василий.
– Даркнет, – усмехнулась Олеся. – В нем теперь даже пенсионеры плавают. Не спорю, там есть хорошо запертые двери, но они не так уж сложно открываемы. Я говорю об архивах, куда зайти невозможно. Существуют такие, где единицы хранения не оцифрованы и никогда не попадут в Сеть, потому что всегда есть шанс взломать любую защиту, и документы увидит тот, кому не следует.
Девушка на секунду замолчала, потом продолжила:
– Как я сумела ночью войти не онлайн, а своими ногами в тщательно охраняемую зону организации, где раньше занимала хороший пост? Друзей там нет. Но есть несколько людей, которым помогла, когда они влипли в неприятности, прикрыла их. Один из них очень нравился мне, глупой, я решила, что мужчина оценит меня по достоинству, у нас начнется роман. Нет! Он женился на другой. Вот я и напомнила парню, что долг платежом красен. Во время своего ночного дежурства он организовал мне доступ в хранилище, и ни одна камера меня не заметила. Как можно такое устроить, объяснять не надо, вы все равно не поймете. И главное не то, каким образом я очутилась у папок, за просмотр содержимого которых можно на тот свет уехать, а то, что я там очутилась. Примерно представляла, что нужно нарыть, определила цель своих поисков.
Калинина встала и начала ходить по кабинету.
– До моего увольнения обсуждалась личность Матвея Николаевича Кузнецова. Решила начать с него. В закрытом архиве по этому имени выудила интересные документы. Много лет назад кандидат наук с такими паспортными данными работал в разных хранилищах, где содержатся уникальные документы, и часть из них пропала. Камеры наблюдения там были, но они передавали информацию только внутри помещения, где сами и находились. Несмотря на громкие заявления о том, что мы бережно храним свою историю, на содержание архивов всегда выделялись мизерные средства. А зарплата сотрудников даже сейчас такая, что слезы из глаз льются. Но, несмотря на копеечный оклад, сложно обнаружить в коллективе человека, который за энную сумму вынесет бумаги. Архивисты, как правило, преданы своему делу. Предложи им миллион баксов за кражу чего-то – нарвешься на жестокий отказ и, вполне вероятно, окажешься в полиции. Но ведь в хранилищах и залах работает еще обслуживающий персонал, не только исследователи. Хотя и в среде научных работников попадаются алчные люди, не следует всех идеализировать.
Калинина снова села за стол.
– Теперь вернемся к Матвею Николаевичу Кузнецову. Напомню, в разных архивах пропали ценные документы. Но самый большой урон случился в одном крупном собрании. Из него в течение почти года выносили уникальные бумаги, за которые иностранные коллекционеры – американские, канадские, германские собиратели раритетных документов – заплатят баснословные суммы. Вор работал аккуратно, со знанием дела, и, вероятно, мог долго продолжать свое черное дело, но совершенно случайно обнаружилось, что из запасников испарились ценности.
Олеся оперлась локтями о столешницу.
– Каким образом можно спереть документ, чтобы никто его не хватился? В Москве в архивах содержатся миллионы единиц хранения. Поймите специфику архивного дела: документы из фондов могут не быть востребованы исследователями десятилетиями. Из-за этого о краже узнают, когда выясняется, что в некой папке отсутствует листок. А порой о воровстве становятся известно уже тогда, когда бумага продается на международном аукционе. Существует процедура снятия лота с торгов, возвращения его домой, но если документ без шума уходит в чужие руки, то о его исчезновении не узнают десятилетиями. Человек сдал после работы толстую папку, ушел, и тридцать лет потом никто ее не заказывал. К работе подключилась милиция. Делом занимался следователь Константин Петрович Соломатин. Ему дали четкое указание свыше не поднимать шума, работать очень осторожно. Константину не следовало упоминать об «ушедших» бумагах. Появление следователя в архиве объяснили тем, что из кабинета директора исчезла крупная
