По субботам не стреляю - Вера Михайловна Белоусова
– Что с вами, деточка? – обеспокоенно спросил Еврей. – Вы что, знаете этого цыгана? У вас такой потерянный вид...
– Нет, цыгана я не знаю, – медленно проговорила я. – То есть не знаю, знаю или не знаю, но надеюсь, что не знаю. Тьфу, язык заплелся. Зато я знаю цыганку.
Маркиш молча смотрел на меня, ожидая объяснений, Я вкратце описала ему свою эпопею с записной книжкой, вплоть до странного гадания во дворе.
– Это нам с вами урок, деточка, – подытожил он. – Не нужно раскидывать бумажки, за бумажками нужно следить! Что до вашей цыганки, то я ведь вовсе не утверждаю, что мой цыган был действительно цыган. И одет он был самым нормальным образом...
– И я не утверждаю, – сказала я, чуть не плача. – И моя была вроде и не цыганка, а так – черт-те что.
– Действительно, странно, – задумчиво проговорил он. – Непонятное совпадение. Но дело в том, деточка, что, если мы его обнародуем, достанется и евреям, и цыганам. Славные, между прочим, возникают исторические параллели... Да, есть о чем подумать.
Тут я поймала себя на странной мысли: фактически я чуть ли не с самого начала кое-что утаиваю от следствия, и кое-что довольно существенное. Я ни слова не сказала Соболевскому про e-mail, в котором говорилось о таинственных угрозах; я скорее обрадовалась, что Лиля не собирается «сдаваться», а значит, следователь не узнает, что к Никите должен был прийти человек из Израиля, этот самый человек не собирается никому ни о чем докладывать, и я его вполне одобряю... А ведь когда я читала или смотрела детективы, то, как всякий нормальный человек, осуждала тех, кто скрывал от следствия важную информацию.
– Жизнь вносит свои коррективы, – эту мудрость я нечаянно изрекла вслух.
Как ни странно, он, по-видимому, понял, что я имею в виду, потому что ничуть не удивился и задумчиво подтвердил:
– Вот именно! Приходится считаться... Мы немного помолчали, думая более или менее об одном и том же, потом он трубно высморкался, словно ставя в этих размышлениях точку, и сказал:
– Ну что, деточка...
– Меня зовут Ира, – сообщила я.
– Очень приятно. Ну что, Ирочка, я вам все рассказал или еще есть вопросы?
– Нет, больше, кажется, нет, – ответила я, с сожалением подумав, что биографию свою он мне все равно не расскажет. – Хотя нет, пожалуй, есть, самый последний. Откуда вы знаете, что я не вру? Почему вы мне верите?
– Не вам, Ирочка, – снова усмехнулся он, хитро поглядывая на меня из-под нависших бровей, – не вам, а себе. Своему, так сказать, нюху, чутью. Кроме того, насчет поливки цветов – это чистая правда, доказательства налицо, сомневаться не приходится. Не говоря уже о том, – тут он весело хмыкнул, – что, если бы вы захотели, так сказать, сохранить инкогнито, вам пришлось бы запасаться не маской, а шлемом.
Тут он был прав: таких рыжих, как я, – поискать!
– А теперь, Ирочка, – продолжал он, – если не возражаете, я отвезу вас домой. Друзья одолжили мне свою машину. Ни к чему юной девушке ходить одной по улицам в это время суток.
– Несмотря на отсутствие палестинцев? – ехидно поинтересовалась я.
– Увы, деточка, пороки и соблазны – абсолютно интернациональная штука, – серьезно ответил он.
На улице стояла приятная ночная прохлада, чему я немало подивилась. Вообще в последнее время, обнаруживая какую-нибудь приятность, я неизменно удивлялась, потому что мне казалось, что отныне мой удел – улики, подозрения, удушающая жара и прочая пакость.
Мой новый знакомый вел машину поистине артистично и всю дорогу мурлыкал себе под нос «Маленькую ночную серенаду». Минут через десять, не больше, мы были на месте. Прощаясь со мной у подъезда моего дома, господин Еврей сказал галантно:
– Иногда самые неприятные обстоятельства влекут за собой весьма приятные последствия. Я рад, Ирочка, что мы познакомились. Если вы не против, обменяемся координатами. Надеюсь, я не в последний раз в Москве, да и вы, бог даст, когда-нибудь заедете в наши края.
С этими словами он достал из кармана визитку и вручил ее мне. Я полезла в сумочку, чтобы достать свою. Лампа над подъездом, как водится, не горела, ничего невозможно было разглядеть. Несколько секунд я шарила в сумке вслепую, а потом извинилась и попросила Маркиша зайти со мной в подъезд. Внутри было довольно светло. Я поставила сумку на батарею и начала методично перебирать ее содержимое. Визитных карточек не было. А между тем я совершенно точно знала, что они должны быть. Нельзя сказать, чтобы я раздавала их направо и налево, штук шесть как лежали у меня в сумке, так и лежат. То есть... не лежат. Черт знает что такое! Почему-то я ужасно расстроилась, хотя уж что-что, а потеря визиток не могла иметь к убийству решительно никакого отношения.
– Что-нибудь не так, Ирочка? – с беспокойством осведомился Маркиш.
– Да нет, ерунда. Визитки куда-то подевались. Давайте, я все напишу на бумажке, – предложила я.
Он протянул мне записную книжку и ручку, я вписала туда свой телефон и адрес, и мы простились самым сердечным образом.
Выйдя из лифта, я не стала открывать дверь, а остановилась на площадке и закурила. Я понимала, что дома сразу начну отвечать на вопросы, обо всем рассказывать, отвлекусь и уже не смогу сосредоточиться на интересовавшей меня проблеме визиток. А мне просто необходимо было понять, куда они могли деваться, хотя я вряд ли смогла бы ответить на вопрос: почему это меня так волнует? Надо было точно вспомнить, где они лежали и не могла ли я их куда-нибудь переложить. Надо вспомнить, как это было... Мне принесла их секретарша Вика. Итак... Вот она мне их приносит, вот я кладу их... Куда я их кладу? И тут меня осенило. Надо же быть такой идиоткой! Разумеется, они были вложены в ту самую записную книжку, а потому никоим образом не могли обнаружиться сегодня у меня в сумке. Казалось бы, теперь можно было успокоиться: записная книжка так или иначе уже сыграла свою нехорошую роль в этой истории, наличие в ней визиток ничего не меняло. Ан, нет, я не только не успокоилась, но завелась еще больше. У меня было странное чувство, как будто я
